Ł Обзоры военных ботинок, энциклопедия военной техники, холодное оружие Второй мировой войны

ДЕЛАРЮ Ж. "ИСТОРИЯ ГЕСТАПО", 1998

Мюллер прямо обвинил Кнохена в том, что он является не то чтобы франкофилом, но, как он выразился, "западнофилом", что он развращен, покорен обычаями и формой мышления людей Запада и проявляет по отношению к ним опасную мягкость. Эти нападки, горькую сладость которых могли вполне оценить французы, стали столь яростными, что Гиммлеру, до того старавшемуся не замечать их, пришлось вмешаться. Кнохен защищался с бешеной энергией и получил действенную поддержку от Оберга, который имел возможность высоко оценить его качества.

В Париже Кнохен проявлял такую же бесцеремонность и по отношению к военным властям. Формально все дела и все заключенные, не выпущенные на свободу после допросов, должны были передаваться военным властям. В действительности же лица, оправданные военными трибуналами, сразу же после суда вновь арестовывались гестапо. Были также случаи, когда гестапо казнило заключенных, не передавая их дел в суд. Эта привычка, свойственная не только службам Кнохена, получила такое распространение в Германии, что Кальтенбруннер вынужден был разослать своим службам 12 апреля 1942 года недвусмысленный и строгий циркуляр:

"Часто случается, что суды возбуждают дело против лица, уже казненного гестапо, причем сам факт этой казни им не сообщается.

По этой причине рейхсфюрер приказывает, чтобы в будущем гестапо предупреждало местные суды о проводимых им казнях. Информация может быть ограничена именем лица и указанием на поступок, за который он был казнен. О причинах казни можно и не сообщать".

С прибытием Оберга применение этих жестоких методов еще более участилось. Во-первых, потому, что он получал прямые предписания от самого Гиммлера, а также потому, что весной 1942 года жестокость стала в гестапо правилом. В записке от 10 июня 1942 года, разосланной руководством РСХА всем службам сипо-СД, уточнены правила, которые следовало соблюдать при "усиленных допросах". Нельзя не оценить приданную ей внешне ограничительную форму, которая на деле означала, что такие допросы могут быть применены практически к любому заключенному:

"1. Усиленные допросы должны применяться лишь к тем заключенным, которые в ходе предыдущих допросов, обладая важными сведениями о противнике, о его связях и планах, отказывались их сообщить.

2. Эти усиленные допросы могут применяться только по отношению к коммунистам, марксистам, свидетелям Иеговы, саботажникам, террористам, участникам Сопротивления, агентам связи, социально опасным людям, беженцам из числа польских или русских рабочих и бродягам.

Во всех остальных случаях для применения усиленных допросов требуется мое предварительное разрешение".

Июль 1942 года прошел под знаком переговоров. Одновременно с трудными переговорами по доработке соглашения Оберга - Буске в Париже проходили и другие переговоры. Главнокомандующий сухопутными, военно-морскими и военно-воздушными силами Франции Дарлан, назначенный на этот пост 17 апреля, и государственный секретарь по военным делам Бриду предприняли в июне 1942 года демарш с целью получить от немцев разрешение увеличить на 50 тыс. численность армии перемирия. Наивное требование, продиктованное, скорее всего, личной гордыней и стремлением поднять свой "престиж" на уровень требований времени. Не отвергая с порога этой просьбы, немцы, отнюдь не склонные удовлетворить ее, вступили в переговоры. В начале сентября на совещание в отеле "Лютеция", штаб-квартире служб абвера в Париже, были приглашены два французских офицера, представлявшие Дарлана и Бриду на переговорах с немцами.

В это время в Париже находился хозяин абвера адмирал Канарис. Советник посольства Ран, специалист в вопросах разведки, устроил обед, на котором и встретились адмирал Канарис и двое французских военных. Затем состоялось два совещания в "Лютеции".

На первом Канариса представлял Райли, один из руководителей служб абвера, а на. следующий день на совещании присутствовал сам Канарис, чтобы "завершить дело".

Представители абвера предложили прежде всего конкретное сотрудничество их агентов и агентов 2-го французского бюро в Северной Африке. Довольно быстро стороны пришли к соглашению в принципе, и французы уже намеревались передать агентам Канариса свои доклады о движении судов между Дакаром и английским портом Батерст. Однако у Канариса имелись и другие планы, причем легко исполнимые. Речь шла о том, чтобы правительство Виши разрешило немцам направить в южную, неоккупированную зону страны крупную полицейскую группу, имеющую право свободно работать там, располагая фальшивыми французскими документами.

В абвере существовала специальная служба, занятая выявлением подпольных передатчиков, - подотдел III Ф фу, служба подслушивания и радиопеленгации. Еще одна служба, В Н Ф фу III (Wennacht Nachrichten Verbindung Funk Referat III), расположенная на бульваре Сюше, 64, разместила свои центры подслушивания в Буа-ле-Руа и Шартрете (департамент Сены и Марны) и имела, кроме того, передвижной центр. Орпо также располагало службой подслушивания, возглавляемой капитаном Шустером.

Станции радиопеленгации засекли значительное число подпольных передатчиков, которые поддерживали постоянную радиосвязь с Англией. Находились они и в южной зоне, главным образом в районе Лиона. Для германских властей ничего не стоило заставить правительство Виши покончить с деятельностью этих радиостанций, которые имели, очевидно, немаловажное военное значение (Это принуждение могло бы опираться на статью 10, §§ 3 и 14 соглашения о перемирии). Но амбиции абвера и гестапо шли значительно дальше. Гестапо, вероятно, хотело самостоятельно действовать в свободной зоне с максимальной секретностью. Исходя из этого, операция представлялась как пример франко-германского сотрудничества в деле ликвидации подпольных передатчиков. Это сотрудничество могло бы способствовать решению вопроса об увеличении численности французской армии перемирия.

Проконсультировавшись с правительством Виши, французские представители вынуждены были в принципе согласиться с этим предложением, но добились обещания, что французы, арестованные в ходе этих операций, будут передаваться французскому правосудию. Это единственное, что им удалось сделать для жителей свободной зоны. Договор был подписан, немцы потребовали фальшивые французские документы: удостоверения личности, продуктовые карточки, пропуска и т.п. Чувствуя, что его службам придется готовить эти документы, Рене Буске попытался торговаться, но, призванный к порядку Лавалем, подчинился.

28 сентября специальная смешанная команда немцев вступила в южную зону. Она состояла из 280 человек, выделенных абвером, гестапо и орпо. Все они имели фальшивые французские документы. Это было просто невероятное вторжение германских служб в сферу действий Виши, явившееся беспрецедентным нарушением знаменитого "суверенитета", о котором так много шумело правительство Виши. Последствия этой акции вскоре приобретут огромное значение.

280 членов команды разместились по квартирам, подготовленным для них в Лионе, Марселе и Монпелье. Руководство акцией было поручено Бемельбургу и его заместителю Дернбаху из абвера и Шустеру из орпо. Операция получила кодовое название "акция Донар" (Название операции дал Бемельбург. Донар - имя бога молнии и выбрано было потому, что в Германии этот бог считался "покровителем" радио). Все ее участники прекрасно говорили по-французски.

В первой фазе операции удалось установить точные координаты передатчиков, примерное местонахождение которых было установлено еще из северной зоны. Для этой операции абвер выделил Фридриха Дернбаха, опытного специалиста по подпольным радиосетям, к тому же ветерана политической полиции. Как и многие другие старые агенты германских служб, он был когда-то членом известного корпуса добровольцев "Балтика", из которого вышло немало друзей Рема. Позднее он вошел в состав подпольного Черного рейхсвера, в 1925 году поступил на службу в политическую полицию Бремена, а в 1929 году - вступил в абвер. Он начал заниматься вопросами радиосвязи и в конце концов стал командиром батальона III Ф в Саарбрюккене. Ему не составило труда определить расположение всей подпольной сети радиостанций. В день облавы 15-20 радиостанций, расположенных в Лионском районе, были "накрыты" сразу. Одновременно в Марселе, Тулузе, в районе По было раскрыто еще несколько радиопередатчиков. Почти повсюду были сразу же арестованы радисты и их помощники.

В этот момент и вышли на сцену люди Бемельбурга. Одним из первых отрядов, пришедших на помощь маленькой группе Кнохена в Париже в июле 1940 года, была команда Кифера, названная по имени ее руководителя. Кифер остался во Франции как опытный контрразведчик. Человек скромный, спокойный, без больших личных амбиций, он жил своей специальностью. Он был редким специалистом по виртуозным операциям, которые немцы называли радиоигрой. Таким образом, настоящая работа началась лишь после ареста радистов. Радиоигра - это тончайшая операция по дезинформации, которая позволяет после захвата подпольного передатчика не прерывать его работы, а вступить в прямую связь с противником. Она связана с огромными трудностями. Существуют прежде всего технические трудности, правда далеко не самые тяжелые: коды, точное время передач, различные позывные и т.д. Однако достаточно длительное предварительное прослушивание сетей позволяет почти полностью преодолевать их еще до прямого вмешательства. Но нужно было еще научиться принимать и передавать так, чтобы работа нового оператора ничем не отличалась от работы предыдущего. И действительно, отношения между радистами, находящимися на двух концах "линии", отмечены рядом неопределимых особенностей, называемых "почерком", которые позволяют улавли вать малейшие изменения в передаче. Каждый радист имеет свой почерк, причем настолько отличный от всех других, что при работе на одном передатчике нескольких операторов опытный корреспондент сразу же отличит того, кто в данный момент работает. Радиоигра состоит, таким образом, в том, чтобы заставить арестованного оператора продолжить работу, не извещая противника о том, что он арестован. И нужен тончайший опыт, чтобы проследить, не предупреждает ли арестованный радист об опасности хотя бы чуть заметным изменением почерка. Ведь если корреспондент поймет, что его обманывают, то радиоигра не только не даст ожидаемых результатов, но может обернуться против ее организаторов, которых противник может легко "надуть". Второе решение, менее надежное, поскольку оно требует бесконечно большего мастерства, состоит в замене оператора и имитации его почерка.

Бемельбургу и Киферу вместе с крупным немецким специалистом Копковом удалось провести эту радиоигру. Несколько захваченных радиостанций продолжали работать, поддерживая связь с Лондоном, который и не догадывался об аресте операторов. Ее результаты стали настоящей катастрофой для французского движения Сопротивления. Немцы захватили множество сброшенных на парашютах посылок с оружием (около 20 тыс. единиц), с боеприпасами и деньгами; им удалось перехватить документы, засечь агентов и сети организации, особенно в Нормандии, в районе Орлеана, Анжера и в Парижском округе. Были проведены многочисленные аресты.

Члены команды "Донар" не вернулись в северную зону (Бемельбург уступил место Мулеру, который также превосходно владел французским, а сам вернулся в Париж). 11 ноября, когда германские войска вступили в южную зону, они работали там и продолжали работать, не нуждаясь теперь в прикрытии. В конце 1942 - начале 1943 года новые радиоигры позволили и немцам осуществить дело "Френч секшн". Благодаря терпеливой работе, похожей на составление мозаики, гестапо удалось собрать из обрывков сведений, полученных на допросах и из радиопередач, определенные данные, необходимые для вступления в радиосвязь с французской сетью Интеллидженс сервис, известной под именем "Френч секшн". В результате удалось установить связь с Лондоном, захватывать сбрасываемых на парашютах агентов и поставляемую им документацию, производить массовые аресты и в конечном счете выявить и разгромить почти все английские организации, действовавшие во Франции. Использование этой аферы продолжалось до мая 1944 года.

Через некоторое время после окончания радиоигры гестапо решило завершить ее своеобразной шуткой. В последней, очень короткой радиограмме, отправленной в Лондон, говорилось с намеком на парашютные посылки, полученные немцами: "Спасибо за сотрудничество и за оружие, которое вы нам переслали". Однако английский радист ответил вполне в том же духе: "Не стоит благодарности. Это оружие для нас мелочь. Мы вполне можем позволить себе такую роскошь. И скоро возьмем его обратно". Немцы не Поняли, что Лондон уже несколько недель назад установил, что радиостанции в Бретани находятся в руках противника. И нарочно продолжали их "подкармливать". Под этим прикрытием англичанам удалось послать новых агентов и восстановить сети в новых местах.

Эти радиоигры имели чрезвычайно тяжелые последствия для французского движения Сопротивления и для союзных разведывательных служб. Потребовались месяцы труда и большие жертвы, чтобы восстановить разрушенное. В ходе этих событий, которые представляют собой одну из самых мрачных страниц в истории движения Сопротивления, многие его участники и союзные агенты попали в руки гестапо и были казнены или высланы.

11 ноября 1942 года, после того как госсекретари по вопросам национальной обороны Бриду, Офан и Жаннекейн отдали приказ по армии перемирия не оказывать сопротивления оккупантам, а Рене Буске отдал такой же приказ полиции, германские войска без единого инцидента вошли в южную зону.

Когда 8 ноября американцы высадились в Алжире, немцы ответили на это вступлением в Тунис. Они опасались высадки союзников на средиземном побережье Франции и не питали никаких иллюзий относительно приема, какой окажет американцам французское население. В ночь с 10 на 11 ноября немцы довольно резкой нотой известили правительство Виши о том, что возникла необходимость оккупации средиземноморского побережья Франции германскими войсками; 11 ноября в семь часов утра части вермахта перешли демаркационную линию и рванулись к югу, выполняя давно уже разработанный план, получивший название "операция Антон". В то же утро Рундштедт прибыл в Виши, чтобы официально поставить в известность Петена об оккупации зоны, до этого называвшейся "свободной". Полки армии перемирия, получившие 9 ноября приказ выйти из гарнизонов, в последний момент получили новый приказ Бриду, который предписывал им оставаться в казармах, рискуя оказаться в плену.

Вместе с войсками, катившимися на юг, следовало шесть эйнзатцкоманд (оперативных команд), направлявшихся к шести французским городам, где им предстояло разместиться. Это были люди Оберга и Кнохена, которые должны были создать в южной зоне новые "дочерние отделения" своего ведомства.

Гестапо и СД давно уже внедрили своих наблюдателей в южной зоне. Под прикрытием комиссии по перемирию, германских консульств, немецкого Красного Креста агенты секретных служб уже многие месяцы вели тайную работу по сбору информации. В феврале 1942 года гауптштурмфюрер Гейслер официально учредил в Виши германское полицейское представительство, которое уже утром 11 ноября приступило к арестам.

С 11 по 13 ноября службы гестапо были официально открыты в административных центрах военных округов южной зоны. В каждом из них была размещена эйнзатцкоманда. В начале декабря они были преобразованы в команды сипо-СД, то есть в окружные службы, идентичные службам северной зоны, с центрами в Лиможе, Лионе, Марселе, Монпелье, Тулузе и Виши. Эти службы, по примеру организаций северной зоны, установили вспомогательные посты в основных городах своих округов. После завершения этой работы немецкая полицейская система сипо-СД покрыла плотной сетью всю территорию Франции и к 1 апреля 1943 года выглядела следующим образом: центральное управление в Париже контролировало всю Францию, за исключением департаментов Нор и Па-де-Кале, приданных Брюсселю, и департаментов Верхний и Нижний Рейн, а также Мозель, входивших в состав германских округов. Этому управлению подчинялось 17 окружных служб, расположенных в Париже, Анжере, Бордо, Шалон-сюр-Марн, Дижоне, Нанси, Орлеане, Пуатье, Ренне, Руане, Сен-Кантене, Лиможе, Лионе, Марселе, Монпелье, Тулузе и Виши. Эти 17 служб располагали 45 внешними секциями (в 1944 году их стало 55), 18 внешними постами меньшей важности (сократившимися до 15 в июне 1944 года), тремя специальными фронтовыми комиссариатами (в июне 1944 года их станет 6) и 18 пограничными постами. Таким образом, во всей этой системе было 111 единиц, подчиненных Парижскому управлению и обеспечивающих к моменту высадки союзников полное господство гестапо во Франции. Если прибавить сюда три региональные службы в Лилле, Меце и Страсбурге и их внешние органы, то общее число элементов системы возрастало до 131 единицы (К этой системе полицейских служб следует еще добавить 69 формирований абвера, подразделения тайной сельской полиции и полевой жандармерии).

Существовало, кроме того, огромное количество вспомогательных служб: группы наемных убийц, всякого рода специализированные службы, различные зондеркоманды, которые повсеместно и постоянно рождались, распространялись, множились, не говоря уж о постоянно растущей помощи, оказываемой немцам в 1943 году и в первой половине 1944 года активными коллаборационистами, членами Французской народной партии (ППФ), франкистами, милицейскими формированиями и т.д.

Если вспомнить, что каждая служба гестапо постоянно расширяла число своих агентов, внедряя их всюду, где они могли быть полезными (в комендатуры, бюро и конторы труда, службу пропаганды и т.д.), что эти агенты в свою очередь набирали и использовали массу информаторов, сыщиков, добровольных или оплачиваемых доносчиков, то невольно испытываешь чувство страха при одной мысли о том, какая судьба ждала бы французов, если бы исход войны был иным.

В апреле Гиммлер приехал в Париж, чтобы лично проинспектировать работу центральных служб. Он мог быть доволен: его политика начинала приносить плоды. 30 января специальным законом была создана французская милиция, руководство которой было поручено Дарлану, на кого Оберг возлагал особые надежды: немножко терпения и можно будет дублировать, а затем и заменить не внушавшую доверия французскую полицию этими политически надежными добровольцами, которые будут играть ту же роль, какую в Германии сыграла СА.

Декретом от 11 февраля был официально признан ЛФВ ("Легион французских волонтеров"), который после 19 месяцев существования объявили "общественно полезным". Добровольцы, набранные во Франции благодаря шумной пропагандистской кампании, подкрепленной приманкой в виде довольно крупных выплат (Их размеры шли нарастая - от 2400 франков в месяц для холостого солдата второго класса до 10760 франков для неженатого майора, причем предусматривались всякого рода дополнительные выплаты, семейные пособия, за участие в боях и т.д.), сразу же по прибытии на сборный пункт в Версале переходили под контроль германских властей, а потом отправлялись в учебные лагеря в местечке Крузина, расположенном в польских лесах, в 22 километрах от Ра- дома.

И наконец, стало крепнуть любимое дитя Гиммлера - войска СС, набор в которые был организован по всей Франции. Начало ему было положено на собрании "друзей войск СС" осенью 1942 года. Проходило оно под председательством секретаря по проблемам информации Поля Мариона с участием Дорио, Деа, Лусто, Дарнана, Книппинга и командира первой французской бригады войск СС Кансе. Собрание обратилось к общественности Франции с просьбой поддержать морально и материально воинов, которые будут "защищать Францию" в форме германской армии.

В самой Германии год 1943-й оказался особенно благоприятным для Гиммлера. В конце года он стал министром внутренних дел, шефом всех германских полицейских сил, главным авторитетом в вопросах расы и германизации, получивших особое значение при нацистском режиме, комиссаром рейха по утверждению германской расы, что давало ему власть над "новыми немцами", проживавшими на завоеванных территориях, ответственным за переселение немцев в рейх и даже министром здравоохранения, поскольку эти обязанности временно возлагались на министра внутренних дел. Как великий магистр ордена СС, он председательствовал во множестве примыкающих к СС организациях и псевдонаучных институтах, влиял на организацию немецкой науки, деятельность университетов и медицинских учреждений. Он был безраздельным хозяином концентрационных лагерей и обеспечивал получение организацией СС астрономических доходов, которые пополняли и без того раздувшиеся счета СС в Рейхсбанке, стыдливо называвшиеся счетом "Макс хелигер". И наконец, его личная армия - войска СС - выросла только в этом, 1943 году на семь новых дивизий (4 германские и 3 иностранные), так что в целом у него имелось уже 15 боевых дивизий.

Таким образом, карьера Гиммлера шла по линии, прямо противоположной той, которая отражала реальное положение дел в его стране. 1943 год, вынесший его на вершину могущества, был годом, когда Германия потерпела тяжелые военные и политические поражения, от которых она не смогла уже оправиться. Это был год Сталинграда, распада африканского фронта, начала итальянской кампании союзников и крушения итальянского фашизма. После падения Муссолини Гиммлер, назначенный министром внутренних дел, получил неограниченные полномочия по управлению рейхом. Когда авиация союзников разрушила Гамбург, а начальник генерального штаба люфтваффе генерал Йешонек в приступе отчаяния покончил жизнь самоубийством, когда Манпггейн, яростно отбиваясь, отошел на Днепр под колоссальным давлением Красной Армии, Гиммлер с гордостью представил своему фюреру новые дивизии войск СС, которые должны будут биться "за спасение Европы". Руины его страны и страдания его народа стали ступеньками в его движении к трону.

Во Франции 1943 год ознаменовался всевластием гестапо. Ни один город, ни один район не были избавлены от пристальной слежки агентов Кнохена. Вечерами люди тщательно закрывали двери и окна, чтобы послушать голос Би-би-си, который нес им слова ободрения и надежды, слова французов, сражавшихся в Африке, а затем на Сицилии и в Италии. Число жертв резко возросло, но люди умирали, зная, что их палачи доживают последние дни.

Тюрьмы были переполнены (за год было арестовано более 40 тыс. человек), но группы Сопротивления и отряды "маки" совершенствовали свою организацию, получали от союзников все больше оружия, быстро пополнялись в немалой степени потому, что обязательная трудовая повинность вынуждала идти в подполье всех, кто отказывался отправиться в Германию. Гестапо пришлось приспосабливать методы своей работы к новой ситуации.

Выход из положения Оберг ищет в сотрудничестве с французами, особенно с полицейскими службами, которые, по его мнению, по-прежнему "слишком мягки" в репрессиях. Весной он приезжает в Виши в сопровождении Кнохена и его адъютанта Хагена. Петен дал согласие принять его. Почти секретная встреча была тщательно подготовлена. За несколько дней до нее в Париж приезжал доктор Менетрель. Он посетил Оберга, чтобы обсудить с ним все детали церемониала, который должен был соблюдаться при встрече с главой французского государства.

Оберг и два сопровождавших его лица были приняты Петеном в отеле "Парк". Во встрече участвовали также генерал Буске и доктор Менетрель. Беседа длилась восемь минут и была почти целиком посвящена второму варианту соглашения Оберга - Буске, распространенному 18 апреля. Оберг и его сопровождающие рассказали впоследствии об этой встрече. Им показалось, что Петен узнал об этом соглашении лишь в ходе встречи и с горечью попенял генеральному секретарю полиции, что глава государства узнает о важном документе после окружных префектов и интендантов полиции (Рене Буске рассказал мне впоследствии, что информация о ходе переговоров и об общей направленности соглашения передавалась главе государства своевременно, хотя он, естественно, не мог знать всех деталей до дня подписания соглашения. Именно в этом факте следует искать объяснение того язвительного замечания, о котором рассказывал Оберг, а не в провалах памяти, связанных с возрастом маршала). Затем, повернувшись к Обергу, он якобы заметил: "Все, что происходит во Франции, меня также интересует". А провожая своих визитеров до лифта, сказал: "Я считаю, что самыми главными врагами Франции являются франкмасоны и коммунисты!"

"Я был удивлен его бодростью и живостью его ума", - скажет позднее Оберг.

После этой аудиенции Оберга принял Лаваль. В его честь был дан обед в отеле "Мажестик". Там присутствовали с французской стороны Лаваль, Абель Боннар, Менетрель, Жардель, Габоль, Буске, Роша и Жерар; с германской стороны - Оберг, Кнохен, Хаген, генерал Нойбронн и консул Кругг фон Нидда.

Эти официальные заверения в верности сотрудничеству ничего не меняли в реальной ситуации. Каждый день окружные службы сообщали Обергу о появлении новых отрядов "маки", о росте подпольного движения Сопротивления и улучшении его организации в городах, о том, что патриоты начали преследовать коллаборационистов. Те в свою очередь потребовали у немцев защиты, обвиняя французскую полицию в сговоре с преступниками. Были, конечно, наемники и изменники, поступившие на службу к оккупантам из-за политических пристрастий, из-за желания выдвинуться или просто поживиться. Однако подавляющее большинство французов, возмущенных варварскими методами гестапо, Саботировали меры, проводимые совместно с немцами, предупреждали патриотов, которым грозил арест, с риском для жизни создавали внутри административных органов и даже в самой полиции (включая и генеральную дирекцию национальной полиции Виши) группы активного сопротивления. Ни одно государственное формирование не понесло в тот период столько жертв, как полиция. В управлении гестапо был создан даже специальный отдел для наблюдения за французской полицией. Этот отдел, возглавляемый штурмбаннфюрером СС Хорстом Лаубе, стал причиной многочисленных арестов и высылок полицейских, но ему не удалось обезглавить сеть сопротивления, созданную внутри французских служб.

С весны 1943 года гестапо потребовало, чтобы назначения и перемещения всех сотрудников полиции, вплоть до поста главного комиссара, сообщались его отделу II Пол. Однако основная антинацистская деятельность концентрировалась на менее высоком иерархическом уровне.

Растущая активность "маки" начинала беспокоить гестапо.

В середине ноября 1943 года произошло то, что немцы назвали "разводом Петена с Лавалем". Абец ориентировался только на Лаваля, считая, что именно он реально управляет страной. Однако в ряде докладных гестапо сообщалось, что движение Сопротивления может попытаться похитить Петена, что произвело бы серьезное дестабилизирующее воздействие на французскую общественность. По сообщениям других информаторов из непосредственного окружения главы государства, Петен имел якобы намерение покинуть и правительство, и Виши, как ему советовали некоторые деятели. Такой поворот событий был нежелателен для немцев, и Оберг приказал принять строжайшие меры "охраны" Петена, получившие кодовое название "операция "Лисья нора"". Было проведено тщательное "прочесывание" окрестностей Виши, и все сомнительные лица были либо высланы, либо арестованы. Вокруг города возник защитный пояс; специальные посты, установленные на всех дорогах, позволяли контролировать въезды и выезды. Наконец, по всей округе были разбросаны посты орпо. Все эти меры были уже пущены в ход, когда из Германии без всякого предупреждения под именем д-ра Вольфа прибыл Скорцени со своей специальной командой. Наделенный неограниченными полномочиями, он получил задание обеспечить прикрытие Виши и мог принимать любые необходимые меры с единственным условием - информировать о них командующего вооруженными силами на Западе фон Рундштедта. Скорцени ознакомился с мероприятиями, проводимыми в рамках операции "Лисья нора", и одобрил их. Он внес лишь некоторые дополнения, касающиеся прикрытия аэродрома Виши, "на случай, если англичане вздумают послать за Петеном самолет"(!). Затем он вернулся в Берлин.

В конце 1943 года Оберг настойчиво проталкивал во французские структуры власти нужного ему человека. Он давно уже остановил свой выбор на Дарнане, тесно связанном с милицией и войсками СС. Оберг считал, что милиция "была движением, во многом схожим с движением СС, и могла дать толчок развитию новых сил внутри французской полиции". Поэтому он всегда покровительствовал Дарнану и помогал его организации. В конце лета 1941 года генерал СС Бергер пригласил Дарнана и его секретаря Галле совершить учебную поездку в Германию. После этого Дарнан стал частым гостем Оберга, а осенью был назначен "почетным" оберштурмфюрером французских войск СС. Обергу было поручено сообщить ему об этом назначении.

К тому времени Оберг, Кнохен и военные начали сомневаться в лояльности генерального секретаря Буске. Они уже не раз намекали Лавалю на необходимость заменить его кем-нибудь политически более лояльным. Разрыв Петена с Лавалем, завершившийся в конце ноября, потребовал определенных перемен в распределении министерских портфелей. Оберг настаивал, чтобы Лаваль воспользовался случаем и отделался от Буске, заменив его Дарнаном, поскольку возглавляемые им силы милиции были уже официально признаны в качестве "вспомогательной полиции".

Лавалю не очень хотелось назначать Дарнана, который не раз нападал на него как на "друга франкмасонов" и бывшего "столпа" Третьей республики. Он предпочел бы выдвинуть на место Буске бывшего окружного префекта Марселя Лемуана, но в конце концов вынужден был уступить и назначил Лемуана государственным секретарем внутренних дел вместо также уволенного Жоржа Илэра.

29 декабря Рене Буске оставил свой кабинет в генеральной дирекции национальной полиции. Перед своим уходом он приказал уничтожить некоторые досье, не желая, чтобы они попали в руки его преемника. Через день, 31 декабря, Дарнан обосновался в дирекции чуть ли не один среди опустевших кабинетов. Таким образом, в последний день года был совершен, возможно, самый тяжкий по своим последствиям акт за все время существования режима Виши. Поручив дело поддержания порядка человеку, принадлежавшему к определенной партии, руководителю ее экстремистского крыла, злодеяния которого были широко известны, правительство распахнуло дверь для самых худших злоупотреблений, открыто остановило свой выбор на нацистской модели. Как и рассчитывал Оберг, милиция стала вести себя как французская организация СС, а через несколько месяцев была полностью включена в ряды армии Гиммлера.

Рене Буске, который после этого переехал в Париж, подвергся строгой слежке. 6 июня 1944 года, в день высадки союзников, он был арестован в Париже, а его отец заключен в тюрьму в Монтобане. Через две недели последнего выпустили, тогда как бывший генеральный секретарь полиции остался в заключении.

Бемельбург поселился на вилле в Нейи, где и жил вместе с шофером Брауном и одним из своих сотрудников Дамеловом до своего назначения в Виши взамен Гейслера, убитого бойцами Сопротивления.

На этой большой и комфортабельной вилле находили приют некоторые гости, а иногда и высокопоставленные заключенные. Буске, например, находился там в течение десяти дней. Затем он был переброшен в Германию, где его поселили под надзором полиции на вилле, расположенной на берегу Тегернзе. Позднее к нему присоединились жена и пятилетний сын.

Не успев вступить в должность, Дарнан получил самые широкие полномочия. 10 января специальным декретом он был назначен единовластным Начальником всех сил французской полиции. Тогда как его предшественник носил звание генерального секретаря полиции, он получил чин генерального секретаря по поддержанию порядка.

С этого момента милиция стала действовать фактически как официальный орган. Ее службы превращались в придатки гестапо, с которым они открыто сотрудничали. В обеих организациях применялись одни и те же методы допросов, заключенные без лишних формальностей передавались из милиции в гестапо, официальная полиция постепенно оттеснялась на второй план.

От недели к неделе росло число арестов. Только в течение марта французские власти арестовали более 10 тыс. человек, то есть столько же, сколько за три месяца 1943 года. К этому следует прибавить еще людей, схваченных гестапо, число которых держалось в секрете, и тех несчастных, которых милиция содержала в своих застенках, иногда в течение нескольких недель не ставя об этом в известность судебные органы.

20 января в соответствии с новым законом были созданы военные суды. Эти карикатурные трибуналы составлялись из трех судей, не входивших в судебное ведомство, имена которых держались в секрете и которые заседали тайно, в помещении тюрем. Их приговоры не подлежали обжалованию и исполнялись практически немедленно. В этих судах не было ни прокурора, ни адвокатов. Немцы давно уже требовали создания специальной юрисдикции для наказания активных участников Сопротивления. Оберг признался позднее, что он никак не надеялся на столь скорые меры.

Военные трибуналы начали действовать с конца января в Марселе, потом в Париже, где один из судов, заседавший в тюрьме "Санте", приговорил к смертной казни 16 участников Сопротивления, которые тут же и были расстреляны. "Судьи", которые убивали таким образом французов под удобным прикрытием анонимности, назначались чаще всего из состава милиции.

И как же не простить автора за то, что он изложит здесь личные воспоминания о том, как заключенные французских тюрем следили за звуковым оформлением заседаний этих военных судов. Простая последовательность шумов, достигавших их ушей, достаточна, чтобы получить представление о странной концепции правосудия, которой руководствовались эти суды!

Военные трибуналы заседали чаще всего после полудня. По меньшей мере именно в эти часы нам слышались отзвуки их работы. Нетрудно представить, что три таинственных судьи отправлялись в тюрьму, встав из-за обеденного стола.

Внутри тюрьмы их приходу предшествовал неизменный церемониал. Все заключенные-уголовники, используемые на "общем обслуживании" - уборщики, кухонные работники, разносчики пищи, обслуга судебных заседаний, - разводились по своим камерам. Затем охранники закрывали двойные двери и "глазки" во всех камерах, как для ночного режима. Чуть позднее слышалось, как ворота тюрьмы открываются на две створки, как въезжает грузовик и останавливается на круговой дороге, как с глухим стуком снимаются с машины и ставятся на мостовую гробы. Грузовик маневрирует и останавливается поодаль: он в скором времени отправится в обратный путь, увозя заполненные гробы.

Ворота вновь со скрипом открываются и слышится шум марширующих строем солдат, эхом отражаемый стенами тюрьмы. Следует команда, звук ударов прикладов о мостовую: взвод, которому поручена казнь, готов,

Потом все стихает, но население камер продолжает настороженно вслушиваться. Статисты драмы налицо, ждем прибытия главных действующих лиц. Легкий стук в дверь, и она тотчас же открывается, шум шагов по гравию двора, последовательный скрип решетчатых перегородок, и "суд" располагается в приемной для адвокатов за маленьким столом. Заключенным нетрудно представить это, так как совсем недавно они сидели за тем же столиком рядом со своими защитниками.

Дальше драма разворачивается очень быстро. Глухой шум на первом этаже тюрьмы, звуки открывшейся, а затем закрывшейся двери камеры, шаги, направляющиеся к приемной.

Вся тюрьма слушает, затаив дыхание. Нет больше различий между "политическими" и "уголовниками", каждый заключенный тянется душой к своему собрату, подталкиваемому к этой западне, из которой ему не выйти живым.

Бегут минуты, пять, может быть, десять. Если "обвиняемых" несколько, а это наиболее частый случай, сеанс может длиться четверть часа. И эти четверть часа кажутся страшно долгими. Наконец шум открываемой двери и шаги, оповещающие о конце заседания. Иногда взволнованный голос, как крик отчаяния или протеста, моментально заглушаемый. Снова последовательно скрипят решетчатые перегородки, хрустит гравий под тяжелыми шагами, маленькая дверь на улицу закрывается за тремя "господами", которые спокойно вернулись к большому солнцу за пределами тюрьмы, тогда как осужденный торопливо пишет свое последнее письмо.

Шаги сопровождающей охраны все ближе, крик или песня, полная гнева и сдерживаемых рыданий, которая раздается на круговой дороге, звуки "Марсельезы", а иногда и "Интернационала", затем отдаленный крик: "Прощайте, друзья! Да здравствует Франция!" Залп, который звучит страшно громко, перекатываясь между высокими стенами, цепляясь за них, отражаясь от углов и застревая в наших головах. Странный звук одиночного выстрела, которым, видимо, приканчивают казненного.

Пока взвод удаляется и выходит за ворота, слышны удары молотка, заколачивающего гробы из некрашеного дерева. Грузовик также уезжает. Это конец. Правосудие Дарнана свершилось.

Вечером в каждую камеру войдет священник с расстроенным лицом и близорукими глазами за толстыми стеклами очков, наполненными всей горечью мира. "Друзья мои, вы знаете, что ваши товарищи..." Его голос дрожит при этих словах. "Они вели себя мужественно, если вы верите в Бога, помолитесь за них. Будьте и вы мужественны, не теряйте надежды и веры". Затем он выходит и несет из камеры в камеру все те же слова милосердия и надежды тем 12-15 узникам, которые ждут следующего заседания суда.

И я очень сожалею, что большинство из этих "судей" военных трибуналов не удалось опознать после Освобождения.

⇦ Ctrl предыдущая страница / следующая страница Ctrl ⇨

МЕНЮ САЙТА / СОДЕРЖАНИЕ