Ł Обзоры военных ботинок, энциклопедия военной техники, холодное оружие Второй мировой войны

ДЕЛАРЮ Ж. "ИСТОРИЯ ГЕСТАПО", 1998

"Душегубки" работали, однако, много месяцев и были использованы также в Польше, Чехословакии. Шеф гестапо города Лодзь Браунфиш упомянул, например, что зондеркоманда Кулмхоф, работавшая в Хелмно, уничтожила при помощи таких машин 340 тыс. евреев.

Использование этого оборудования всегда держалось в строжайшем секрете, и даже от членов оперативных команд скрывали действительный размах деятельности их частей, в особенности использование "душегубок". В Минске один шофер, проболтавшийся о такой машине, был осужден трибуналом СС к высшей мере наказания и казнен. Однако детали этого страшного предприятия были найдены в германских архивах, и о "работе" "грузовиков 3" было рассказано в Нюрнберге.

В конце концов из-за многочисленных инцидентов пришлось отказаться от использования этих машин и вернуться к старым способам казни, через повешение или расстрел.

Итог деятельности эйнзатцгрупп никогда не был подведен с достаточной точностью. В Нюрнберге Олендорф заявил, что за время, когда он командовал оперативной группой Д, ею было уничтожено около 90 тыс. человек. Оперативные команды, действовавшие в Прибалтийских государствах, только за три месяца уничтожили там более 135 тыс. евреев.

Считается, что число жертв четырех оперативных групп за время их действия только на территории СССР составляет около 750 тыс.

Эти преступления были совершены во исполнение приказа Гитлера, изложенного в генеральной директиве к "плану Барбаросса" (Кодовое название нападения на СССР) и дублированного Кейтелем, который 16 декабря 1942 года хладнокровно вещал: "Таким образом, не только оправданно, но и является прямой обязанностью войск использование всех без исключения средств борьбы, даже против женщин и детей, лишь бы это приносило успех. Любые соображения противоположного характера, какова бы ни была их природа, являются преступлением против германского народа".

На Кейтеля равнялись многие другие военные. Кессельринг, например, писал в приказе по войскам 17 июля 1944 года, действовавшим в Италии: "Я буду защищать каждого командира, который отбросит нашу обычную сдержанность в строгости при выборе мер, направленных против партизан. Здесь по-прежнему применим добрый старый принцип: "лучше ошибиться в выборе методов наказания, нежели проявить бездействие или нерадивость"".

На Востоке оперативным группам в выполнении их задач помогали 30 полицейских полков, укомплектованных эсэсовцами из частей "Мертвая голова", которые привыкли действовать в том же стиле. В Керчи мальчонка шести лет был расстрелян за то, что распевал на улице советскую песню. Другой мальчик, девяти лет от роду, был повешен в парке имени Сакко и Ванцетти за то, что осмелился собирать абрикосы. В течение нескольких недель эсэсовцы не позволяли его снять.

Нацистские зверства охватили все оккупированные районы СССР. Они не обошли стороной и другие народы Восточной и Центральной Европы. Наиболее серьезно пострадали Польша и Чехословакия. 23 мая 1939 года на одном из совещаний в имперской канцелярии Гитлер заявил присутствовавшим там Герингу, Редеру и Кейтелю: "Если разразится конфликт с Западом, нам будет очень выгодно располагать на Востоке обширными территориями. Мы можем рассчитывать на богатые урожаи, пусть и менее обильные в военное время. Население германских территорий будет освобождено от военной службы и полностью посвятит себя работе".

16 марта 1938 года декретом Гитлера был создан "Протекторат Богемии и Моравии". В декрете говорилось, что эта новая территория "будет принадлежать отныне германскому рейху", хотя там и сохранялось автономное "губернаторство", марионеточный режим, полностью подчиненный нацистам. Другим декретом, от 18 марта, протектором Богемии и Моравии был назначен фон Нейрат.

Нейрат занимал в правительстве рейха особое положение. После захвата нацистами власти он был назначен министром иностранных дел. Это был один из тех министров-консерваторов, которые были выдвинуты Гинденбургом, чтобы "создать определенные рамки" для фюрера. В начале 1938 года он выразил несогласие с внешней политикой Гитлера и 4 февраля 1938 года был заменен на посту министра иностранных дел Риббентропом. Он стал имперским министром без портфеля, председателем тайного совета министров, призрачного и лишенного всякой власти органа, а также членом совета по обороне империи. Однако, утратив пост министра иностранных дел, он практически прекратил активную политическую деятельность.

С момента оккупации Чехословакии гестапо разместило там свои службы, распределив их в соответствии с территориальным делением страны. Прифронтовые районы образовали специальный департамент - Судетенланд, а два центральных управления были размещены в Праге и Брно. В 15 чешских городах были образованы оберландраты и при каждом из них создавалась местная полиция безопасности и СД, состав которой был примерно таким же, как и состав служб, которые вскоре будут действовать во Франции.

Эти 15 оберландратов подчинялись центральным управлениям в Праге и Брно, которые в свою очередь были подчинены центральным органам Главного имперского управления безопасности. Подбор местного персонала этих органов был в значительной степени облегчен тем, что в протекторате проживало около 400 тыс. "чистокровных немцев", из среды которых и вербовались агенты, доверенные люди, так называемые "Ф-маннер". Деятельность этих осведомителей также была облегчена поддержкой, какую им оказывало немецкое население.

Та часть Чехословакии, которую немцы превратили в "Независимое Словацкое государство", создала свою собственную полицию - УСБ, фактически полностью контролируемую гестапо. Все свои мероприятия эта полиция проводила во взаимодействии с немецкими службами Богемии и Моравии. И только после словацкого национального восстания в 1944 году гестапо и СД протянули туда свои сети.

Шеф гестапо в Праге Беме проводил обычную для нацистов политику и между 15 и 23 мая 1939 года арестовал в Праге и Брно 4639 человек, в большинстве своем членов подпольной коммунистической партии. 1 сентября 1939 года 8 тыс. известных чешских деятелей, занесенных в заранее составленные списки, были также арестованы и отправлены в концлагерь, где они в дальнейшем почти все погибли.

В 1940 году Карл Франк, государственный секретарь, работавший когда-то под началом у Нейрата, заявил, выступая с речью перед руководителями "Движения за национальное единство", что, если влиятельные чешские политические деятели откажутся подписать декларацию о лояльности по отношению к рейху, 2 тыс. заложников будут расстреляны.

Однако Гитлер счел недостаточно действенными меры, принятые Нейратом, и решил назначить к нему более энергичного вице-протектора. Гейдрих моментально понял, какую выгоду можно извлечь из такого поста. При поддержке Бормана он ловко протолкнулся в ряды кандидатов на эту должность. Гиммлеру этот маневр также не доставил удовольствия, ведь Гейдрих становился еще более опасным соперником и новое назначение усиливало его влияние. Однако он не смог ему воспротивиться.

Вильгельм Хетл утверждал, что Гейдриху удалось добиться от Гитлера обещания назначить его на пост министра внутренних дел, тот самый пост, которого домогался и в скором времени получил Гиммлер. Этот факт, однако, не подтверждается каким-либо официальным документом. Как бы то ни было, Гейдрих прекрасно понимал, какие возможности открывает ему новое назначение.

23 сентября 1941 года Гитлер вызвал Нейрата в Берлин. Он упрекнул его, причем в очень сильных выражениях, в недостатке твердости и сообщил о назначении Гейдриха его заместителем с самыми широкими полномочиями. Нейрат не согласился с таким решением и подал в отставку. Гитлер, по своей привычке, ее не принял, но уже 27 сентября Нейрат был отправлен в отпуск. И пребывал в этом отпуске до 25 августа 1943 года, то есть до того дня, когда был заменен на посту протектора Фриком.

29 сентября Гейдрих переехал в Прагу. Формально считаясь вице-протектором Богемии и Моравии, он фактически сосредоточил в своих руках всю полноту власти. Непосредственно с Берлином он был связан ежедневными авиапочтовыми отправлениями и специальной секретной телетайпной линией, не говоря уж о телефонных линиях и радиосвязи через особую сеть Главного имперского управления безопасности. Два специальных самолета были постоянно готовы к вылету, так что в любой момент он мог добраться до Берлина менее чем за два часа.

Гейдрих прихватил на новое место работы своих людей. Он не захотел использовать персонал Нейрата и подобрал из управления безопасности пользующуюся его особым доверием команду, включавшую даже стенографисток-машинисток. Он хотел взять с собой и Шелленберга, но тот, не очень веря в счастливую звезду своего шефа и опасаясь, возможно, чьей-то мести (а ведь он, как и Олендорф, был приставлен к Гиммлеру, чтобы несколько сдерживать его крутой взлет), осторожно отклонил это предложение.

Обосновавшись в Праге, Гейдрих тут же усилил репрессии, приказав производить массовые экзекуции при малейших проявлениях сопротивления.

14 октября 1941 года руководитель частей СС в Богемии и Моравии писал в своем докладе на имя Гиммлера: "Все батальоны войск СС будут поочередно перебрасываться в протекторат Богемии и Моравии, чтобы производить здесь расстрелы и контролировать казни через повешение. К настоящему моменту насчитывается: в Праге - 99 расстрелянных и 21 повешенный; в Брно - 54 расстрелянных и 17 повешенных, то есть всего 191 казненный, из которых 16 - евреи".

В следующем месяце репрессии еще более усилились. 17 ноября студенты Праги организовали антифашистскую демонстрацию. В тот же день 400 ее участников были арестованы. 19 ноября 9 руководителей студенческой ассоциации были казнены без суда и следствия, а 1200 студентов были отправлены в лагерь Заксенхаузен.

9 марта 1942 года Гейдрих добился для гестапо права прибегать к "превентивному заключению" на территории протектората.

Одновременно он усиленно призывал к германско-чешскому сотрудничеству, проводя политику, близкую к той, которая проводилась во Франции, перемежая обещания с жестокими наказаниями, причем этот подход он образно назвал "политикой кнута и сахара".

Что касается "сахара", Гейдрих привез с собой из Берлина "технического советника", в обязанность которого входил поиск демагогических средств, способных приобщить чешских трудящихся к прелестям нацизма и заставить их работать для германской военной экономики. Человек этот носил чужое имя, но очень многие могли бы узнать в нем Торглера, депутата-коммуниста, который сыграл столь жалкую роль на процессе "поджигателей" рейхстага. Несколько лет назад Гейдрих извлек его из концлагеря и использовал для своих грязных дел.

Но чехи отказывались от немецкого "сахара", и кнуту приходилось играть все более важную роль.

При взгляде из Берлина усилия Гейдриха и полученные им, несмотря ни на что, результаты производили сильное впечатление, и престиж его заметно рос. История с "кнутом и сахаром" рассматривалась как шедевр активной дипломатии и как образец, который следовало освоить в подходе к этим "недисциплинированным народам", об уничтожении которых уже не могло быть и речи. Ведь их производственный потенциал и рабочие руки стали слишком ценным фактором, поскольку борьба на Востоке становилась все более ожесточенной.

К весне 1942 года Гейдрих достиг вершины своего могущества и начал непосредственно угрожать двум другим "серым кардиналам" режима: Гиммлеру, из-под начала которого он полностью освободился, и Борману, который после бегства Гесса в Англию стал тенью Гитлера. Продолжая осуществлять общее руководство Главным имперским управлением безопасности, фактический, а пожалуй, и формальный протектор Богемии и Моравии Гейдрих готовился к захвату поста министра внутренних дел. Гиммлер и Борман объединились, чтобы перекрыть дорогу этому опасному конкуренту, когда непредвиденное событие разом разрешило все проблемы.

30 мая 1942 года германское бюро информации опубликовало в Берлине следующий бюллетень: "27 мая в Праге неизвестными лицами совершено покушение на имперского заместителя протектора Богемии и Моравии, обергруппенфюрера СС Рейнхарда Гейдриха. Обергруппенфюрер СС Гейдрих был ранен, но жизнь его вне опасности. За выдачу участников покушения устанавливается премия в размере 10 миллионов крон".

Публикация этого лаконичного сообщения породила в воображении посвященных тысячи предположений. Все перебирали в памяти людей, для которых Гейдрих был смертельным врагом. Кроме Гиммлера и Бормана, явно заинтересованных в его устранении, существовало много других, менее важных, но вполне способных подготовить такое покушение. Например, Науйокс, организатор провокации в Глейвице, уволенный Гейдрихом и воспылавший к нему за это великой ненавистью. Внутри СС не уставали перемывать косточки тем, кто под соответствующей случаю маской не мог скрыть своего удовлетворения. И все же большинство приписывало организацию этой операции Гиммлеру. Однако все объяснялось гораздо проще. Если враги Гейдриха внутри Германии приветствовали бы его исчезновение, чешские силы Сопротивления желали этого куда сильнее. Они-то и разрешили конфликт между Гейдрихом и Гиммлером.

27 мая недавно вернувшийся из Парижа Гейдрих после короткой остановки в Берлине рано утром ехал в направлении Градчан, старого императорского замка в Праге, где он разместил свою резиденцию. Наслаждаясь солнечным днем, он в открытом "Мерседесе" возвращался из реквизированного у чехов замка, служившего ему загородным домом. Гейдрих, как обычно, сидел рядом с шофером, который был мало знаком протектору, поскольку сегодня заменил его неожиданно заболевшего постоянного водителя, ветерана нацистской партии. При въезде в Прагу, где дорога делала крутой поворот, шофер вынужден был притормозить. В это время два человека, одетых в синие комбинезоны, с рабочими сумками в руках остановились, сойдя с велосипедов примерно в двадцати метрах друг от друга. Машина Гейдриха была легко узнаваема. На ее крыльях были всегда укреплены два флажка - флажок СС и флажок имперского управления. Причем когда Гейдрих находился в Праге, он почти каждое утро, в один и тот же час следовал этой дорогой.

Двое "рабочих" были в действительности членами чехословацкой свободной армии, созданной из добровольцев в Англии. Это были Ян Кубис и Йосеф Габек, парашютисты, совсем недавно заброшенные в Чехословакию.

Когда машина замедлила ход перед поворотом, первый рабочий бросился к ней, вытащив револьвер, и выстрелил в Гейдриха и его шофера. Растерявшийся, необстрелянный водитель не догадался нажать на акселератор (что, конечно же, сделал бы постоянный шофер Гейдриха). Бег машины еще более замедлился. В этот момент второй рабочий достал из сумки бомбу, похожую на черный металлический шар, и катнул ее под машину. Раздался взрыв. Гейдрих, который перед этим вскочил на ноги, чтобы отразить нападение, и успел ранить первого из нападавших, свалился, как и шофер, на сиденье машины.

А двое рабочих укатили на велосипедах, разбросав несколько дымовых шашек, прикрывших их облаком.

Перевезенный в городской госпиталь на Буловке Гейдрих был тут же прооперирован первым хирургом Праги профессором Хохльбаумом . Он был тяжело ранен осколками в грудь и живот. Крупный осколок рассек селезенку и ее пришлось удалить. Раны были сильно загрязнены, в них попали обрывки тканей, и инфекцию пришлось подавлять большими дозами противостолбнячной и антигангренозной сыворотки. Гейдрих, казалось, был на пути к выздоровлению и начал даже понемногу есть, когда 3 июня состояние его здоровья резко ухудшилось.

Друг детства и личный врач Гиммлера Гебхардт вместе с Зауербухом (светило в области медицины рейха) срочно выехали в Прагу, но они не смогли приостановить развитие болезни. Их лечение, впоследствии подвергшееся сильной критике, не дало результатов, и утром 4 июня Гейдрих скончался. Вскрытие показало, что он умер от медиастинита, то есть воспаления клетчатки средостения, осложненного химическими явлениями, возникшими после удаления селезенки. Некоторые врачи считали, что подлинной причиной смерти были инъекции сыворотки, с которыми организм не мог справиться. Но эта версия не была проверена.

Смерть Гейдриха стала сигналом к массовым кровавым репрессиям. Было арестовано более трех тысяч человек, и военные трибуналы Праги и Брно вынесли 1350 смертных приговоров. 27 мая руководители основных отделов Главного имперского управления безопасности Мюллер, Небе и Шелленберг прибыли в Прагу для проведения расследования.

Хохльбаум, осужденный в Чехословакии к каторжным работам за свою пронацистскую деятельность, был тяжело ранен в 1945 году при разминировании одного из районов Праги. Ни один медик не согласился тогда лечить его, и ему пришлось перебраться в Лейпциг, где он и умер.

Им удалось восстановить механизм использования бомбы. Это была усовершенствованная граната английского производства с взрывным устройством, отрегулированным на расстояние, какое она должна была прокатиться до объекта. Оно было установлено на восемь метров и сработало с большой точностью.

Участники покушения спрятались в церкви Святого Карла Борроме, где укрывалось более ста участников чешского Сопротивления. Гестапо обнаружило это убежище, и эсэсовцы, проведя осаду церкви, расстреляли всех, кто там находился, не зная, что среди них были и исполнители покушения на Гейдриха.

Расследование зашло в тупик, возможно потому, что никто не хотел доводить его до конца. Тем не менее покушение послужило поводом для выявления и разгрома сети организаций Сопротивления. В Берлине, например, в ответ на эту акцию было казнено 152 еврея.

Губернатор рейха в Вене гаулейтер Ширах, движимый, разумеется, чувством солидарности со своим коллегой в Праге, обратился к Борману с предложением разбомбить в порядке репрессалий какой-нибудь английский город, богатый культурными ценностями. Ведь бомба была английского производства.

Была проведена гигантская операция, направленная против участников движения Сопротивления и всего населения Чехии. Территория в 15 тыс. километров, на которой располагалось 5 тыс. коммун, подверглась обыскам, 657 человек были расстреляны на месте. И наконец, состоялось решение наказать две деревни, заподозренные в том, что в них скрывались участники покушения: коммуны Лидице и Лезаки.

Утром 9 июня подразделения из дивизии СС "Принц Евгений" под командованием гауптштурмфюрера СС Макса Ростока окружили селение Лидице, расположенное в 30 километрах от Праги. Населению было запрещено покидать пределы села. Затем мужчины и юноши старше 16 лет были загнаны в сараи и хлева, а женщины заперты в школе. Наутро мужчин, группами по 10 человек, отводили в сад и расстреливали у стены амбара фермы, принадлежавшей мэру Лидице Гораку. К четырем часам 172 мужчины были расстреляны; 19 мужчин из Лидице, работавших по соседству в шахтах Кладно, а также в лесу на заготовке дров, были арестованы, отвезены в Прагу и там казнены. Та же участь постигла и семерых женщин. 195 женщин селения были высланы в лагерь Равенсбрюк. Новорожденные и совсем маленькие младенцы были отняты у матерей и уничтожены. Другие дети, а их набралось 90 человек, были отправлены в концлагерь Гнейзенау (Польша). В 1947 году 17 из них обнаружили в немецких семьях, взявших их на воспитание. Само селение Лидице было стерто с лица земли: строения сожжены, взорваны и срыты бульдозерами.

11 июня немецкая газета "Нойе таг" опубликовала следующее коммюнике: "В ходе розыска убийцы обергруппенфюрера СС было доказано, что население деревни Лидице, близ Кладно, помогало преступникам и сотрудничало с ними. Факт этот был доказан, хотя жители деревни и отрицают его. Отношение населения к самому преступлению проявляется и в других враждебных рейху акциях. Были найдены, например, подпольная литература, склады оружия и боеприпасов, а также радиопередатчик и незаконное хранилище нормируемых продуктов питания. Все мужчины деревни были расстреляны, женщины высланы в концентрационные лагеря, а дети направлены в соответствующие учреждения для перевоспитания. Здания деревни сровняли с землей, а ее название предано забвению".

Сообщение об этих репрессиях, обрушившихся на мирное селение, было доведено до сведения германского народа, не вызвав ни малейшего намека на протест. Эта "акция" была проведена по приказу государственного секретаря Карла Германа Франка в силу предоставленного ему фюрером права, позволявшего казнить любого человека без суда и следствия. Франк получил после этого прозвище "мясник Лидице".

После покушения на Гейдриха расправы с населением стали еще более жестокими. Число арестов продолжало расти. Расстрелы проводились теперь в тюрьмах. В тюрьме Панкрац в Праге было убито 1700 чехов, а в колледже Коумиц в Брно, превращенном в тюрьму, было казнено 1300 человек.

До самого конца войны нацисты свирепо расправлялись с чехами, будучи не в силах сломить их сопротивление. Подсчитано, что только через тюрьму в Брно прошло 200 тыс. человек, из них освобождено было 50 тыс., остальные были либо убиты на месте, либо отправлены на уничтожение в концентрационные лагеря.

Всего было заключено в концлагеря 305 тыс. чехов, а вышло из них живыми только 75 тыс., и в их числе 23 тыс. узников, доведенных голодом и побоями до такого состояния, что у них почти не было шансов выжить. До 1943 года сообщения о казнях довольно широко публиковались, а затем сведения о них стали почти секретными. Тем не менее расстрелы продолжались, унося примерно по 100 человек в месяц. Когда нацисты вынуждены были оставить Чехословакию, число жертв их репрессий достигло 360 тыс. человек.

После смерти Гейдриха Главное имперское управление безопасности оказалось без хозяина. На торжественных похоронах в Берлине Гиммлер произнес несколько высокопарных фраз, однако за словами, приличествующими обстоятельствам, те, кто мечтал унаследовать усопшему, услышали чуть замаскированную, но вполне реальную угрозу. Гиммлер решил временно взять на себя руководство РСХА. Ему удалось таким образом вновь подчинить себе тот огромный механизм, который чуть было не ускользнул из его рук. На этот раз он решил подобрать на место Гейдриха человека, который не мог бы стать его соперником.

В течение нескольких месяцев посмертная маска Гейдриха лежала на видном месте в кабинете Гиммлера. Никто не мог сказать, было ли это выражение благоговейной памяти об усопшем или, напротив, постоянным напоминанием об окончательной победе над ним. Большинство руководителей Главного имперского управления безопасности склонялись ко второй версии. В один прекрасный день слепок исчез без всяких объяснений.

После бегства Гесса в Англию, 10 мая 1941 года, Мюллер произвел в его бывшем окружении негласную чистку. Были арестованы все, кто был к нему более или менее близок: сотрудники, адъютанты, секретари, включая шофера. Побеспокоили даже Гаусгофера, его преподавателя из Мюнхенского университета, ставшего позднее его другом. Поскольку Гесс интересовался идеями антропософских групп Рудольфа Штейнера, в этих группах также были проведены многочисленные аресты. Схвачено было и несколько прорицателей и астрологов, так как Гесс перед своим бегством якобы консультировался с ними. Гиммлер и сам был без ума от астрологии, но не воспротивился этим мерам, и Гейдрих испытал, наверное, лукавое удовольствие, применяя их.

Можно было подумать, что смерть Гейдриха приведет к такой же чистке. Она была действительно проведена, но в очень ограниченных размерах. Руководители отделов РСХА, поддержавшие Гиммлера против Гейдриха, сохранили свои посты. Только некоторые новые ставленники Гейдриха были втихомолку устранены. Напротив, те, кто пострадал от его преследований, например Хетл (и их было довольно много), получили повышение.

Гиммлер дал себе восемь месяцев на размышление и подыскание преемника Гейдриху. Когда же его имя в январе 1943 года стало известно, оно вызвало всеобщее недоумение. Новый шеф Главного имперского управления безопасности работал до того Времени на второстепенных должностях, и такого резкого возвышения его никто не мог предвидеть. Какое-то время Гиммлер думал о кандидатуре Шелленберга, молодость которого казалась ему достаточной гарантией против возможного соперничества. Но Гитлер отказался одобрить этот выбор как раз в связи с возрастом кандидата, и декретом от 30 января 1943 года шефом РСХА был назначен старый нацист, австриец, доктор Эрнст Кальтенбруннер.

Он родился 4 октября 1903 года в местечке Рид, недалеко от Браунау-ам-Инн, то есть происходил из тех же мест, что и сам Гитлер. Именно эта общность происхождения сыграла, говорят, решающую роль в согласии Гитлера на назначение Кальтенбруннера на этот важный пост.

Род Кальтенбруннеров был одним из древних в этом районе. Длинная цепочка сельских ремесленников, производивших косы, предшествовала деду нового нацистского сановника, первым поднявшимся над своим крестьянским происхождением и ставшим адвокатом. Его отец, Гуго Кальтенбруннер, был также адвокатом в городе Рааб (Дьер), а затем в Линце. Там юный Эрнст учился и получил в 19 21 году аттестат зрелости. Затем по примеру отца он выбрал карьеру адвоката, изучал право в университете Граца, вступил в первую же группу студентов национал-социалистов, участвовал в жестоких сражениях против студентов-католиков и членов христианско-социальной партии. В 1926 году он получил диплом доктора права и в 1928 году поступил в качестве стажера в коллегию адвокатов Линца. Последние два года его учебы были трудными, поскольку родители не могли ему помогать, и, чтобы продолжить занятия в университете, он вынужден был работать шахтером в ночных сменах. Позднее - с 1926 по 1928 год - он работал у одного адвоката из Зальцбурга, где хорошо изучил судопроизводство.

Все это время Кальтенбруннер участвовал в политической жизни и был активистом "Независимого движения Свободная Австрия", которое и привело его к нацизму. В 1932 году он вступил в австрийскую национал-социалистскую партию и стал ее 300 179-м членом. В начале следующего года он вступил в полулегальную организацию СС, через которую началось проникновение боевых организаций нацистов в Австрию. Здесь он получил билет № 13039 и был зачислен в роту, в которой когда-то служил Адольф Эйхман.

Среди эсэсовцев он сразу выдвинулся на ведущие роли и стал одним из главных пропагандистов партии в Верхней Австрии. Одновременно он организовал бесплатные юридические консультации для сочувствующих партии и ее членов.

В 1939 году он был назначен руководителем эсэсовской группы "Штандарте-33". В это время его деятельность привлекла внимание австрийской полиции. В январе 1934 года он был арестован и отправлен в концентрационный лагерь Кайзерштейнбрух вместе с несколькими другими австрийскими нацистами. Правительство Дольфуса попыталось тогда бороться против нацистов, используя их методы, но не осмеливаясь доходить до их крайностей. В лагере Кальтенбруннеру очень быстро удалось завоевать большой авторитет среди своих сообщников. Этому способствовали не столько его юридические знания, сколько высокий рост и недюжинная физическая сила. На Пасху он организовал голодовку, которая сначала была всеобщей, а когда по приказу Дольфуса лагерь посетил государственный секретарь Карвински, пообещавший кое-какие улучшения, была прекращена во всех бараках, за исключением одного, того, где жил Кальтенбруннер. На одиннадцатый день забастовщики, перевезенные к тому времени в госпиталь в Вене, вынуждены были прекратить свою акцию, поскольку персоналу запретили давать им даже воду. Через некоторое время их освободили.

В 1934 году Кальтенбруннер был назначен командиром восьмой дивизии СС. Однако он не принимал участия в неудачном путче в июне 1934 года, когда Дольфус был убит. Эта его сдержанность послужила причиной того, что правительство Шушнига выделило его как одного из нацистов, способного добиться успеха в попытке политического умиротворения, предпринятой в сентябре 1934 года. Но эта попытка провалилась, и в мае 1935 года Кальтенбруннер был снова арестован и обвинен в государственной измене за связи с немецкими организациями СС. После шести месяцев пребывания в тюрьме он предстал перед судом, который из-за отсутствия доказательств приговорил его за участие в заговоре к шести месяцам тюрьмы, покрытым сроком предварительного заключения. Тем временем за свою политическую деятельность он был вычеркнут из списка адвокатов, но незадолго до ареста назначен шефом австрийских эсэсовцев.

Выйдя из тюрьмы, Кальтенбруннер посвятил себя подготовке аншлюса. Тогда как нацистскую идеологию австрийцы встречали с определенной сдержанностью и даже решительным неприятием, пропаганда союза с "великим братским народом" находила более благоприятный отклик. Она использовала привычные штампы братства по крови, по расе, по языку и отвечала давним желаниям большинства австрийского народа. Тот факт, что включение Австрии в состав "Великого рейха" поставит ее жителей под нацистское законодательство, старательно камуфлировался. А поскольку австрийцы были недовольны консервативной диктатурой правительства Шушнига, они не придавали значения такого рода деталям.

При подготовке акций, проводимых по указке Германии, Кальтенбруннер и познакомился с Зейсс-Инквартом. Вместе с ним он готовил аншлюс и 11 марта 1938 года был назначен государственным секретарем по вопросам безопасности в кабинете Зейсс-Инкварта.

12 марта в три часа утра он встречал в аэропорту Асперн прилетевшего в Вену Гиммлера, представил ему краткий отчет о полной победе нацистов и поставил под его начало руководимую им австрийскую организацию СС. В день аннексии Австрии Гитлер назначил его бригадефюрером СС и шефом организации СС Дунайской области. Через полгода, 11 сентября, он был повышен в звании до группенфюрера СС и в те же дни стал членом рейхстага.

После завершения австрийской авантюры аншлюсом Кальтенбруннер превратился в образцового эсэсовского чиновника. Назначенный верховным командующим силами СС и полиции Верхней и Нижней Австрии и района Вены, а в апреле 1941 года - генерал-лейтенантом полиции, он стал чем-то вроде австрийского Гиммлера, правда без большой личной власти. Он оставался все же агентом, передающим и исполняющим приказы Берлина, куда менее важным, чем Мюллер, Небе или Шелленберг. Тем не менее эти назначения развязали ему руки для осуществления дорогих его сердцу идей в организации разведывательных служб. Он создал обширную сеть агентов, протянувшую свои щупальца к юго-востоку от Австрии, и получил таким образом возможность готовить и направлять в Берлин весьма обстоятельные доклады, обратившие на себя внимание Гиммлера и Гитлера.

Учитывая эти обстоятельства, Гиммлер и пригласил Кальтенбруннера в Берхтесгаден в декабре 1942 года. Ему показалось, что этот человек, с головой ушедший в чисто разведывательную деятельность, никогда не сможет стать опасным для него соперником.

Предосторожности ради Гиммлер еще раз уточнил в разговоре с Кальтенбруннером, что главной задачей его является создание мощной разведывательной службы. Кальтенбруннер возразил, что выполнение этой миссии будет затруднено из-за его исполнительских функций. Гиммлер такого ответа и ждал. Он разъяснил кандидату на высокий пост, что намерен по-прежнему осуществлять конкретное руководство РСХА, как он это делал после смерти Гейдриха, причем с помощью таких "выдающихся специалистов", как Мюллер и Небе, это будет не таким уж трудным делом. "Вам не придется этим заниматься, - заключил он. - Вы сможете целиком посвятить себя разведывательной службе, то есть третьему и шестому отделам".

Такая сделка устраивала обоих хитрецов: Гиммлер сохранял за собой безраздельный реальный контроль за всей работой полиции, а Кальтенбруннер мог наконец попытаться применить свои теории в европейском масштабе. Он, например, считал, что недостатки в работе германской разведывательной службы в значительной мере объясняются ее разделением на две группы. Это безумие, говорил он, "отделить политическую разведку от военной". Этого нет ни в одной стране мира, за исключением Франции и Германии, которые в порыве какой-то странной мимикрии совершили одну и ту же ошибку. Объединительная идея пробила себе дорогу и легла в основу решительной перестройки РСХА и окончательной победы партии над армией. Ограничение функций Кальтенбруннера было чисто формальным и предназначалось для того, чтобы оставить за Гиммлером право присматривать за внутренней деятельностью служб. Это не мешало Кальтенбруннеру осуществлять административное управление, подписывать общие приказы, придавая тем самым законную силу приказам об интернировании и казнях, а также общим директивам.

Человек, который прибыл в Берлин в конце января 1943 года и взвалил на себя тяжелое наследство Гейдриха, был настоящим колоссом. При росте в один метр девяносто сантиметров у него были широкие плечи и мощные руки со сравнительно тонкими кистями, способными, однако, раздавить камень. Массивный корпус его венчался крупной головой с твердым, тяжелым лицом, словно высеченным из плохо отесанного обрубка дерева.

Высокий и плоский лоб отнюдь не свидетельствовал о выдающемся интеллекте. Маленькие темно-карие глаза жестко поблескивали в глубоких орбитах, наполовину прикрытые тяжелыми веками; широкий, прямой, словно вырезанный одним ударом рот с тонкими губами и огромный, квадратный, массивный, грубо вытесанный подбородок еще более подчеркивали тяжеловесный и угрюмый характер этого человека. Таким был тогда Кальтенбруннер.

Отталкивающее выражение его лица усиливалось глубокими шрамами, следами модных в дни его молодости дуэлей между студентами, считавшими шрамы признаком мужественности. Лицо его казалось недоступным для эмоций. Из мощной груди исходил глухой голос с сильным австрийским акцентом. Вскоре голос как бы потускнел из-за злоупотреблений алкоголем, ведь Кальтенбруннер, как и многие другие нацистские бонзы, был неисправимым алкоголиком, чем очень быстро снискал себе неприязнь Гиммлера. Он курил почти беспрерывно, "сжигая" по 80-100 сигарет в день. Его пальцы и ногти были коричневыми от никотина.

С 10 час. утра Кальтенбруннер начинал глотать шампанское и спиртные напитки, всем другим предпочитая коньяк, который ему присылали из Франции. Он впивался в собеседника потерянным, остановившимся взглядом, взглядом пьяницы, который смотрит, но мало что видит за пеленою смутных внутренних видений, пережевывая своими желтыми искрошившимися зубами невнятные фразы, иногда совершенно неразборчивые из-за плохой дикции. Несмотря на приказы Гиммлера, Кальтенбруннер так и не решился посетить дантиста, вероятно, это усилие было ему не по плечу.

Гиммлер сознательно доверил Главное имперское управление безопасности человеку столь посредственному, оставив в своих руках реальные рычаги управления. Можно было не бояться измены: Кальтенбруннер был фанатичным нацистом, слепо верующим в доктрину партии, на которую только и мог опираться этот человек с бесформенным характером. Назначение на столь высокий пост было для него сладостным реваншем. Однако без помощи Шелленберга, не говоря уж о благоприятной конъюнктуре, его теории никогда не нашли бы применения. Фактическим руководителем нацистской разведки был Шелленберг; он поддерживал с Гиммлером прямые связи, не считаясь с формальным иерархическим подчинением приказам Кальтенбруннера.

Однако сам Кальтенбруннер воспринял свою роль всерьез. Он, как и его предшественник, усиленно занимался поставками человеческого материала в лагеря уничтожения. Если Гейдрих иногда пытался хитрить, применять коварные обходные маневры, как это было во Франции и в Чехословакии, чтобы попытаться установить сотрудничество с частью населения, по меньшей мере на период трудной войны на Востоке, Кальтенбруннер, не способный выработать сколько-нибудь сложную тактику, ограничивался самыми свирепыми репрессиями.

Он самолично контролировал разработанные в лагерях средства уничтожения заключенных. Осенью 1942 года, еще до назначения в РСХА, он проинспектировал лагерь в Маутхаузене, где вместе с комендантом лагеря Зирайсом решил посмотреть, как пропускают через газовую камеру группу заключенных, и проследил за их агонией через окошечко.

В начале 1943 года он снова побывал в Маутхаузене. Специально для него была организована "экспериментальная" казнь заключенных тремя методами: через повешение, выстрелом в затылок и в газовых камерах. Заключенные и служащие лагеря рассказывали впоследствии, что Кальтенбруннер прибыл туда в отличном настроении, шутил и смеялся до начала "эксперимента" в ожидании, когда приведут заключенных.

К тому моменту, когда Кальтенбруннер принял на себя руководство Главным имперским управлением безопасности, оно уже превратилось в гигантскую репрессивную машину. Германская склонность к бюрократизации нашла благоприятную почву в этом центре, куда сходились каналы информации из самых отдаленных уголков Европы и откуда в обратном направлении шли приказы. Кабинеты, картотеки, центры подслушивания, радиоцентры, лаборатории, архивы - все так бурно развивалось, что зданий на Принц-Альбрехтштрассе уже не хватало, и РСХА расползлось по Берлину, заняв не менее 38 крупных зданий.

Когда бомбардировки разрушили или повредили почти все эти здания, Гиммлер воспользовался предлогом и установил новый обычай. Каждый день главные руководители служб обедали в доме № 116 по Курфюрстенштрассе, где находилось ведомство Эйхмана. Вокруг стола собирались люди, перед которыми дрожала вся Европа. Кальтенбруннер относился к Эйхману с большой теплотой. Они были земляки, имели массу общих знакомых, и Кальтенбруннер не упускал случая расспросить Эйхмана о здоровье его оставшейся в Линце семьи, которую он хорошо знал, об учебе подросших детей и о рождении новых, о здоровье стариков и процветании их многочисленной родни. Такие излияния чувств и проявления взаимного интереса между этими двумя людьми могли показаться парадоксом. Ведь утром того же дня они могли росчерком пера решить судьбу нескольких тысяч несчастных, а выйдя из-за стола, одним словом или росписью послать на смерть новые тысячи жертв на другом конце Европы.

Гиммлер также старался присутствовать на этих обедах. Они давали ему возможность поддержать настроение своих ближайших сподвижников, которые начали проявлять колебания, получая известия о военных поражениях на Востоке и об итогах массовых налетов англо-американской авиации на объекты в самом центре Германии. На этих встречах царили оптимизм и сердечность. И хотя в принципе там не было принято заниматься служебными делами, довольно часто случалось, что Мюллер или Эйхман, пользуясь случаем, спрашивали мнение Кальтенбруннера или Гиммлера по отдельным важным вопросам. Таким образом, между фруктами и сыром или попивая тонкие вина, доставленные из Франции, эти люди решали, стоит ли ликвидировать ту или иную категорию заключенных, применить ту или иную форму казни. Эти чудовищные дела казались им настолько банальными и повседневными, что, решая их, они преспокойно попивали кофе.

⇦ Ctrl предыдущая страница / следующая страница Ctrl ⇨

МЕНЮ САЙТА / СОДЕРЖАНИЕ