Ł Обзоры военных ботинок, энциклопедия военной техники, холодное оружие Второй мировой войны

ДЕЛАРЮ Ж. "ИСТОРИЯ ГЕСТАПО", 1998

6 июня 1944 года. На исходе ночи, когда заря чуть высветлила восточный край небосклона, самая большей в истории военно-морская армада двигалась к берегам Франции. Через час первые подразделения 21-й группы союзных армий под командованием генерала Монтгомери вступят на пляжи Кальвадоса и начнется битва за Францию, которую одновременно и ждали, и боялись и на которую возлагали столько надежд.

В этом прямом столкновении между наступающими и "осажденными" гестапо могло играть лишь второстепенную роль. Первенство возвращалось к армии, которая упорно сопротивлялась на заблаговременно укрепленных ею позициях, поскольку Гитлером был отдан приказ: ни шагу назад. Но эсэсовцы принимали непосредственное участие в боях, а дивизия "Рейх", действовавшая на юго-западе Франции, выполняла задачу по "прочесыванию" региона с привычной для нее свирепостью. Продвигаясь по территории Франции от Монтобана до Сен-Ло, чтобы принять участие в боях, она усеяла свой путь сотнями и сотнями трупов. В начале июня к числу своих жертв, погибших в странах Восточной Европы, гестапо добавило 99 французов, повешенных в Тюле, и всех жителей деревни Орадур-сюр-Глан, расстрелянных или сожженных заживо. Нескончаемый список жертв нацизма продолжал пополняться новыми именами.

Но господство бесчеловечного режима близилось к концу. Дивизия "Рейх" потеряла 60% личного состава в битве при Сен-Ло, а последовавший затем прорыв в районе Авранш и бросок союзных сил в Бретань вынудили германские войска к отступлению.

Тем временем в Париже службы Оберга и Кнохена были охвачены беспокойством. Стало уже невозможным игнорировать тот факт, что союзные армии в ближайшее время достигнут столицы. Надо было принимать меры, с тем чтобы обеспечить себе свободу действий при отступлении из города. Было ясно, что население, группы сопротивления, действовавшие уже почти в открытую, постараются помешать отходу последних отступающих подразделений. Оберг приказал провести превентивные аресты всех, кто был способен возглавить такого рода действия.

Уже в апреле-мае были предприняты первые шаги в этом направлении: арестованы 13 префектов, как считалось, враждебно относившихся к Германии, и одновременно несколько других лиц.

10 августа были арестованы и высланы 43 человека, в числе которых префекты, финансовые инспектора (в частности, г-н Вильфрид Баумгартнер), высшие чиновники из министерства финансов, ряд генералов, полковников, майоров, банкиров, адвокатов, преподавателей учебных заведений. Таким образом, Оберг с небольшим запозданием проводил антиподрывную операцию - операцию А-Б в менее широких масштабах.

Эти меры прошли незамеченными для парижан. Они жили под гипнотическим воздействием новостей с фронтов, находившихся уже в каких-нибудь двухстах километрах от столицы. 14 июля в различных кварталах Парижа состоялись праздничные шествия под трехцветными знаменами, и повсюду люди готовились к последним боям.

Парижане ничего не могли знать о тех драматических событиях, которые потрясли 20 июля немецкую администрацию Парижа, в особенности гестапо.

Уже на протяжении длительного времени антинацистски настроенные видные деятели в Германии пытались объединиться. Этим попыткам противодействовали СД и гестапо. Оппозиционные группы сложились уже и в военных кругах. Действуя самостоятельно, военные могли бы иметь шансы на успех, но они предпочли, как показали события, без лишних колебаний принять предлагавшиеся режимом льготы и преимущества: возможность быстрого продвижения по службе (Так, 19 июля 1940 года сразу 12 генералов были произведены в маршалы), высокие оклады, не говоря уж о периодических подачках Гитлера членам генералитета.

Поэтому не следует искать среди военных тех, кто первыми мужественно выступил против режима. Во время войны оппозиционные по отношению к режиму движения вначале возникли в университетских кругах: это были люди, совесть которых восставала против попрания нацистами элементарных норм человеческой этики и морали.

Проникновение нацистских спецслужб в университеты не могло искоренить в них многолетнюю традицию независимости, стремление к свободе, к соблюдению прав личности, свойственные студентам всех стран мира.

В Мюнхене под университетской крышей возникла организация "Белая роза". Деятельность группы, проходившая в университетских кругах на протяжении долгих лет, держалась в секрете. Эта группа печатала и распространяла тексты мужественных проповедей мюнстерского епископа фон Галена, а начиная с лета 1942 года размножала и распространяла выдержки из законов Ликурга и Солона.

В начале 1943 года члены организации "Белая роза" стали выступать более открыто. Эти юноши даже осмеливались делать на городских стенах надписи "Долой Гитлера!", что в наши дни может показаться довольно безобидным занятием, но в то время требовало определенного мужества. После Сталинградской битвы 18 февраля ими были напечатаны листовки с призывом к восстанию и пачками разбросаны в университетских аудиториях. В листовках также содержался призыв к чести и разуму офицерства вермахта. Кальтенбруннер, который лично руководил расследованием этого дела, вызвал в Мюнхен Канариса и одного из начальников отдела контрразведки абвера Лахузена. Они ознакомились с текстами листовок. Это было 22 февраля, как раз в тот день, когда приводили в исполнение смертный приговор авторам листовок, и, очевидно, этот исполненный тревоги призыв молодых людей, верящих в воинскую честь, нашел какой-то отклик в сердцах офицеров армии. Может быть, именно он побудил наконец к действию заговорщиков из абвера.

К тому же молодые члены "Белой розы" не ограничились распространением своих листовок. 19 февраля они возглавили в Мюнхене студенческую манифестацию - неслыханное дело в мире нацизма. Один из блоклейтеров узнал двоих студентов - брата и сестру, бросавших листовки через окно университета, и тут же побежал с доносом в гестапо.

Развития событий долго ждать не пришлось. В тот же день гестапо арестовало трех студентов: Кристофа Пробста двадцати четырех лет, Ганса Шолля двадцати пяти лет, обучавшихся на медицинском факультете, и Софию Шолль двадцати двух лет, студентку философского факультета. 22 февраля после трех дней допросов и пыток все трое были приговорены к смертной казни и вечером того же дня казнены. Расследование продолжалось. 13 июля настал черед профессора философии Курта Хубера и студента-медика Александра Шморелля. Наконец, 12 октября был взят студент-медик Вилли Граф. Осужденные на смерть "народным судом", они были обезглавлены. Имена этих мучеников свободы до сих пор еще мало известны... А они заслуживают того, чтобы им было воздано должное, тем более что досталось оно дорогой ценой.

Разгром под Сталинградом сыграл роль катализатора оппозиционных настроений среди военных. Наиболее прозорливые из них в этот день поняли, что война проиграна, что необратимый процесс, начавшийся в эти дни на морозных просторах России, мог завершиться лишь полным крахом рейха. Вместе с нацией чудовищное поражение, соответствующее по масштабам конфликта, потерпела и армия. И если военные стали серьезно подумывать о возможности прямого вмешательства в события, то это было не столько результатом возмущения в их среде преступлениями нацизма, сколько попыткой спасти то, что еще можно было спасти. Преступления нацизма совершались у них на глазах на протяжении многих лет, не вызывая стремления попытаться покончить с этим. Страх перед грозящим поражением, стремление сохранить свои привилегии - вот что выводило военных из привычного равновесия.

С первых шагов нацистского режима Гиммлер внимательно следил за настроениями в армии. Службы безопасности почувствовали, что военные плели сети заговоров в тиши штабов, в обстановке секретности, пользуясь иногда помощью со стороны дипломатов. РСХА бросила на этот участок своих лучших агентов. Но заговорщики действовали в стенах практически неприступной крепости - абвера. Для Гиммлера абвер издавна являлся предметом вожделенных устремлений: ему не терпелось прибрать к рукам все без исключения службы разведки. Но с февраля 1943 года ту же цель поставил себе Кальтенбруннер. С этого момента началось соревнование на скорость между абвером и гестапо, поскольку заговорщики приняли наконец решение, перед которым они долгое время отступали: устранить Гитлера. Офицерство могло бы уже давно покончить с Гитлером законными средствами и методами, но оно не осмелилось действовать в то время, когда это было еще возможно. Принятое решение обернулось целой серией неудачных попыток. Наиболее близкой к удачному завершению была попытка, предпринятая 13 марта. Генерал фон Тресков, начальник штаба армейской группы Центр, действовавшей на русском фронте, и генерал Ольбрихт, начальник главной армейской канцелярии, разработали операцию "Вспышка", намереваясь взорвать в полете личный самолет Гитлера.

13 марта 1943 года, когда Гитлер готовился вылететь из своей штаб-квартиры в Смоленске в Берлин, Фабиан фон Шлябрендорф, офицер из штаба Трескова попросил одного из пассажиров самолета передать две бутылки коньяка своему другу в Берлине. В пакете было взрывное устройство, привезенное полковником абвера Лахузеном (Полковник Эрвин Лахузен, бывший сотрудник австрийской разведки, перешедший в абвер после аншлюса, являлся заместителем полковника Пикенброка, начальника Первого отдела абвера) в Берлин. Однако детонатор устройства не сработал, и Гитлер благополучно добрался до Берлина. Заговорщики сумели перехватить пакет в Берлине, и попытка покушения не была раскрыта.

Несколько планов подобных операций были разработаны; некоторые из них начинали осуществляться, но до конца не был доведен ни один.

Тем временем люди Мюллера и Шелленберга продолжали свое расследование. 5 апреля 1943 года они пробили первую брешь в стенах той крепости, которой являлся абвер; они арестовали ближайших сотрудников генерал-майора Ганса Остера, начальника отдела "абвер-заграница", и в том числе одного из руководителей заговорщиков. В сейфе одного из арестованных сотрудников абвера, доктора Догнани, были обнаружены документы, частично раскрывавшие общую картину заговора. Однако содержавшиеся в них сведения оказались недостаточными для организации широкомасштабной профилактической акции. Было и другое обстоятельство, также сдерживавшее рвение гестапо: Гиммлер испытывал комплекс неполноценности, сталкиваясь с Канарисом, и никак не мог решиться перейти против него в прямое наступление, что позволило абверу продержаться еще несколько месяцев.

Собранные в апреле сведения были дополнены в сентябре результатами типичной для методов работы гестапо операции под кодовым названием "Чай у фрау Солф". Эта фрау Солф была симпатичной пожилой дамой, принадлежащей к сливкам общества, у которой кое-кто из заговорщиков периодически собирался "на чашку чая". Они поддерживали, хоть и не без трудностей, регулярные связи с антифашистами-эмигрантами, осевшими в Швейцарии, а через них - с английской и американской агентурой. 10 сентября 1943 года к этому кружку примкнул новый его член - швейцарский медик доктор Рексе, отличавшийся резкими антинацистскими суждениями и оценками. Заговорщикам изменила осторожность: они доверили ему ряд письменных сообщений для доставки в Швейцарию. Доктор Рексе был агентом гестапо. Но и на этот раз Гиммлер выждал, прежде чем начать действовать. Собранных материалов оказалось еще недостаточно, чтобы поразить Канариса наверняка.

Однако в декабре в его распоряжении оказалось достаточно улик, чтобы добиться выхода Остера в отставку и арестовать его. В январе были арестованы семьдесят пять человек, проходивших по делу "Чая у фрау Солф". Наиболее скомпрометированные попали под скорый суд и через несколько дней были казнены (Всех их судил "народный суд" под председательством известного своей кровожадностью Фрейслера. Фрау Солф и ее дочь избежали смерти, но были отправлены в концлагерь Равенс- брюк. Фрау Солф - вдова бывшего министра иностранных дел правительства Веймарской республики).

В начале 1944 года новые факты выявили роль абвера как "крыши" для многих участников заговора. Пользуясь этими данными, Гиммлер добился согласия Гитлера на то, чего он уже некоторое время настойчиво просил, подталкиваемый Шелленбергом, который не испытывал чувства собственной неполноценности, имея дело с Канарисом.

14 февраля появился декрет о расформировании абвера. Центральные службы абвера носили общее название: "Amt Ausland nachrichten und Abwehr", то есть "Управление разведки и контрразведки", и составляли одно из пяти управлений главного командования - Верховного командования германских вооруженных сил. Абвер состоял из двух крупных частей, разведки - "Amstgruppe Ausland", и контрразведки - "Abwehr Amt".

Декретом от 14 февраля абвер делился на части, отходившие к разным ведомствам. "Амстгруппе аусланд", обрабатывавшая информацию общего характера, то есть важную, но не секретную, и работавшая в тесном контакте с министерством иностранных дел, оказалась в ведении оперативного отдела ОКВ. "Абвер Амт", составлявший ядро секретных служб армии, отдавал все свои четыре подотдела службам РСХА, слившим их в единое вспомогательное подразделение, получившее название "Militдrisches Amt" - "Управление военной контрразведки".

Одновременно, по указанию Гитлера, АМТ VI - службы Шелленберга - получили "неограниченную свободу рук за рубежом", а сам Шелленберг становился полным хозяином всех служб внешней разведки. После этого Канарису оставалось только подать в отставку. Что он и сделал.

Военный отдел РСХА стал возглавлять полковник Гансен, бывший ранее начальником 1-го отдела абвера - наиболее крупного из всех, - ведавшего службами разведок сухопутных, военно-морских сил и авиации. Гансен сменил основательно скомпрометированного Пикенброка - старого друга Канариса. Но Гансен и сам являлся одним из двух старейших членов подпольного заговорщического движения в абвере (вторым был Фрейтаг-Лоринговен). Его спасло необычайно удачное стечение обстоятельств, и гестапо не имело никаких подозрений на его счет. Став начальником отдела, он продолжал участвовать в действиях заговорщиков и после июльского покушения (Фрейтаг-Лоринговен предпочел покончить самоубийством) на Гитлера был расстрелян, как и все его друзья.

Итак, абвер, выступавший как конкурент РСХА в области внешней разведки, прекратил наконец свое существование. Гиммлер торжествовал победу над Канарисом, укрепляя свое положение. Заговорщики утратили защиту и надежное убежище. Иссяк источник, питавший их поддельными документами, командировочными удостоверениями, взрывчаткой и всем необходимым. Они лишились часто использовавшейся возможности переправлять в Швейцарию тех, на кого падало подозрение в причастности к заговору. Их контакты с американскими и английскими разведслужбами отныне также становились почти невозможными. Возникшие сложности обострили разногласия, уже давно существовавшие между членами группировки заговорщиков.

Этот удар мог бы положить конец заговору, если бы незадолго до расформирования абвера среди заговорщиков не появился новый человек - подполковник граф фон Штауфенберг. Штабной офицер, получивший тяжелое ранение в Тунисе (В Тунисе Штауфенберг лишился глаза и правой руки), ставший затем начальником штаба резервной армии, он был потомком семьи, принадлежавшей - из поколения в поколение - к военной аристократии. Правнук Гнейзенау по матери, он на первых порах уверовал в достоинства нацистского режима, сулившего обеспечить возрождение величия Германии. Впоследствии Штауфенберг понял, что война проиграна и что Гитлер в своем падении увлечет за собой Германию и армию в бездну, если не будет своевременно устранен. И Штауфенберг примкнул к группе заговорщиков, душою которых были бывший мэр Лейпцига доктор Герделер и бывший начальник генерального штаба армии генерал Бек.

Побудительные мотивы Штауфенберга четко обрисованы Гизевиусом: "Штауфенберг не желал, чтобы Гитлер увлек с собой в могилу всю армию. Будучи военным человеком до кончиков ногтей, он считал, что спасти армию означало спасти родину... Он не был одинок в этом убеждении, будучи типичным представителем группы военных, осуществлявших руководство событиями 20 июля. Начиная с 1942 года численность этой группы росла с каждым новым поражением на фронте и в ней крепла решимость активно реагировать на события".

Штауфенберг быстро понял, что все разговоры в кулуарах штабов, туманные проекты, памятные записки, направляемые генералам, были абсолютно бесполезны. Он предпочел действовать: впервые один из руководителей заговора взял на себя и роль исполнителя. 26 декабря 1943 года приглашенный в ставку Гитлера в Растенбург для доклада, он принес туда в портфеле взрывное устройство замедленного действия. Однако по своему обыкновению (Чтобы застраховать себя от покушений, Гитлер никогда не соблюдал установленного им самим распорядка дня, внося в него все новые и новые изменения в последнюю минуту) Гитлер в последний момент отменил совещание, и Штауфенбергу пришлось увезти свою бомбу обратно в Берлин.

Энергичный Штауфенберг вдохнул новую жизнь в заговор. Абвера уже не было, но он нашел ему новое прикрытие в самом верховном командовании, привлек к участию в заговоре еще нескольких генералов, заручившись по меньшей мере их дружественным нейтралитетом.

Найти сообщников среди сотрудников гестапо и СД не удалось, но двое высокопоставленных руководителей полиции, ветеранов нацистского движения, перешли в лагерь заговорщиков и оказали им свою помощь. Это были Небе, начальник крипо (уголовная полиция), который ранее командовал эйнзатцгруппой в России, и граф Гелльдорф, префект берлинской полиции, а также его заместитель граф Шуленбург - еще один раскаявшийся нацист. В случае путча они могли бы сыграть очень важную роль в сотрудничестве с генералом фон Газе, военным комендантом Берлина, участником заговора.

Немало командиров оккупационных войск, расквартированных на западе Европы, также оказывали поддержку движению. В их числе были фон Штюльпнагель, военный губернатор Франции, фон Фалькенхаузен, военный губернатор Бельгии, и в особенности Роммель, главнокомандующий группой армий "В". Он один из всех маршалов не отвернулся от тайных эмиссаров заговорщиков, равно как его начальник штаба генерал Ганс Шпейдель. Возрастающее техническое превосходство армий союзников укрепило их в мысли, что наличные германские силы не способны долго удерживать фронт в Нормандии и могут лишь замедлять продвижение противника. Гитлер, верный своим привычкам, отказался считаться с аргументами, выдвинутыми маршалами.

Развал абвера создал для заговорщиков значительные трудности. Если в 1943 году можно было насчитать по меньшей мере шесть покушений на Гитлера, то за первые шесть месяцев 1944 года ни один подобный план не смог быть разработан. Штауфенберг прекрасно понимал, что свержение режима станет возможным лишь тогда, когда исчезнет сам Гитлер. Личность Гитлера сковывала волю генералов, считавших себя связанными присягой верности фюреру, которую они дали после смерти Гинденбурга.

Однако успешная высадка войск союзников во Франции и их продвижение в Италии, где был взят Рим, поражение немецких войск на Восточном фронте и вступление советских войск в Польшу показали Штауфенбергу, что далее медлить нельзя, поскольку иначе спасать будет уже нечего.

Следует сказать, что заговорщики основывались на ошибочных предположениях. Они были, в частности, уверены, что смерть Гитлера позволит им полюбовно договориться с западными державами. Они стремились к скорейшему заключению перемирия, но отметали всякую возможность безусловной капитуляции. Несколько проектов "мирного урегулирования", разработанных Карлом Герделером, свидетельствуют об удивительном непонимании ими реальных условий того времени. Имелось в виду, что сепаратный мир, заключенный с Западом, никак не задержит операций на Востоке. Более того, предполагалось, что после сохранения укороченного фронта на Западе на время, необходимое для установления новой власти в Германии, американцы и англичане объединят с ней свои усилия для войны против русских. Это означало, что заговорщики совершенно не учитывали ялтинских соглашений. И можно утверждать, что в случае успеха заговора дальнейший ход событий не претерпел бы существенных изменений. Придя к власти после смерти Гитлера, заговорщики встретили бы отказ со стороны западных держав согласиться с такими их предложениями. Даже если не учитывать обязательств, принятых ими на себя в Ялте, которые никогда не ставились под сомнение, невозможно представить себе, чтобы деятель такого склада, каким был Черчилль, отказался от перспективы полной и безусловной капитуляции противника в момент, когда его военное превосходство оказалось полностью обеспеченным. В этой ситуации новое германское правительство, действуя под эгидой военных, вероятно, решило бы продолжать войну.

В отличие от Герделера и Бека Штауфенберг со своими ближайшими друзьями, кажется, смотрел на вещи более трезво. Развал всех фронтов показал им, что призыв к отчаянному сопротивлению, брошенный Гитлером, означал бы самоубийство для немецкой нации. Продолжение боев в центре страны привело бы к разрушению всего экономического потенциала Германии, повлекло бы за собой смерть тысяч и тысяч, а может быть, и миллионов немецких граждан, сделав возрождение Германии почти невозможным.

Исходя из этих соображений, Штауфенберг, продолжая поддерживать контакт с руководящей группой Герделера и Бека, разработал план под кодовым названием "Валькирия". Им предусматривалось убийство Гитлера и немедленная организация военного правительства в Берлине, которое должно было с помощью войск вермахта нейтрализовать самые опасные органы нацистского режима: СС, гестапо и СД. В конце июня Штауфенберг получил чин полковника и был назначен начальником штаба внутренней армии, что открывало ему доступ на совещания, проводившиеся в ставке фюрера. Подготовка продолжалась с удвоенной энергией и 20 июля завершилась покушением на Гитлера.

На 20 июля было назначено важное совещание в ставке для подведения итогов русского наступления в Галиции. Кейтель пригласил Штауфенберга в Растен- бург на это совещание, где он должен был сделать доклад о создании первых частей внутренней армии, предназначавшейся для организации обороны каждого населенного пункта в Германии и получившей впоследствии название "фольксштурм". Ожидалось прибытие укрывшегося в Германии Муссолини, который должен был в 14 час. 30 мин. осматривать ставку своего друга. На этот раз расписание выдерживалось с точностью до минуты.

Штауфенберг прибыл в Вольфшанце (Название Вольфшанце было дано Гитлером своей ставке, расположенной в Растенбурге в центре лесного массива) с портфелем, в котором опять находилось взрывное устройство замедленного действия, начиненное экзогеном - английской взрывчаткой, хранившейся на секретных складах абвера. Он был полон решимости взорвать свою адскую машину.

В 12 час. 30 мин. Кейтель и Штауфенберг вошли в барак, где находился зал заседаний. Взрыватель с часовым механизмом был уже приведен в действие. Взрыв должен был последовать в 12 час. 40 мин. Когда они вошли в зал, совещание уже началось. В 12 час. 36 мин. Штауфенберг поставил свой портфель на пол и придвинул его к массивной ножке стола, так, чтобы взрывчатка находилась менее чем в двух метрах от Гитлера. Сделав это, он незаметно покинул помещение, сказав, что ему необходимо срочно связаться с Берлином. Тем временем полковник Брандт продолжал свой доклад о положении в Галиции. Придвинувшись к карте, он наткнулся на портфель Штауфенберга. Брандт передвинул его таким образом, что между портфелем и Гитлером оказалась массивная ножка стола.

В 12 час. 45 мин. прогремел мощный взрыв, раскидавший толстые каменные стены барака. Штауфенберг, находившийся в двухстах метрах от строения, увидел, как взлетела в воздух крыша, как пламя и дым повалили из выбитых окон. Для него сомнений не было: Гитлер погиб вместе со всеми, кто находился в зале заседаний. Однако в действительности дело обстояло иначе: хотя полковник Брандт был действительно убит, двое генералов смертельно ранены и все прочие участники совещания получили ранения большей или меньшей тяжести, Гитлер отделался царапинами благодаря массивной ножке стола, прикрывшей его от взрывной волны.

У Штауфенберга не было времени, чтобы выяснить все эти обстоятельства. Уверовав в успех покушения, он помчался на близлежащий аэродром и вылетел в Берлин. Там его ждал неприятный сюрприз: вопреки намеченному плану берлинские заговорщики не приступили к действиям. Они хотели удостовериться в смерти Гитлера, прежде чем выступить по радио с заявлением о смерти фюрера и о создании нового правительства, в котором Беку был уготован пост главы государства, а генералу фон Витцлебену пост главнокомандующего вермахтом.

Штауфенберг заверил всех в том, что Гитлер погиб, и убедил в необходимости действовать. Однако время было потеряно, и эта задержка в гораздо большей степени, чем неудача покушения, помешала осуществлению плана путчистов.

Уже шли в гарнизоны первые распоряжения путчистов, когда некоторым из них, в том числе самым высокопоставленным, стало известно, что Гитлер лишь легко ранен. Связь с Растенбургом, отключенная одним из сообщников Штауфенберга, была восстановлена к 15 час. 30 мин. и с этого момента паника овладела многими не слишком мужественными участниками заговора. В надежде спасти свою жизнь, они отреклись от своих друзей и отказались выполнять то, что обещали сделать всего несколькими днями ранее (Генерал Герфурт, например, начавший было выполнять свою часть общей задачи, перепугался настолько, что принял участие в подавлении заговора, что, впрочем, не помешало ему оказаться в дальнейшем среди повешенных). Те, кто охотно оказал бы помощь заговорщикам в случае успеха, теперь отвернулись от них, а некоторые, в частности генерал Фромм, бросились их арестовывать. За несколькими редкими исключениями, все эти генералы вновь стали такими же, какими были всегда, не считая того времени, когда энергия Штауфенберга на время выбила их из привычного состояния, а именно - трусливыми оппортунистами. Только в 19 час. 30 мин. генерал Витцлебен передал по радио телеграмму, предписывавшую военным брать в свои руки всю полноту власти на местах. Если бы этот приказ пошел в эфир в 13 час., ситуация могла бы быть спасена, поскольку Геббельс, информированный о покушении, только в 16 час. получил указание объявить по радио, что фюрер жив и здоров.

В это время Гиммлер, срочно назначенный командующим внутренней армией, о чем он давно мечтал, уже летел в Берлин, чтобы возглавить операции по подавлению путча и организовать репрессии. Шелленберг с помощью Скорцени к этому времени уже успел взять под контроль часть армейских формирований, которые должны были выполнять приказы заговорщиков.

В час ночи Гитлер выступил по радио. Путч захлебнулся, и поднялась кровавая волна репрессий.

В Париже, как и в Праге, и в Вене, участники заговора, действовавшие в оккупационных войсках, в 16 час. узнали, что покушение состоялось, как было намечено. Около 19 час. 30 мин. Бек позвонил Штюльпнагелю и подтвердил приказ о выполнении намеченных мероприятий. Штюльпнагель принял приказ к исполнению, хотя с первых же шагов успех операции был поставлен под вопрос изменой, имевшей катастрофические последствия. Маршал фон Клюге, недавно сменивший фон Рундштедта на посту командующего вооруженными силами на Западе, пообещал ранее свою помощь заговорщикам "в том случае, если покушение будет успешным". Но в 19 час. он узнал из сообщений берлинского правительственного радио, что Гитлер отделался небольшими ранениями, и тут же пошел на попятную. В 19 час. 30 мин. он получил сообщение от Витцлебена, утверждавшего, что Гитлер скончался, и снова проявил желание примкнуть к заговорщикам.

В 20 час. 15 мин., связавшись напрямую с ОКБ, он получил подтверждение безрезультатности покушения и снова переметнулся на сторону гитлеровцев. Этот отказ сотрудничать с заговорщиками - на сей раз окончательный - грозил им тяжелыми последствиями. Но их парижская группа уже отдала свои приказы и была полна решимости довести дело до конца. Даже в случае провала заговора в Берлине ничто не могло помешать им продолжать начатое во Франции, объявив открыто о своем неповиновении берлинским властям. Такой шаг, конечно, мог бы вызвать чрезвычайно важные последствия в самой Германии. Поэтому уже отданные приказы не были отменены.

Около 21 час. подразделения второго батальона первого гвардейского полка, действуя по приказу генерала фон Бойнебурга - военного коменданта "Большого Парижа", - вышли из казарм Военной школы и окружили здания на авеню Фош, резиденцию Оберга, помещения на улице Соссэ, здание на бульваре Ланн и ворвались туда с оружием в руках. Эсэсовцы не оказали ни малейшего сопротивления, и уже к 23 час. оказались под арестом почти 1200 эсэсовцев, собранных со всего Парижа, все гестаповцы и сотрудники СД. Сам Оберг был арестован генералом Брехмером в тот момент, когда он пытался связаться с абвером по телефону, и сдал оружие без сопротивления. Не хватало только Кнохена. Он ужинал в посольстве у своего друга Зейтшеля, когда ему позвонил один из подчиненных, попросивший срочно приехать на авеню Фош. Опасливый Кнохен предпочел заехать предварительно к генералу Обергу. Там он узнал об аресте Оберга и сам был немедленно арестован. Будучи препровожден на авеню Фош, он застал там генерала Брехмера, уже сидящим за столом его, Кнохена, кабинета.

Около полуночи все руководители СС, Оберг, Кнохен и начальники служб гестапо и СД были арестованы и доставлены по приказу генерала Бойнебурга в гостиницу "Континентам." на улице Кастильоне, где должны были ждать решения своей судьбы.

Тем временем в Военной школе начались приготовления к предстоящему на завтра расстрелу руководителей гестапо и СД - военный трибунал заговорщиков готов был вынести им смертный приговор, - а фон Клюге в очередной раз переметнулся (Трусость и низость фон Клюге не дали ему спасения. Смещенный со своего поста за "промедление в раскрытии заговора", он отравился цианистым калием 19 августа во Франции, около Клермон-ан-Аргонн, чтобы не возвращаться в Германию, где, как он понимал, его ждали суд и виселица) на сторону противников переворота и сообщал о событиях в Берлин, отметив особенно "недопустимое" поведение Штюльпнагеля.

В тот же час Штауфенберг из Берлина связался со Штюльпнагелем, чтобы ввести парижскую группу заговорщиков в курс дела, и рассказал о неудаче покушения и путча. "Мои убийцы, - сказал в заключение он, - уже стучат в дверь".

Однако все это не могло поколебать решимость заговорщиков, пока новое, непредвиденное препятствие не встало на их пути. Адмирал Кранке - командующий западной группой военно-морских сил - получил из Берлина соответствующие указания, как только Клюге донес о "недопустимом поведении" Штюльпнагеля. Заговорщики, привыкшие иметь дело исключительно с сухопутными силами, совершенно не учли наличие в Париже военных моряков. Получив из Берлина приказ действовать, Кранке поставил под ружье военных моряков, разбросанных по всему Парижу, и из своей штаб-квартиры, расположенной в квартале Мюэт, направил армейскому штабу ультиматум, требуя немедленно освободить Оберга и его эсэсовцев, и угрожал в противном случае применить оружие. Этот удар оказался для заговорщиков последним. Продолжать борьбу без надежды на успех было бы преступлением. И около часа ночи, когда в Берлине уже шли репрессии, в Париже военные власти выпустили всех арестованных и вернули им оружие. На следующее утро все вошло в обычную колею, и парижане ничего не узнали о необычайных событиях, происшедших этой ночью в тиши немецких штабов во французской столице.

В Берлине главные руководители заговора были убиты в ночь с 20 на 21 июля. Генерал Фромм - непосредственный начальник Штауфенберга, весьма тесно связанный с участниками заговора, - счел, что сможет спасти свою жизнь ценой еще одной подлости: когда ему стало ясно, что путч безнадежно провалился, он собрал группу младших офицеров, срочно отмежевавшихся, как и он сам, от заговорщиков, и по его приказу, около 23 час,, они арестовали Штауфенберга, Бека, генерала Ольбрихта, полковника Мерца, Хефтена и Гопнера, иначе говоря, всех руководителей заговора, находившихся в своих кабинетах в военном министерстве на Бендлерштрассе.

Желая избавиться от опасных свидетелей, Фромм объявил им, что некий "военный трибунал" уже осудил на смерть четверых: Штауфенберга, Ольбрихта, Мерца и Хефтена. А Беку просто дали револьвер, порекомендовав покончить с собой. Бек попытался последовать совету, но сделал это так неловко, что лишь ранил себя. Пока Штауфенберга и троих его товарищей расстреливали во дворе при свете фар военного автомобиля, Бек еще раз выстрелил в себя, и снова неудачно. Тогда по приказу Фромма один из сержантов вытащил его в коридор и прикончил выстрелом в затылок.

Через несколько минут Скорцени ввел в помещение министерства взвод эсэсовцев. В час ночи, когда Гитлер смог наконец выступить по радио, все уцелевшие заговорщики уже находились в камерах гестаповской тюрьмы на Принц-Альбрехтштрассе.

В считанные часы армия оказалась раздавленной Гиммлером и его эсэсовцами. Впервые военные осмелились пойти на прямое противоборство со своими "черными" соперниками, но трусость и подлость немногих обрекла на неудачу всех. Гиммлер торжествовал. Отныне гестапо ставило все под свой безраздельный контроль, о котором его руководители мечтали долгие годы, и приступало к расследованию обстоятельств путча, что обещало возможность сведения старых счетов после обследования содержимого самых секретных сейфов в армейских штабах.

В Париже Кнохен поручил это дело Штиндту, занявшему место Бемельбурга во главе гестапо. Подполковник Гофакер, обеспечивавший связь между Штюльпна- гелем и берлинской группой, был арестован. Та же судьба постигла полковника фон Линстона, подполковника Финка и Фалькенхаузена (Фалькенхаузен и Гофакер были арестованы всегда элегантным завсегдатаем парижских салонов Молазом).

Сам Штюльпнагель на следующий же день после путча был срочно вызван в Берлин. Доклад фон Клюге возымел свое действие, и Штюльпнагель сразу понял, что его ждет гибель. 21 июля в полдень он выехал на машине из Парижа в Берлин. В Мо ему пришлось сделать остановку из-за технической неисправности, и лишь в 15 час. он смог снова двинуться в путь на другой машине. Перед Верденом Штюльпнагель приказал шоферу изменить маршрут и поехал к Седану через места, где в 1916 году молодой капитан Штюльпнагель участвовал в боях первой мировой войны. У Вашерошвиля он свернул на берег Мааса и вышел из машины, отдав приказание шоферу дожидаться его в ближайшей деревушке, куда он обещал дойти пешком, "чтобы размять ноги". Минутой позже он выстрелил себе в висок и упал в реку.

Шофер вытащил его из воды и отвез в верденский военный госпиталь, где врачи спасли ему жизнь. Но пуля, пробившая череп, лишила его зрения.

К 29 августа он уже достаточно поправился, чтобы предстать вместе с другими обвиняемыми перед "народным судом", председателем которого являлся зловещий Фрейслер. Все они были осуждены на смерть и повешены во дворе берлинской тюрьмы Питцензее. Казнь совершалась с изощренной жестокостью: осужденных подвесили на острые крючья и душили постепенно, в соответствии с пожеланием Гитлера, заявившего, что он хочет, "чтобы их повесили, как вешают мясо в мясных лавках". Слепого Штюльпнагеля пришлось вести за руку к месту казни. Репрессии длились несколько месяцев и обрушились и на членов семей, и на друзей заговорщиков. Сведения о расправах преподносились населению в упаковке из псевдоюридических формулировок, но по существу это была акция еще более кровавая и разнузданная, чем известная чистка сторонников Рема в 1934 году.

Гиммлер и Кальтенбруннер словно стремились перещеголять друг друга в жестокости. Из семи тысяч арестованных на смерть были отправлены почти пять тысяч (Называлась цифра в 4980 смертных приговоров. Она, видимо, близка к действительности, но не может считаться абсолютно достоверной). Канарис также был арестован, хотя и не принимал никакого участия в организации самого заговора. После многомесячного тюремного заключения его повесили 9 апреля 1945 года. Подлый Фромм, организовавший убийство Бека, Штауфенберга и их сподвижников, был расстрелян в марте 1945 года. Фалькенхаузена спасло от расстрела наступление американских войск в мае 1945 года. Впоследствии он был осужден как военный преступник. Многие офицеры предпочли самоубийство аресту и суду. 14 октября Роммеля принудили к самоубийству.

В Париже Оберг и Кнохен вернулись к руководству своими службами, но развитие событий на фронтах сдерживало расследование. Генерал Бойнебург, действия которого сводились к исполнению лишь приказов Штюльпнагеля, а собственная роль и взгляды не могли быть выявлены, отделался переводом в резерв. Комендантом "Большого Парижа" стал генерал фон Хольтиц.

Союзники, основательно закрепившиеся на французском плацдарме и постоянно получавшие пополнение в живой силе и технике, в конце июля начали свое освободительное наступление. 24 июля развернулись бои на Авраншском направлении. 28 июля были взяты города Кутанс и Гранвиль, 30 июля - Авранш, 3 августа - Ренн, а 10 августа - Нант и Анже. Все это время Оберг и Кнохен со всей их гестаповской ратью невозмутимо продолжали заниматься привычным делом, отправляя в Германию последние составы с заключенными.

Эшелоны увозили в Германию последних узников Компьеньского лагеря, Роменвильского форта и других тюрем, где все еще оставались несколько тысяч заключенных. Поезда отправлялись в ужасающих условиях: под бомбежкой, под грохот начавшегося боя, и в них погибло еще больше людей, чем это было раньше. В эшелоне, отправленном 2 июля из Компьеня, многие сошли с ума или погибли в стычках за свободное место. Невыносимая жара, жажда, отчаяние, овладевавшее людьми, вынужденными ехать в момент, когда освобождение было так близко, обрекали их на невероятные мучения.

Уже в нескольких километрах от Компьеня в каждом из вагонов было немало погибших. До прибытия в Дахау в этом поезде скончались 900 человек.

15 августа, уже после того, как Клюге принял 13 августа решение об отступлении, а канадцы уже готовились штурмовать Фалез, еще один эшелон с 2453 заключенными был отправлен в Германию.

Во второй половине июля представители движения Сопротивления пытались вступить в переговоры с немцами относительно прекращения вывоза в Германию заключенных. Шведский консул г-н Рауль Нордлинг согласился взять на себя деликатную миссию посредничества в этом вопросе. Он вступил в контакт с фон Хольтицем, новым комендантом "Большого Парижа", и с германским посольством. Нордлинг передал им памятную записку и предложения, подготовленные г-ном Па- роди, представлявшим в Париже генерала Кенига - руководителя французских сил Сопротивления, и графом Александром де Сент-Фалем. Хотя Хольтиц и кое-кто из его коллег склонялись к заключению этого соглашения, никто из немецкого командования не осмелился взять на себя ответственность подписать такой документ. 17 августа Оберг завершил свою подготовку к эвакуации. Архивы и картотеки гестапо были отправлены из Парижа уже в начале месяца. В ночь с 16 на 17 августа штаб немецких полицейских служб перебрался в Шалон-сюр-Марн. 17 августа все остальные службы выехали из Парижа в Нанси и Прованс. В столице остались лишь сам Оберг, Кнохен и их приближенные, укладывавшие чемоданы.

Близость их отъезда придала смелости военным и дипломатам. Утром 17 августа фон Хольтиц дал наконец свое согласие при условии, что договоренность будет визирована службами Militarbefehlsnaber (военного командования), расположенными в отеле "Мажестик". Однако здание "Мажестика" оказалось почти пустым, поскольку еще утром военная администрация Парижа уложила свои последние архивы и выехала на Восток. В конце концов отыскали некоего майора Хума, согласившегося подписать документ в качестве представителя германской военной администрации во Франции.

Посредники поспешили к Александру де Сент-Фалю, где очень быстро составили нужный документ.

Тремя параграфами протокола, подписанного Раулем Нордлингом и майором Хумом (Майор Фриц Хум умер в Вюрцбурге в 1945 г.), предусматривалось, что "с момента подписания соглашения" г-н Нордлинг "будет осуществлять наблюдение и возьмет на себя руководство и ответственность за всех политических заключенных", содержащихся в пяти тюрьмах, трех госпиталях и трех концентрационных лагерях, равно как "во всех прочих местах заключения и депортационных поездах без исключения, куда бы эти поезда в настоящее время ни направлялись". Все германские власти должны были передать свои полномочия г-ну Нордлингу.

"Со своей стороны г-н Нордлинг обязуется добиться освобождения пяти немецких военнопленных в обмен на освобождение каждого из вышеупомянутых политзаключенных".

Этот пункт так и остался невыполненным. Продвижение союзных войск и отступление оккупантов помешали немецким властям потребовать его выполнения.

Очень важно было добиться немедленного освобождения тех арестованных французов, в отношении которых возникали опасения, что немцы попытаются уничтожить их в камерах, как это случилось в тюрьме города Канн. 17 августа открылись двери парижских тюрем, но в Роменвиле и в Компьеньском концлагере сложилось иное положение. Здесь эсэсовское начальство, сотрудники гестапо и СД отказались выполнять указания фон Хольтица, сообщив, что подчиняются лишь указаниям Оберга.

В Компьене гауптштурмфюрер Петер Илерс, сотрудник СД, также отказался освободить политзаключенных вопреки всем просьбам г-на Граммонта и г-на Лагиша, являвшихся представителями Международного Красного Креста, и тут же потребовал ареста посредников, которые вынуждены были спешно ретироваться.

На следующее утро, 18 августа, во исполнение указаний Оберга он отправил в Германию эшелон, увозивший 1600 заключенных. Почти всех их ожидала смерть в Германии.

Это был последний приказ, отданный Обергом в столице Франции. В тот же день утром Оберг, Кнохен, Шеер, начальник орпо и последние сотрудники гестапо переехали из Парижа в Виттель, устроив там подобие своей штаб-квартиры, поскольку верховное командование объявило им, что фронт будет стабилизирован на востоке Франции.

20 августа Кнохен решил отправить одну из зондеркоманд в Париж с поручением держаться там как можно дольше и регулярно сообщать ему по радио о развитии событий. Возглавил эту экспедицию Носек, который в июне 1940 года входил в группу, прибывшую для усиления зондеркоманды Кнохена. 21 августа эта группа, состоявшая из 11 человек, из которых пятеро были французы, отправилась в Париж на четырех машинах и с радиопередатчиком. 23 августа, когда дивизия Лек- лерка подходила к Рамбуйе, эта зондеркоманда приблизилась к пригородам Парижа. Атмосфера в городе была наэлектризована ожиданием предстоящего освобождения, и маленькая немецкая группа не рискнула въехать в Париж, боясь быть захваченной в плен. Носек решил ограничиться рекогносцировкой в окрестностях. Быстро проехав по площади Венсенских ворот, а затем по площади Монтрей, зондеркоманда развернулась и обосновалась в городе Мо, неподалеку от въезда в Париж. Носек оставался там до 28 августа, когда ему пришлось спешно покинуть город, чтобы избежать встречи с американскими танками, готовыми отрезать ему дорогу к отступлению.

Последние гестаповцы покидали Париж в условиях весьма схожих с теми, с которыми они столкнулись в июне 1940 года при своем появлении в этом городе. Кнохен, эта черная душа гестаповских служб, устоял у руля своего зловещего учреждения в течение всего периода с 14 июня 1940 года до 18 августа 1944 года вопреки проискам всех своих врагов. Но война во Франции для него еще не кончилась.

⇦ Ctrl предыдущая страница / следующая страница Ctrl ⇨

МЕНЮ САЙТА / СОДЕРЖАНИЕ