Ł Обзоры военных ботинок, энциклопедия военной техники, холодное оружие Второй мировой войны

ДЕЛАРЮ Ж. "ИСТОРИЯ ГЕСТАПО", 1998

Гейдрих выступил перед ними с длинной речью. Они должны теснейшим образом сотрудничать с оккупационными властями, чтобы каждый в своей сфере способствовал успеху новой полицейской службы, которую организует Оберг "для блага всех".

Эта речь послужила прелюдией к требованиям, которые Гейдрих сформулировал от имени фюрера. Его приказы адресовались в особенности Рене Буске, поскольку они касались в первую очередь французской полиции. Обергу, говорил он, поручено реорганизовать немецкие полицейские службы на оккупированной территории. Эти службы получат теперь исполнительную власть, и полицейские функции будут изъяты из ведения военной администрации. Безопасность армейского тыла будет обеспечиваться службами полиции и СС. Гиммлер дал указание Обергу: "Следите за тем, чтобы войска, размещенные на побережье, имели надежный тыл".

Чтобы выполнить эту задачу без особых затруднений, он приказывал поставить французскую полицию в оккупированной зоне под опеку германской полиции. Это требование, по утверждению Гейдриха, вытекало из соглашения о перемирии. Следить за поддержанием порядка, говорил Гейдрих, есть право и обязанность оккупирующей державы. Тем не менее Гитлер и Гиммлер не думали, что французская полиция в ее тогдашнем виде будет способна сотрудничать лояльно и эффективно. Следовательно, рейхсфюрер СС требовал глубокой реформы французской полиции. Руководить ею и пополнять ее кадры должны надежные люди - члены политических партий, искренне сотрудничающих с германскими службами "ради построения новой Европы", в первую очередь Французской народной партии Дорио и Службы ордена легионеров Дарнана.

Нацисты не забыли, что сами они устранили своих противников, "обеспечивая порядок" силами СА и направляя во все полицейские службы людей, для которых служба партии была выше службы государству. Во Франции Томас попытался поступить именно так, оказывая протекцию людям, которые пошли в услужение нацизму. Пюше тоже создал три специальные службы - Полицию по еврейским вопросам, Антикоммунистическую полицейскую службу и Службу по тайным обществам.

Гейдрих ожидал увидеть человека, готового склониться перед ним, но неожиданно встретил твердое сопротивление. Рене Буске отказался поставить полицию под чью-либо опеку и призвать в ее ряды людей из экстремистских партий. По его словам, восстановить порядок можно было при условии, что французская полиция будет в полной мере выполнять свою задачу, а немцы со своей стороны прекратят неоправданные широкие репрессии. Гейдрих, казалось, прислушался к аргументам Буске. Он и сам, сказал он, придерживается того мнения, что все эти меры не нужны, если Буске обяжется ориентировать французскую полицию в направлении, благоприятном для германских интересов, и если между обеими службами установится тесное и дружественное сотрудничество.

Рене Буске согласился при условии, что немецкая полиция не будет вмешиваться в дела французской и обе будут действовать раздельно.

Гейдрих должен был признать, что не уполномочен заключать соглашение подобного рода. Он может лишь отсрочить выполнение полученных им указаний и связаться со своими начальниками - Гитлером и Гиммлером. При таком молчаливом согласии Гейдрих вернулся в Берлин. В Париже он больше не бывал никогда.

Эта встреча Гейдриха с Буске, состоявшаяся 5 мая 1942 года, избавила Францию от серьезной угрозы. В Польше, Дании, Чехословакии немецкая полиция контролировала все местные службы. В Дании почти все полицейские были арестованы и депортированы. В Чехословакии сам Гейдрих, назначенный "протектором Богемии и Моравии", сеял террор. В Польше эсэсовцы выполняли приказы гестапо по уничтожению населения. Можно, однако, задаться вопросом, устраивало ли германские службы принятое решение. Взять на себя всю полицейскую службу во Франции означало занять большое количество людей, столь необходимых в дни, когда на Восточном фронте был на счету каждый боец. Это означало также, что поддерживать порядок наверняка будет все труднее, поскольку население более отрицательно относилось к мерам, принимаемым оккупантами, чем к предписаниям французских служб. Порядок, таким образом, будет нарушаться все больше и больше. Франция могла быть также уверена в том, что на нее обрушатся жестокие меры в стиле тех, которые применялись в Центральной и Восточной Европе, чтобы "укрощать" сопротивляющееся население. В конце концов каждый из участников этого соглашения получил по своему счету.

В Париже Оберг принялся реорганизовывать службы, отданные ему в подчинение.

Первым преобразованием было присоединение к службам сыскной полиции и СД той секции военной администрации, которая осуществляла наблюдение над французской полицией. С другой стороны, секретная полевая полиция исчезла почти полностью. 23 группы из 25 были распущены, а их персонал передан в сыскную полицию СД или отправлен на русский фронт. Люди, взятые из полевой полиции, демобилизовывались из вермахта и направлялись в гестапо и СД, получая специальные назначения. Однако военная администрация до самого конца сохраняла за собой контроль над тюрьмами и лагерями, таможнями и управлением полевой жандармерии.

Все это было делом рук Кнохена, завершением долгой работы, которую он вел неустанно, чтобы обеспечить в Париже главенство партии над армией, как это было в Германии. Благодаря полномочиям, имевшимся у Оберга, это главенство продолжало укрепляться, и реальное управление германской политикой во Франции принадлежало полицейским учреждениям, хотя теоретически ею по-прежнему ведал посол Абец.

Оберг разделил полицейские службы на две группы соответственно общему типу германской организации: орднунгсполицай (полиция порядка) и зихерхейтсполицай (сыскная полиция СД). Во главе каждой группы был поставлен бефельсхабер (командир). Полиция порядка обосновалась в доме № 4 9 на улице Фезандери, и возглавил ее Швайнихен, замененный в 1943 году Шее- ром. Сыскная полиция осталась под командованием Кнохена и сохранила свои службы на улице Соссэ и на авеню Фоша.

Для проведения этой политики экспансии, направленной на то, чтобы отобрать полномочия у военных, в каждом районе была создана региональная служба. К уже существовавшим службам в Бордо, Руане и Дижоне добавились семь других - в Анжере, Шалон-сюр-Марне, Нанси, Орлеане, Пуатье, Ренне, Сен-Кантене, что довело число региональных управлений до одиннадцати, считая и парижское.

Каждая из этих служб в свою очередь учредила местные посты в основных городах своего района, а также направила своих сотрудников в местные комендатуры. Например, Руан создал посты в Эвре, Кане и Шербуре и еще три более мелких поста в Гранвиле, Дьепе и Гавре.

Северные и восточные районы не подчинялись Парижу. Служба Лилля, отвечавшая за департаменты Нор и Па-де-Кале, подчинялась центральному управлению в Брюсселе; служба Страсбурга зависела от германского регионального управления.

Все региональные управления, подчинявшиеся Парижу, воспроизводили на своем уровне организацию центральной службы Парижа, а та была скалькирована с РСХА.

Таким образом, центральная служба сыскной полиции СД и ее внешние службы разделились на семь секций. К их обычным функциям добавились специальные, связанные с оккупацией иностранного государства. Отдел II (СД), занимавшийся административным управлением, был сдублирован так называемым "отделом II-Пол", сформированным из бывшей группы, выделенной из военной администрации. В компетенцию этой секции входили отношения с французской полицией, контроль, юридические вопросы. Она обеспечивала связь с бюро военной администрации, которое ведало лагерями и тюрьмами.

Отдел III (СД) занимался списком "Отто", первоначально составленным ведомством пропаганды рейха, которое контролировало также и французскую печать. В этом списке фигурировали произведения, попавшие туда по причине либо происхождения автора (еврей), либо содержания (антинацистское).

Отдел III контролировал также немецкие закупочные конторы. Наконец, он занимался вопросами рабочей силы и принудительного труда, поддерживая связь с гаулейтером Заукелем.

Отдел IV - это, как и в Германии, собственно гестапо. В его ведении была борьба против "врагов государства", саботажников, террористов, а также активный контршпионаж. В его застенках в Париже заканчивали свой путь несчастные люди, выявленные либо агентами этой секции, либо в результате работы отделов III и VI. Он также ловил передачи подпольного радио на Лондон и готовил тексты фальшивых передач.

В административном отношении эта секция контролировала зондеркоманду, присланную из Берлина, которая сначала называлась зондеркомандой IV "J", а потом IV "В" 4, и занималась антиеврейской борьбой. Эту команду, получавшую приказы непосредственно от Эйхмана из Берлина, курировал Даннекер. Она подготовляла "эмиграцию" евреев, принимая предварительные меры, исполнение которых поручалось французским властям. Евреи, которых, в частности, арестовывали во время облав, проводимых комиссариатом по еврейским вопросам, интернировались в лагере Дран- си, а потом отправлялись в Польшу, где их уничтожали.

В регулярных совещаниях, проводимых у Даннекера, участвовали представитель Абеца Цайтшель, два представителя военных властей, Эрнст и Бланке, и делегат от службы Розенберга фон Бер. Именно на этих совещаниях утверждались меры, приведшие к стольким жертвам среди французов.

Посольство назначало также французских "экспертов". Эти "специалисты" избирались из числа лидеров коллаборационистских и антисемитских групп. Среди них были Бюкар, Даркье де Пеллепуа, Клеманти и один псевдоученый, "профессор" Жорж Монтандон, расистский "антрополог".

Даннекер злоупотреблял своей независимостью, и его бесцеремонное поведение бросало тень на Кнохена, который, заботясь о своем престиже шефа, нашел предлог, чтобы добиться его перемещения "по соображениям дисциплины". В сентябре 1942 года Даннекер покинул Париж и закончил карьеру в Софии.

В мае 1943 года Эйхман, сочтя, что Франция "очень отстала" от других стран Европы в деле "ликвидации еврейской проблемы", направил в Париж свою правую руку, гауптштурмфюрера Брюннера с миссией максимально ускорить депортации. Брюннер прибыл из Салоник, где оставил о себе память как о безжалостном звере. Эйхман самолично ввел его в должность в Париже. Он еще дважды приезжал во Францию, чтобы самому отметить "хорошие результаты" работы Брюннера. Когда французские антисемитские газеты, в первую очередь "Пилори", развернули широкую кампанию протеста против "преступной" терпимости, которой пользуются евреи в районе Ниццы, Эйхман приехал туда проверить, действительно ли, как утверждали эти газеты, там укрылись "все евреи Франции".

Когда прибыл Брюннер, Оберг получил от Гиммлера приказ "встряхнуть" французскую полицию, слишком слабо помогавшую охоте на евреев.

Но Брюннер пользовался очень большой самостоятельностью. Он привез с собой специальный отряд из 25 человек и автомобильный парк. Получая приказы из Берлина и поручая их выполнение французам из комиссариата по еврейским вопросам, он ускользал из-под контроля Кнохена. С августа 1943 года транзитный лагерь в Дранси перешел под германское управление, и только его внешнее наблюдение обеспечивалось французской жандармерией. В этих условиях Брюннеру удалось еще больше "активизировать" депортации французских граждан.

Отдел IV занимался зловещей деятельностью: он определял, кого из арестованных надо судить военным трибуналом, размещавшимся в доме № 11 на улице Буасси-д'Англар, а кого депортировать без суда. Наконец, он пользовался ужасной привилегией: отбирать заложников для расстрела в порядке репрессий.

Отдел IV имел подотдел IV5 для организации "специальных миссий" и подотдел IV N для проникновения в разведывательные службы противника.

В его распоряжении были также две боевые группы, работу которых почувствовали все французы, особенно парижане, хотя и не знали их наименований. "Интервансион-Реферат", чья главная служба находилась в доме № 48 по улице Вильжюст, формировал отряды убийц, набиравшиеся из боевиков Французской народной партии и из "милиции", причем самые знаменитые брались из банды Карбона. Эти команды привлекались, когда СД и гестапо не хотели действовать сами. Они совершали налеты на некоторые организации, похищения и убийства отдельных лиц.

Во вторую боевую группу под названием "секция VI вспомогательной полиции помощи" и во главе с эльзасцем Биклером входили французы, работавшие на гестапо. Эта секция создала школу для специальной подготовки вспомогательных агентов.

Оба этих формирования широко пользовались услугами уголовников, значительное число которых было выпущено из тюрем. Их вербовка началась любопытным образом. Некий Анри Шамберлен, бывший заведующий столовой парижской полицейской префектуры, связался с преступным миром и был отправлен в 1939 году в лагерь Сепуа. Там он познакомился с несколькими немецкими агентами, тоже помещенными туда, и бежал вместе с ними. После прибытия команды Кнохена Шамберлен стал работать на гестапо сначала как наводчик, потом, по просьбе своих нанимателей, как "шеф отряда". Под именем Лафона Шамберлен сколотил группу, которой должен был руководить вместе с бывшим инспектором Бони. Они обосновались на улице Лористона, 93. Чтобы сформировать свой отряд, Шамберлен-Лафон добился освобождения двух десятков уголовников. Стали появляться и другие "местечки" подобного рода - например, так называемый дом зловещего Мартена по прозвищу "Рюди де Мерод". Преступники пытали жертвы во время допросов и чувствовали себя в безопасности благодаря специальным пропускам и разрешению на ношение оружия. Они совершали множество преступлений: воровали во время проведения обысков, устраивали ложные обыски в богатых домах, шантажировали, спекулировали всем на свете.

Эти банды работали и на гестапо, и на СД, и на абвер.

В принципе отдел IV имел исполнительные полномочия вместе с отделом V, то есть производил аресты, допросы и обыски. Его шефом до конца 1943 года был Бемельбург.

По многим причинам Бемельбург считался ценным работником в начале деятельности службы Кнохена в Париже. Это был старый полицейский служака-профессионал, прекрасно разбиравшийся в полицейских и судебных обычаях и средствах разных стран, один из видных деятелей Международной организации криминальной полиции (предшественницы Интерпола), секретариат которой находился тогда в Вене, и благодаря этому знал основных руководителей французской полиции или по крайней мере знал о них кое-что.

Сверх того он прекрасно говорил по-французски, даже понимал жаргон, поскольку некогда довольно долго находился в Париже как "техник" одной немецкой фирмы по поставке и установке центрального отопления. Во время визита английского короля Международная организация криминальной полиции попросила Бемельбурга разработать вместе с французскими службами систему безопасности против международных террористов, акций которых тогда опасались. Французское правительство хранило живое воспоминание об убийстве в Марселе югославского короля Александра и министра Луи Барту. Тем самым он наладил прямые контакты, которые не преминул возобновить, когда .обосновался в качестве шефа гестапо на улице Соссэ.

Но в 1943 году Бемельбург вдруг стал впадать в старческую слабость. Возраст как будто внезапно сразил его. Память, когда-то безупречная, стала подводить его, решения он стал принимать медленнее, в суждениях был меньше уверен. Это было время, когда ширилось движение Сопротивления и росла политическая оппозиция. Гестапо начало беспощадную войну, повсюду нанося жесточайшие удары. Бемельбург же, превратившись в старика, вдруг стал выступать за мягкость и умеренность. Оберг и Кнохен, с согласия РСХА, стали изыскивать способ заменить его, но так, чтобы не причинить ему душевных страданий. Когда партизаны убили представителя Оберга в Виши Гейслера, начали поговаривать о возрастном пределе. Пост убитого был передан тогда Бемельбургу, а на его место в Париж прибыл Штиндт, который оставался шефом гестапо во Франции до конца оккупации.

После эвакуации из Франции Бемельбург, который сопровождал правительство Виши, был прикреплен лично к Петену в Сигмарингене. Это был его последний пост.

Отдел V был криминальной полицией. В принципе она должна была бороться против черного рынка. Но эта деятельность была чисто теоретической, поскольку немецкие службы сами часто бывали главными организаторами черного рынка к своей выгоде. При техническом содействии гестапо этот отдел занимался антропометрией заключенных, сбором примет разыскиваемых лиц, экспертизой оружия, снятием отпечатков пальцев и т.д.

Отдел V разделял с отделом IV исполнительные полномочия. Руководил им сначала Коппенгофер, потом Одевальд.

Отдел VI занимался сбором сведений о политических группах и наблюдением за их связями с заграницей. В Париже он располагал семью специализированными командами, задачи которых часто бывали весьма любопытными.

Зондеркоманда "Паннвиц" (по имени ее шефа, гауптштурмфюрера Паннвица из IV управления РСХА) была специально послана из Берлина и работала вместе с отделами IV и VI по так называемому делу "Красной капеллы" с целью ликвидировать действовавшую во Франции разведывательную сеть, собиравшую сведения о немецких войсках, их численности, состоянии дивизий, прибывающих на отдых с Восточного фронта или готовящихся вновь отправиться туда; эти сведения передавались в Москву либо по радио, либо через Швейцарию. Зондеркоманда "Паннвиц" пользовалась также помощью другой специальной команды - "Функшпиль".

Команда "Функшпиль" (само это слово означает радиоигру, радиоуловку) включала в свой состав специалистов по пеленгованию подпольных радиопередач.

Третья специальная команда обеспечивала защиту высокопоставленных немецких чиновников, совершавших поездки по Франции. Она состояла из тщательно отобранных эсэсовцев и полицейских из городской полиции порядка.

Четвертая команда - "Венгер" (по имени ее шефа) - следила за выдачей виз. "Зондерреферат" гауптштурмфюрера Вагнера контролировал высшее французское общество. Другая команда, техническая, занималась раскрытием маскировки, используемой для автотранспорта секретной армии. Она действовала в южной зоне, где и сформировалась секретная армия. Наконец, седьмая и последняя команда набирала проституток для домов, предназначенных для немецких военнослужащих, а иногда даже для домов, которые создавались в некоторых концентрационных лагерях.

Во Франции не существовало настоящего отдела VII, но специалисты седьмого управления не раз приезжали из Берлина изучать "работы" французского антиеврейского института и составляли каталоги библиотек, конфискованных штабом Розенберга, который учредил свою службу в Париже (улица Дюмон-д'Юрвиль, 12) и методически присваивал предметы искусства, старинную мебель, книги, серебро, драгоценные камни и меха, вообще все более или менее ценные предметы из квартир евреев.

Таким образом, с мая 1942 года германские службы во Франции сколотили всеведущую и вездесущую организацию, подобную той, которую создала для себя Германия. Ей были переданы теперь все полномочия, и она стала всемогущей.

Хотя теоретически функции между службами были разделены по образцу центральных служб, во Франции такое разделение было гораздо менее четким и реальным, чем в Германии. В частности, во внешних секциях, общая численность персонала которых практически не превышала сотни человек, включая административных работников, сотрудники работали сразу по всем направлениям, а по мере того, как шел месяц за месяцем, они все больше занимались репрессиями, опираясь на информацию и доносы, получаемые от французских коллаборационистских организаций и некоторых политических партий, оставляя сбор сведений за своими французскими "помощниками", которые набирались на местах.

Сотрудники команд сыскной полиции СД носили одинаковую форму, то есть форму СС с повязкой на левом рукаве с буквами SD. Буквы обозначали не просто службу СД, а определенный разряд, в который входили члены служб безопасности или полиции, также принадлежащей к СД.

Армия лишилась власти, которую взяли в свои руки шефы гестапо. Так, например, только с его согласия военное командование могло теперь назначать французских чиновников в оккупированной зоне. Когда гестапо получило независимость, оно потребовало права вмешиваться в каждое назначение, способное затронуть его полицейские функции.

После оккупации в ноябре 1942 года южной зоны гестапо заявило, что в обеих зонах префекты должны назначаться только с его согласия, и даже предлагало своих кандидатов, против чего выступили военное командование и посольство. Тем не менее отдел III всегда просеивал, словно сквозь сито, все назначения, чтобы выяснить, не окажутся ли новые чиновники помехой для репрессивной работы. В конце концов Оберг добился, чтобы французскую полицию возглавил его человек. Это был Дарнан.

Помимо классических источников получения сведений, гестапо вместе с абвером использовало во Франции и особый источник, типичный для того времени.

Нехватка сырья, продуктов питания и большинства промышленных изделий породила черный рынок, где вершились дела в обход правил рационирования. Германская экономика, виновная в этой нехватке, поскольку она грабила французскую экономику, как и экономику всех оккупированных стран, сама страдала от недостаточности своего производства, что усугублялось воздушными бомбардировками, разрушавшими промышленные зоны Германии. Военные расходы достигали таких цифр, что выдерживать их становилось все тяжелее. Если в 1939 году доля этих расходов, покрываемая налогами, составляла 42%, то в 1942 году она составила 33, а в 1944 году - только 19%. Контрибуция, изымаемая из оккупированных стран под видом покрытия "издержек оккупации", достигла 66 млрд. марок, а если к этому прибавить суммы, заработанные или просто изъятые по другим статьям, то общая цифра составляла примерно 100 млрд. Одна лишь франция выплатила 31 млрд. 600 млн. марок в качестве "издержек оккупации", что составляет самую большую долю из всех оккупированных стран, но и это было слабым вкладом, поскольку только в одном пятом году войны расходы достигли 100 млрд. марок (К концу войны государственный долг рейха достиг 387 млрд. марок: 143 млрд. по долгосрочным и среднесрочным бумагам, 235 млрд. по краткосрочным бонам плюс различные другие боны, векселя и т.п. Военные расходы в целом составили 670 млрд. марок).

Практически больше невозможно было увеличить причитающийся с Франции тоннаж поставок требуемых продуктов, и поэтому немецкие службы прибегли также ко второй форме изъятий, организовав черный рынок. Они открыли учреждения, так называемые закупочные бюро, по заключению регулярных сделок с французскими промышленниками. Фактически эти бюро превратились в гигантские рассадники коррупции, где вершились самые невероятные дела, и участники их получали огромные прибыли благодаря безнаказанности своего привилегированного положения и протекции гестапо. Там продавали, покупали, обменивали самые разнообразные товары - сталь, медь, вольфрам, каучук, ртуть, аптекарские товары, шерсть, ткани, сафьяновые изделия, колючую проволоку, французские тонкие вина, коньяк, шампанское, сыромятные кожи, роскошные духи, шелковые чулки, лес, железнодорожные рельсы. Часто эти бюро отдавались в управление случайным агентам гестапо или абвера в порядке вознаграждения за их добрые услуги. Прибыли были баснословными. Некоторые из нынешних состояний - именно такого происхождения. Там не только торговали золотом и иностранными ценными бумагами и валютой, но и обеспечивали поставки интендантству вермахта. Французские торговцы и промышленники без труда побеждали собственное отвращение - кстати сказать, весьма слабое, - диктуемое шатким патриотизмом, и предлагали свои услуги этим закупочным бюро. Одновременно они, вольно или невольно, превращались в агентов-осведомителей, причем некоторые даже охотно, чтобы не терять выгодных заказов.

Все эти бюро управлялись службой, которая именовалась "Организация Отто" и имела три центральных бюро (дома № 2 1 и № 2 3 на сквере Булонского леса, дом 25 на улице Астор и дом № 6 на улице Адольфа-Ивона), а также большие склады и доки в Сент-Уане и Сен-Дени.

"Организация Отто" управлялась двумя немцами - Германом Брандлем по кличке Отто и Робертом Пешлем (или Пешелем). Эти два человека официально ведали всеми закупками товаров во Франции для Германии, и их служба пользовалась покровительством абвера. Их личные прибыли можно оценить в несколько миллиардов франков.

Брандль был мозгом организации. Это был человек ниже среднего роста, с овальным, немного полным лицом с двойным подбородком. У него были изящные манеры. Всегда одетый элегантно и даже изысканно, волосы с легкой проседью свободно откинуты назад - таким он появлялся в увеселительных заведениях Парижа, которые посещал и ради удовольствия, и для того, чтобы проворачивать там дела. "Организацию Отто" интересовало все. Брандль устремлял на собеседников ледяной взгляд и слушал их, не произнося ни слова. Когда сделка заключалась, он предлагал выпить шампанского.

Отто интересовался также биржевыми бумагами. Часто эти бумаги, захваченные или украденные гестаповцами, распространялись на бирже агентами организации. Гестапо осуществляло специальный контроль над ценными бумагами. Оно также оказывало нажим на некоторые крупные общества, чтобы получать от них большие партии акций для германских обществ, в которых участвовало РСХА, и тем самым лучше контролировать эти общества и одновременно получать свою долю прибылей.

Кроме того, "Отто" скупал золото, драгоценные камни и прочие ценные вещи и переправлял все это в Германию.

Брандль служил в абвере и имел звание капитана. При нем состоял помощник, который поддерживал постоянную связь с руководством абвера, - Вильгельм Радеке, беззаветно преданный ему, субъект беззастенчивый, циничный, грубый, близкий друг Шамберлена (Лафона), с которым он вместе распутничал.

Через Радеке гестапо набирало агентов для работы среди клиентуры закупочных бюро. Самыми грозными были Фредерик Мартен по кличке "Рюди де Мерод" и Жорж Дельфан, или "Масюи"; конторы последнего размещались в доме № 101 на авеню Анри-Мартена. Он слыл изобретателем пытки в ванне.

В период разгрома 1944 года Пешль пытался укрыться в Испании, надеясь потом перебраться в Южную Америку и пользоваться там своим огромным богатством. Он уже догадывался об исходе войны, готовил свое бегство тщательно, и капиталы уже ждали его в Лиссабоне. Но он был арестован гестаповцами на испанской границе. Переправленный в Германию, он был осужден и повешен.

Брандль вернулся в Германию с частью своих сокровищ. По пути он устраивал различные тайники на территории Франции. В подсобных помещениях одного замка в Шампани были найдены огнетушители, полные драгоценных камней, которые припрятал Отто. В Германии он обосновался на первых порах в Мюнхене и там тоже припрятал драгоценности в ведрах с застывшим цементом. Он спрятал у друзей полотна Сислея, Ренуара, Будена, Писарро, ковры, бесценную мебель, коллекции редких марок, ценные бумаги, старинное серебро - в общем, все самое ценное из того, что было методично награблено во Франции за четыре года.

Когда наступил крах Германии, Брандль жил под чужой фамилией недалеко от Дахау. Там он и был арестован летом 1946 года. В тюрьме "Штадельхейм" он повесился в своей камере.

Так оба преступника нашли один конец - на виселице. Найдена была лишь незначительная часть "сокровищ Отто". По-видимому, картины мастеров догнивают в каких-нибудь надежных тайниках рядом с почерневшим серебром и истлевшими бумагами. Что же касается золота, валюты и ценных бумаг, переправленных ими в Португалию и Южную Америку, то не присвоил ли их какой-нибудь сообщник?

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ГЕСТАПОВСКИЙ АД 1940-1944 годы

1. Гестапо за работой во Франции

Использование системы, созданной Кнохеном под руководством Оберга, и организаций-спутников, расплодившихся под ее покровом, рост коррупции, политических страстей и страха перед народным гневом привели к резкому усилению репрессий.

Почтенный отец семейства, добродушный и педантичный чиновник, которого подчиненные любили когда-то за справедливость и доброту, Оберг, став дисциплинированным нацистом и выполняя приказы самым неукоснительным образом, превратился, по словам Тетенже, в "некое демоническое существо, способное на все ради своего фюрера. Превосходное воплощение тупости, он, казалось, поставил себе задачу заслужить всеобщую неприязнь и превосходно с ней справился".

Неприязнь... Слово это, пожалуй, слишком слабо, чтобы передать волну ненависти и бессильного гнева, поднимавшуюся в душах тех, кто сталкивался с методами гестапо и с его дьявольской кухней смерти.

Аресты, число которых беспрерывно нарастало, достигли максимума в мае-августе 1944 года. В южной зоне Франции, особенно в Лионском районе, эти аресты осуществлялись в двух формах: индивидуальной - аресты лиц, известных своей антигерманской деятельностью или подозреваемых в ней, и массовой - облавы. Наиболее крупные облавы были проведены во Франции в августе и декабре 1941 года, июле 1942 года (массовые аресты евреев), в ноябре 1943 года в Страсбургском университете, переведенном в Клермон-Ферран, в январе 1943 года в Марселе, где было схвачено 40 тыс. человек, 24 декабря 1943 года в Гренобле, 24 декабря 1944 года в Клюни, в мае 1944 года в Фижаке и Эйсье, в июле 1944 года в Сен-Поль-де-Леоне и в Локмине. Такие же методы использовались в Бельгии, Голландии и Дании. Что касается стран Центральной и Восточной Европы, репрессии там были еще более массовыми, часто жителей целых поселений и районов подвергали сплошным арестам, высылке, перемещению, обращали в рабство.

Допросы лиц, арестованных в индивидуальном порядке, в гестапо почти всегда сопровождались пытками. Обычно первый допрос, если не возникала необходимость в немедленном расследовании, проводился через месяц после ареста. Способы заставить говорить арестованных повсюду были примерно одни и те же. Палачи ставили свои жертвы коленями на треугольную линейку И давили им на плечи; их подвешивали за отведенные назад руки и держали так, пока они не теряли сознание; их избивали кулаками, ногами, кнутами из бычьих жил; потерявших сознание обливали холодной водой, чтобы привести в чувство. Им опиливали зубы, вырывали ногти, жгли сигаретами, а иногда и паяльной лампой. Применяли и пытки электрическим током, когда один провод укреплялся на ноге, а другим касались наиболее чувствительных точек тела. Бритвой рассекали кожу на подошвах и заставляли топтаться на соли. Между пальцев ног зажимали смоченные бензином тряпки и зажигали их. Еще одна пытка состояла в том, что заключенного в наручниках погружали в ледяную воду, его голову удерживали под водой до тех пор, пока он не захлебывался, затем поднимали за волосы голову над водой, и, если допрашиваемый отказывался говорить, пытка повторялась.

Большой специалист по такого рода пыткам некий Масюи имел привычку прерывать "сеанс", когда жертва была на грани смерти, и приказывал подать кофе, горячий чай, а иногда даже коньяк. После того как несчастный приходил в себя, пытки возобновлялись с прежней жестокостью.

От пыток не были избавлены и женщины, причем палачи применяли к ним обычно более утонченные их формы. Французские подручные гестапо соперничали со своими нацистскими хозяевами в изобретении все более чудовищных приемов.

Все французы по меньшей мере слышали о применении пыток. Некоторые отрицали их использование из политических соображений, другие считали, что рассказы жертв преувеличены. Однако, напротив, медицинские акты, протоколы экспертизы, вещественные доказательства, признания самих палачей, перегруженные деталями, свидетельствуют о столь бесчеловечных методах, что их невозможно даже описать.

Поскольку каждая "контора" гестапо работала самостоятельно, не зная из-за внутренних перегородок и требований секретности, что происходит в соседних службах, случалось, что какой-то заключенный требовался сразу нескольким службам. И каждая из них вызывала его для собственных допросов.

"На допрос" заключенного доставляли в разделенной на отсеки тюремной машине, чаше всего из тюрьмы "Френ", и своей очереди он ожидал во временной камере. На улице Соссэ камеры находились в различных частях здания. Более или менее просторные были расположены в подвалах, а на этажах наскоро оборудовали из всякого рода подсобных помещений временные камеры. В крохотные, душные клетушки набивали по 5-6 заключенных, часами ожидавших вызова. Как правило, с них не снимали наручников, а иногда и приковывали к кольцам, вделанным в стену.

Наконец приходило время предстать перед "следователями". После первых же ответов на допрашиваемого сыпался град ударов. Если несчастный падал, его заставляли встать пинками, причем били с такой силой, что переломы ребер и конечностей были обычным делом.

Допрос продолжался часами, прерываемый угрозами в адрес семьи допрашиваемого (которые довольно часто исполнялись), "щедрыми" обещаниями или посулами с целью добиться "понимания" с жертвой. Обвиняемый часами стоял, осыпаемый угрозами и ударами, а палачи работали посменно.

Чтобы сломить упрямых, пускались в ход "утонченные" методы. Садизм и изобретательность палачей были неисчерпаемы и порождали бесконечные варианты и открытия, чем их авторы очень гордились. Совсем как в средние века, когда "заплечных дел мастера" передавали от отца к сыну фамильные приемы. Патриотическая индульгенция, выданная им нацизмом, и объективные "обстоятельства" способствовали тому, что из подсознания этих людей, внешне корректных и до того вполне нормальных, всплывали чудовищные инстинкты. Одни оправдывали себя тем, что следовали распространенному примеру или боялись прослыть предателями. Других вообще мало беспокоил тот факт, что они получали удовольствие от этих сеансов пыток. Ведь их бесчеловечная практика расцветала пышным цветом повсюду, даже в самом ничтожном "местном отделении" гестапо.

На вилле Розье в Монпелье, в доме на улице Тиволи в Лиможе, в большинстве тюрем Франции, в зданиях на улице Лористон и на улице Соссэ в Париже - во всех помещениях, занятых гестапо, можно было слышать крики пытаемых патриотов и видеть, как льется их кровь. На улице Соссэ работники кухни, расположенной на третьем этаже в помещениях № 240 и 242, превращенных в столовую, часто слышали вопли жертв, которых "допрашивали" на пятом этаже.

И эти пытки применялись к несчастным людям, и без того измученным заточением. Напомним, что во французских тюрьмах к тому времени погибло 40 тыс. заключенных. К этой цифре нужно прибавить осужденных на смерть французским судом, нацистскими судами и Военными трибуналами, а также узников французских концлагерей, уничтоженных без суда и следствия. Заключенные содержались в тесных камерах переполненных тюрем, где "плотность" была столь высока, что в маленькой камере площадью в 7-8 квадратных метров помещалось по 15 человек, они получали мизерный паек (Женщины, заключенные в форте Монлюк в Лионе, получали в сутки чашечку отвара в 7 час. утра и один черпак супа с кусочком хлеба в 17 час.) жили в невообразимой грязи, покрытые вшами, не получали ни писем, ни посылок, ни свиданий, отрезанные от внешнего мира. Нужна была железная стойкость, нечеловеческая воля, чтобы устоять и не назвать на допросах имена друзей, оставшихся на воле. Многие из них, сломленные морально и физически, не выдерживали. Но кто осмелится их осудить?

Сотни других, как Жан Мулен, погибли под пытками или из-за полученных увечий. А некоторые, как Пьер Броссолет, кончали с собой, чтобы найти спасение от пыток в великом молчании смерти (После нескольких дней пыток Пьер Броссолет бросился с пятого этажа дома на улице Соссэ, боясь, что заговорит, не вынеся новых страданий).

Когда гестаповцы убеждались, что вытянули из человека все возможное, они либо отправляли его в ссылку с очередным эшелоном, либо передавали дело в германский суд.

В первом случае человек был обречен на медленную смерть от рабского труда, болезней или издевательств. Перевозка проводилась в вагонах для скота, в каждый из которых загоняли по 100-120 человек. Длилась она обычно три дня, в течение которых люди мучались в темных и душных вагонах, не получая ни пищи, ни воды. В составах, прибывавших в Бухенвальд и Дахау, за дорогу часто погибало 25% узников.

С 1 января по 25 августа 1944 года - дата отправления последнего эшелона - из Франции ушло 326 составов, не считая тех, что следовали из департаментов Верхний и Нижний Рейн и Мозель. В каждом перевозилось от одной до двух тысяч человек. Количество составов, направлявшихся ежегодно из Франции, дает представление о постоянном росте нацистских репрессий: в 1940 году - 3 состава, в 1941 году - 19, в 1942 году - 104 (ясно видно, что "взятие власти" гестапо в Париже немедленно отразилось на кривой роста), в 1943 году - 257 составов. Из Франции было выслано 250 тыс. человек, а вернулось только 35 тыс., физически искалеченных, отчаявшихся людей (В Западной Европе печальный рекорд по количеству вернувшихся из ссылки держит Голландия: из 126 тыс. высланных вернулось лишь 11 тыс.). Газовые камеры Дахау, которые в 1942 году пропускали по 300-400 человек, в 1943 году были расширены и вмещали уже по 1 тыс., а в 1945 году - по 2 тыс. человек.

Гнетущая атмосфера в концлагерях подробно описана во многих книгах бывших заключенных (В конце книги приведена библиография, куда включены лучшие, на наш взгляд, работы, посвященные условиям жизни в концлагерях). Люди, пережившие этот кошмар, в так называемую цивилизованную эпоху в "цивилизованной" стране во всей полноте познали сущность нацизма. Этот мир рабов, до самой смерти зависящих от капризов горстки своих хозяев, являющийся логическим завершением исходных теорий нацизма. Попав в концлагерь, каждый заключенный должен был сразу же узнать, что он никогда не выйдет на свободу. В одном из лагерей об этом с издевкой говорили вновь прибывшим: "Отсюда есть только один выход - через трубу"; в другом лагере о том же извещала надпись на огромном полотне, укрепленном у ворот: "Здесь входят через ворота, а выходят через трубу". Это была типично нацистская шутка, особый привкус которой придавал тошнотворный запах, исходивший от печей крематория.

⇦ Ctrl предыдущая страница / следующая страница Ctrl ⇨

МЕНЮ САЙТА / СОДЕРЖАНИЕ