Я создала и активно наполняю телеграм-канал "Перець". Здесь лучшие карикатуры из журнала, начиная с 1922 года.
Заходите, подписывайтесь: https://t.me/cartalana
ДЕЛАРЮ Ж. "ИСТОРИЯ ГЕСТАПО", 1998
Затем, в начале августа, прибыла третья группа во главе с унтерштурмфюрером СС Роландом Нозеком и с конкретной задачей собирать политические сведения. Нозек был специалистом в этой области. Член партии с 1932 года, он побывал в Италии, Бельгии, Венгрии, Турции, Румынии, Греции и Франции.
Он отлично владел французским, английским и испанским языками. С 1938 года Нозек работал во внешней службе СД и сам сформировал себе группу, отбирая исключительно таких сотрудников, которые прекрасно говорят по-французски, знают Францию и уже установили там кое-какие личные связи. В этой третьей команде были разные люди: немцы - бывшие служащие или коммерсанты, разведенная графиня, два люксембуржца, одна молодая чешская учительница.
Эта группа разместилась в отеле "Боккадор" и оборудовала себе служебные помещения в здании французской сыскной полиции - улица де Соссэ, 11, где также находился со своими людьми представитель гестапо и шеф немецкой сыскной полиции по Франции Бемельбург.
Одновременно Кнохен начал внедрять свои службы в провинции и в начале августа поручил Гагену соорудить "щупальце" в Бордо, чтобы вести наблюдение по всему атлантическому побережью, от испанской границы до Луары, и на всю глубину оккупационной зоны. Гаген, имевший поначалу лишь 18 человек и одну секретаршу, временно поселился на яхте бельгийского короля, причаленной в порту, пока не открыл свои бюро на улице Медок. Впоследствии он, как и Кнохен, развил бурную деятельность, присоединил к зоне своих действий Бретань и последовательно создал "филиалы" в десяти крупнейших городах своей зоны, причем каждый из "филиалов" мог выделить агентов для работы в других местностях.
Трения с военными не прекратились. Армейский главнокомандующий фон Браухич распорядился, чтобы его службы выступали против работы людей Гиммлера и, во всяком случае, не допускали ни малейшего ущемления власти военных.
Поэтому Кнохен ограничивал свою деятельность сбором сведений об эмигрантах, коммунистах, евреях и франкмасонах. Но, соблюдая эти правила, он конкурировал с другой службой - "боевым" штабом Розенберга. Эта команда была создана теоретиком-мистиком партии тоже для того, чтобы собирать документацию о религиозных или тайных обществах, в частности о масонских ложах. Не замедлили вспыхнуть конфликты. И тут тоже люди Кнохена оказались в подчиненном положении, так как Кнохен представлял во Франции Гиммлера, а служба Розенберга получила специальные полномочия лично от фюрера. В конце концов было достигнуто некоторое согласие: служба Розенберга обязалась захватывать лишь те архивы, которые представляют исторический интерес, и оставлять политические и современные документы Кнохену, а тот обещал передавать в штаб Розенберга исторические документы. Конкуренция от этого не ослабела, и люди Кнохена так никогда и не передали Розенбергу ни единой бумаги.
Эти распри навели Кнохена на мысль, что ему нужно получить "прикрытие", кого-нибудь в верхнем эшелоне, способного говорить на равных с конкурентами. Поэтому он вздохнул с облегчением, когда прибыл бригаде- фюрер СС (генерал) д-р Томас, фигура импозантная, личный представитель Гейдриха, которому было поручено надзирать за всеми уже работающими зондеркомандами. Имея титул "представителя шефа сыскной полиции и СД по Бельгии и Франции", Томас официально отвечал за обеспечение связи с посольством Германии и с военным командованием во Франции. Его появление принесло явный успех.
Генерал Томас был чем-то вроде колосса, такой же рослый, как и Кнохен, но в два раза шире, мощный, с громовым голосом. Если Кнохен был человеком изысканным, сдержанным, работящим, то Томас не имел призвания к разведывательной работе и частенько рассуждал о ней с легкостью. До этого он ведал вопросами безопасности в тыловой зоне за "линией Зигфрида" и находился в Висбадене; о нем говорили, что он больше знаком с казино и ночными заведениями этого курорта, чем с укреплениями линии.
Весельчак и здоровяк, большой выпивоха, любитель женщин, притом не очень разборчивый, он был личным другом Гейдриха, с которым совершал многочисленные и памятные "вылазки" в берлинские злачные места. У генерала Томаса на руках был важный козырь, который обеспечивал ему доверие Гейдриха и способствовал его назначению в Париж: его дочь, любовница Гейдриха, имела от него ребенка.
В Париже Томас поселился в доме № 57 на бульваре Ланн. Он делил свое время между Парижем и Брюсселем, так как его функции распространялись и на Бельгию. Когда он бывал во Франции, его работа состояла в посещениях кабаре на площади Пигаль и Елисейских полях. Тем не менее Томас претендовал на политическую и полицейскую роль, и его "коньком" были сепаратистские партии. Он установил контакты с представителями движений басков, корсиканцев, бретонцев, убежденный в том, что его помощь этим движениям позволит им расширить сферу своих действий и сыграть важную роль во французской внутренней политике. Он не понимал, однако, что их ничтожная численность не позволяла им развернуться сколько-нибудь значительно. Одновременно Томас принимал в Париже представителей партий, всегда готовых сотрудничать с нацистами. Среди них был и Секретный комитет революционного действия - группа, настроенная резко антиреспубликански и антисемитски. Впоследствии она проявила большую активность, что оказалось фатальным для самого Томаса. Он часто принимал у себя двух его руководителей - Делонкля и Фийоля, которые стали в некотором роде его "политическими советниками". Они же создали тогда партию, названную ими "Социальное революционное движение".
Томас и подлинный организатор всех дел Кнохен использовали тех, кто по своей продажности или по убеждениям уже много лет был восприимчив к интенсивной пропаганде, которую нацистские службы вели во Франции. Самым коварным ее инструментом было германское Управление железных дорог: под прикрытием туризма оно распространяло всевозможные листовки и брошюры, принимало нужных людей, выявляло тех, кто был падок не только до природных и архитектурных красот Германии, и предоставляло им огромные "льготы" (Аналогичную деятельность развернул в Швейцарии цюрихский филиал Управления железных дорог. Осенью 1943 года один из директоров этого филиала Штрейбель был арестован и обменен на одного швейцарца, находившегося в заключении в Германии. Его заместитель Лембергер был осужден 28 мая 1943 года на два года тюрьмы с последующей высылкой из страны). Службы пропаганды ДНБ субсидировали некоторые газеты и в обмен на гонорары за рекламу добивались от них поведения, иногда явно благоприятного нацизму, или по меньшей мере какого-то понимания.
Некоторое число публикаций обеспечивалось из нацистских фондов через рекламное агентство "Прима". Так обстояло дело, например, с "Франс аншене", органом Антиеврейского объединения Франции, основанного Луи Даркье де Пеллепуа, который поступил потом на службу к нацистам и "охотился за евреями" во Франции; с "Гран Оксидан", чей генеральный директор, некий Поль Фердонне, никому не известный в 1937 году, стал знаменит в 1939-м под прозвищем "штутгартского предателя" (Это прозвище Фердонне получил, когда в начале войны 1939 года стал сотрудником штутгартского радио, где он составлял тексты для германской пропаганды. По странному "наитию" его газета выступила в апреле 1939 года с передовицей, озаглавленной "Петен у власти").
Важную роль играл также комитет "Франция - Германия", руководящими членами которого были Жорж Скапини и Фернан де Бринон.
Эти газеты и движения способствовали тому, что часть французского общества была подготовлена к восприятию нацистских идей, постепенно подведена к "пониманию" нацистских методов, к снисходительному к ним отношению.
Что касается тех французов, которые были настроены благожелательно к режиму, то они давно находились под наблюдением двух учреждений: "Вельтдинст" ("Всемирная служба"), резиденция которой находилась в Эрфурте и которая выпускала дважды в месяц бюллетень на шести языках "Сервис мондиаль", и "Немецкого союза Фихте", располагавшегося в Гамбурге и распространявшего пангерманистские листовки и брошюры.
Основой всей пропаганды служил антисемитизм. Именно он привлекал симпатизирующих к германским службам, что позволило гестапо и СД сразу же после внедрения в страну завербовать ценных агентов. Связи с коллаборационистскими партиями оказались настолько плодотворными, что Кнохен поручил одному из своих помощников, Зоммеру, заниматься исключительно ими.
Но, несмотря на масштабы своей деятельности, службы Кнохена находились в зависимости от военной администрации. Верховное командование во Франции, обосновавшееся в отеле "Мажестик" на авеню Клебер и находившееся под началом генерала фон Штюльпнагеля, подразделялось на две ветви: военный штаб, начальником которого был генерал Шпейдель, и военную администрацию во главе с д-ром Шмиттом.
Действуя параллельно со штабом, который решал чисто военные вопросы (личный состав, интендантская служба, разведка), военная администрация располагала службами для решения гражданских проблем: полицией с ее шефом д-ром Вестом, экономической - с д-ром Михелем, сельскохозяйственной - с Рейнхардтом и юридической - с д-ром Медикусом.
Бест, ведавший полицией, получил это назначение благодаря своему огромному опыту. Можно вспомнить, что он был одним из организаторов СД, потом - шефом I и II управлений РСХА в период его создания. Военная администрация выполняла главным образом организационные задачи и обеспечивала связь с французскими службами. Так что Бест тоже не имел никакой исполнительной власти, которая принадлежала исключительно секретной полевой полиции и полевой жандармерии, а они подчинялись непосредственно штабу. Тем не менее Бест руководил специальным подразделением администрации для оккупированных стран, которое решало все полицейские вопросы и осуществляло надзор над французской полицией.
Штаб занимался реквизированными лагерями и тюрьмами и обеспечивал их охрану. В каждой комендатуре был отдел, занимавшийся отношениями с префектами, с генеральными секретарями префектур и передававший им директивы верхних инстанций. Один из членов каждой комендатуры ведал полицейскими вопросами.
В начале оккупации службы Гиммлера во Франции были вынуждены строго ограничиваться лишь сбором сведений и играли весьма незначительную роль. Такое положение продолжалось вплоть до мая 1942 года.
В сфере сбора сведений существовало одно учреждение, и только оно было уполномочено заниматься вопросами безопасности и разведывательными данными для военных. Это был абвер, разместившийся в отеле "Лютеция" и руководимый подполковником Рудольфом (Ранее Рудольф входил в первую группу абвера, которую возглавлял подполковник Шмидт, он же д-р Петерсен, специализировавшийся на вопросах сухопутной армии).
Абвер, как и все шпионские организации, маскировал свои службы, которые якобы выполняли безобидные социальные задачи. Одна из важнейших служб в Германии называлась Бюро по набору женского персонала Красного Креста 12-го армейского корпуса, бюро в Нанте - Управление работ Нанта, в Дижоне - Штаб труда, в Бордо - Служба бухгалтерии, в Туре - Международное общество транспортных средств.
В сравнении с этой огромной организацией группа Кнохена казалась слабой и плохо вооруженной. И все-таки именно она, эта группа, после многих месяцев тайной борьбы стала хозяином положения, а потом, несколько месяцев спустя, поглотила своего соперника.
Но, пока эта трудная победа не была одержана, позиция генерала Отто фон Штюльпнагеля, назначенного главнокомандующим вооруженными силами в оккупированной зоне Франции, усложняла задачу Кнохена. Фон Штюльпнагель яростно сопротивлялся присутствию людей Гиммлера в его вотчине и увеличивал трудности службы Кнохена, мешая ей работать, несмотря на соглашение, которое тот заключил с д-ром Зова, шефом секретной полевой полиции. Напряженность выросла настолько, что Штюльпнагель даже приказал Кнохену прекратить разведывательную деятельность и сделал невозможной всякую связь с Гейдрихом, лишив его средств связи с Германией.
Кнохен не видел вокруг себя никакой поддержки. Со стороны германского посольства он тоже наталкивался на глухую оппозицию. Письмо министра иностранных дел от 3 августа 1940 года определяло роль посла Абеца во Франции. Он должен был руководить действиями секретной военной полиции и секретной государственной полиции во всем, что касается французской внутренней политики, печати, радио, пропаганды. Он также должен был давать им рекомендации по вопросам изъятия документов, важных с политической точки зрения. "Фюрер четко распорядился, чтобы только посол Абец нес ответственность за все политические вопросы в оккупированной и неоккупированной зонах Франции". Однако в соответствии со своими привычками гестапо и СД совершенно не принимали во внимание указаний Абеца; впрочем, они их никогда и не испрашивали.
Кнохен добился победы в совершенно неожиданной сфере, действовать в которой никто не догадался ему запретить. Видели, как он стал часто посещать парижские салоны, порою шикарные, рассыпался в светских любезностях, демонстрировал интеллигентность и ум, которых ему было не занимать, перед влиятельными людьми, в круг которых его вводили французские политические друзья. Вскоре он был завсегдатаем на всех собраниях, празднествах в той части "света", которая легко вступила на путь активного коллаборационизма в надежде провернуть свои делишки, что часто и удавалось. Благодаря этому Кнохен не только был в курсе множества сплетен о парижской жизни, столь полезных для такого человека, как он, но и мог получать чрезвычайно интересные сведения о бывших и нынешних государственных и политических деятелях, о реальном положении в экономике и промышленности, о настроениях общественности, о тенденциях и лидерах оппозиции, о сопротивлении и связях с Англией и Америкой. Некоторые из его новых друзей, в том числе довольно влиятельных, стали его агентами (я не буду столь жесток, чтобы приводить имена, забытые теперь широкой публикой, но весьма пикантно видеть, как некоторые бывшие сотрапезники Кнохена сегодня преподают уроки патриотизма).
Д-р Томас, номинальный шеф Кнохена, избрал другой способ оказывать влияние на французскую внутреннюю политику. С самого начала оккупации германские власти и правительство Виши приняли некоторые антиеврейские меры. Одновременно антисемитская печать, получавшая значительные субсидии от немецких пропагандистских служб, начала кампанию, призывавшую к самым настоящим погромам, желая тем самым вызвать антисемитские чувства среди французского населения. Однако то обстоятельство, что кампания инспирировалась немцами, и ее ожесточенность привела к провалу.
У Томаса, предпочитавшего ночные заведения на площади Пигаль салонам Пасси, политическими советниками были Делонкль, один из первых руководителей кагуляров и лидер Социального революционного движения, и его заместитель, палач и убийца Фийоль. Чтобы "разбудить общественность", они предложили Томасу в сентябре 1941 года устроить несколько налетов на парижские синагоги. Идея показалась шефу Кнохена гениальной: она напомнила ему "спонтанные" погромы, организованные нацистами в Германии в 19 3 8 году. Он поручил оберштурмфюреру Гансу Зоммеру из VI управления, специально занимавшегося связью с французскими коллаборационистами, урегулировать с Делонклем и Фийолем материальные вопросы операции, соблюдая при этом величайшую осторожность, чтобы ничего не узнали военные, особенно Штюльпнагель. Зоммер получил из Берлина необходимые технические средства.
В ночь со 2 на 3 октября парижане были разбужены серией взрывов. В 2 час. 30 мин. взрыв серьезно повредил синагогу на улице Турель; в 3 час. 40 мин. - взрыв на улице Нотр-Дам де Назарет; в 4 час. 30 мин. - большая синагога на улице Виктуар; в 5 час. - улица Сент-Изор; в 5 час. 15 мин. - улица Коперника. Если прибавить к этому бомбу на улице Павэ и еще одну в частной молельне на авеню Монтеспан, то всего было семь взрывов, устроенных в одну ночь под носом у патрулей вермахта. Были даже довольно серьезно ранены двое солдат вермахта, совершавшие круговой обход, а осколки повредили соседние здания.
Делонкль был горд подвигом своих старых кагуляров. В самом деле, потребовалось много "храбрости", чтобы ночью заложить бомбу у столба ворот и сразу же убежать (Делонкль, ставший помехой и подозреваемый в "предательстве" (внешняя военная ситуация быстро менялась), был убит гестаповцами в январе 1944 года). Томас ликовал. Но этот подвиг, достойный СА в ее лучшие времена, имел неожиданные последствия. Уже 6 октября Штюльпнагель знал авторов акции и направил в ставку жалобу, что оберштурмфюрер Зоммер, действуя по приказу Кнохена, снабдил "французских преступников" взрывчаткой, доставленной из Германии, чтобы произвести эти взрывы.
21 октября 1941 года письмо со штемпелем военной администрации ставки командования в Париже было направлено шефу секретной полиции СД в Берлине, то есть Гейдриху. После напоминания об акции, в которой было ранено два солдата вермахта и несколько французов, в письме говорилось:
"Эти взрывы были произведены французами из окружения Делонкля. Оберштурмфюрер СС Зоммер передал взрывчатые материалы исполнителям акции. Оберштурмфюрер СС Зоммер знал о времени взрывов и о способе, каким они будут произведены. Он находился в контакте с исполнителями акции непосредственно перед ее осуществлением. Оберштурмфюрер СС Зоммер действовал по приказу начальника парижской службы секретной полиции СД оберштурмбаннфюрера СС Кнохена. Последний изложил содержание этого дела в прилагаемом докладе, адресованном 4 октября 1941 года военному коменданту. Он изложил дело неточно как в объективном, так и в субъективном отношении, изобразив его как чисто французскую акцию".
Кнохена упрекали прежде всего в том, что за 24 часа до акции, о подготовке которой он знал, он заявлял, что меры, принятые военным командованием, плодотворны и что все спокойно. Ранее тоже совершались разного рода покушения и всегда принимались ответные меры наказания. "Исполнители и инициаторы взрывов 2 и 3 октября прекрасно знали, что жертвами будут невинные люди и все это приведет к самым серьезным политическим последствиям".
Опасности последних удалось избежать благодаря быстрому выявлению организаторов акции, но престиж оккупационной армии был подорван, так как французская полиция уже раскрыла истину. Наконец, составитель письма (вероятно, д-р Бест) сформулировал свою подлинную цель:
"Ответственность за меры, принятые зондеркомандой секретной полиции СД, и за поведение этой зондеркоманды должен взять на себя ее руководитель, даже если он сам и не участвовал ни прямо, ни косвенно в этой акции. Поэтому следует настаивать на смене руководства зондеркомандой ввиду политической важности дела и его влияния на политическое положение германской администрации. По этой причине главнокомандующий германской армией просит, чтобы бригадефюрер СС Томас был снят со своего поста. Командование вермахта предполагает, что берлинские службы согласятся с ним в том, что д-р Кнохен и оберштурмфюрер СС Зоммер, которые участвовали в этой акции, не будут больше использоваться на оккупированных территориях".
Используя до конца ошибку своих конкурентов, Штюльпнагель надеялся их устранить. Соболезнование, выраженное французам, которые едва не понесли незаслуженное наказание, кажется неуместным, если вспомнить, что в тот самый день, когда было подписано это письмо, шестнадцать заложников, тоже совершенно невиновных, пали под пулями взвода солдат в Нанте и что на следующий день двадцать семь других заложников были расстреляны в Шатобриане.
В административном отношении (единственная сфера, где нацисты были щепетильны) Штюльпнагель проявил благоразумие. Кнохен был слишком ценен, и не могло быть речи о том, чтобы расстаться с ним. Генерал Томас был более уязвим, несмотря на высокую протекцию его "зятя", который и предложил решение, удовлетворившее всех: Томас попросил об отставке. Через несколько дней он отбыл в качестве шефа секретной полиции СД на оккупированные территории на Востоке и оказался в Киеве.
Кнохен снова стал единственным хозяином положения во главе полицейской службы без власти, под бдительным наблюдением военных. Тем не менее его интеллект и ловкость позволили ему победоносно выйти из затруднительного положения.
Оппозиция военных, основанная на соперничестве, опиралась также и на различие в доктринах.
Статья 3 соглашения о перемирии, подписанного 22 июня в Ретонде, изложена довольно двусмысленно: "В оккупированных районах Франции германский рейх осуществляет все права оккупирующей державы. Французское правительство обязуется всеми средствами способствовать разработке норм, относящихся к исполнению этих прав и их осуществлению с помощью французской администрации. Французское правительство немедленно распорядится, чтобы все французские власти и административные службы оккупированной территории исходили из установок германских военных властей и сотрудничали с ними корректным образом..."
Верховное командование вермахта намеревалось применять эти положения буквально и поставило французскую администрацию оккупированных районов под свой полный контроль. Военные придерживались той точки зрения, что управление оккупированной частью Франции должны обеспечивать сами французы, а военные будут лишь следить за тем, чтобы французские службы строго исполняли немецкие директивы. Таким образом, роль германской военной администрации ограничивалась руководством и контролем.
Рабочие директивы, данные военной администрацией (армейский штаб - ставка, № 800/40 - 22 августа 1940 года), совершенно ясны:
"Всякая деятельность военной администрации будет основываться на принципе принятия лишь тех мер, которые связаны с обеспечением военной оккупации страны. Напротив, в компетенцию военной администрации не входит вмешательство в дела французской внутренней политики в целях ее улучшения. Военная администрация по всем административным мерам, которые она будет принимать, должна пользоваться каналами французских властей".
Военные считали, что такое решение имеет одни лишь преимущества: трудности исполнения будут преодолевать сами французы; административное управление обойдется дешевле; наконец, и в особенности, выполнение германских директив под французским прикрытием позволит избежать "инстинктивных реакций французов против всего, что исходит от немцев". Таким подходом и объясняется то обстоятельство, что германские власти весьма тепло относились к французам, которые соглашались сотрудничать с ними. Они желали не аннексии Франции, а благоприятной для них ее политической линии.
Поэтому, по мнению военных, прямые действия германских полицейских служб могли "все испортить". Единственной приемлемой для них службой была антиеврейская секция, руководимая Даннекером - одним из помощников Бемельбурга и непосредственным представителем Эйхмана во Франции.
27-летний гестаповец Тео Даннекер был баварцем из Мюнхена. Он подчинялся Эйхману, который лично назначил его своим представителем в Париже. Он прибыл туда в сентябре 1940 года. Находясь в административной и дисциплинарной зависимости от Кнохена, он тем не менее не получал от него никаких прямых приказов. В своей "работе" он зависел только от Эйхмана, который посылал ему свои директивы.
Первый генеральный комиссар по еврейским вопросам Ксавье Валла (6 мая 1942 года Валла был заменен Даркье де Пеллепуа) сказал на суде над ним, что Даннекер был "неистовым нацистом, который впадал в транс, как только при нем заговаривали о евреях". Когда вступили в силу антисемитские меры, он контролировал приговоры уголовных трибуналов, направляя французам бурные протесты всякий раз, как только он находил санкции сколько-нибудь мягкими.
Даннекер разместил свои службы в доме № 31-бис на авеню Фоша и в доме № 11 на улице Соссэ. Он решил сразу же использовать французских антисемитов и помог им советами и деньгами создать Институт по изучению еврейских вопросов, для которого он реквизировал помещения одного еврейского предприятия на бульваре Османа. Став таким образом без всяких помех съемщиками помещений у гестапо, французы, бывшие инициаторами создания института, среди которых на первом месте был помощник Даркье де Пеллепуа капитан Сезиль, превратились в самых активных поставщиков людей для лагерей уничтожения.
Немецкая антисемитская пропаганда приносила свои плоды. Но Даннекер не мог довольствоваться любителями. 3 октября 1940 года правительство Виши обнародовало "Положение о евреях". После определения, что всякое лицо, имеющее евреями трех предков и если его супруг или супруга тоже евреи, рассматривается как еврей, в этом документе перечислялись "общественные функции и мандаты", доступ к которым евреям запрещен, а затем регулировался доступ евреев к некоторым свободным и торговым профессиям.
Даннекер потребовал от полицейской префектуры выделить ему дюжину инспекторов. Он непосредственно отдавал им приказы и тем самым обеспечивал то, чего хотела военная администрация: чтобы французы сами выполняли грязную работу, которую поручали им немцы.
24 августа 1941 года под нажимом немцев был принят закон о смертной казни за "антинациональные происки" и были образованы чрезвычайные трибуналы.
В октябре 1941 года министр внутренних дел Пюше, чтобы "избавить" от немцев тех полицейских, которые непосредственно им подчинялись, создал некий триптих для преследования "врагов" режима, которые одновременно были врагами нацистов. Пюше образовал Полицию по еврейским вопросам, Антикоммунистическую полицейскую службу и Службу по тайным обществам; последняя должна была заниматься франкмасонами, отлученными от общественных функций законом от 13 августа 1940 года и поставленными под наблюдение как враги отечества.
В эти формирования вошел разношерстный персонал. Трое их директоров были не полицейскими-профессионалами, а людьми, выбранными из числа военных крайне правых взглядов. Например, антикоммунистическую службу возглавил один бывший коммерсант и активист Французской народной партии Дорио, который получил титул специального уполномоченного с жалованьем в те времена весьма значительным - десять тысяч франков в месяц. Персонал был набран из деятелей тех же самых политических ориентации плюс профессиональные полицейские-добровольцы, привлеченные высокими заработками, и чиновники, которым надоели дурные компании и они решили не "пачкать руки" грязными делами.
Можно липший раз отметить некий парадокс: нацисты рекрутировали своих подручных среди членов партий, которые рьяно провозглашали себя патриотическими.
Расчеты германского военного командования не давали желаемых результатов. Поскольку обычные меры оказались, согласно формуле Кейтеля, "нерентабельными", верховное командование встало на путь репрессий и принимало решение о казнях заложников всякий раз, когда убивали военнослужащего оккупационной армии.
22 августа 1941 года фон Штюльпнагель подписал приказ, по которому начиная с 2 3 августа все французы, находящиеся под стражей в германских, службах, считаются заложниками. Из этого "резерва" брались потом люди для расстрела в количествах, варьирующихся "в зависимости от тяжести совершенного преступления". 19 сентября новый приказ прибавил к этой первой категории заложников "всех французов мужского пола, находящихся под арестом французских служб за коммунистическую или анархистскую деятельность, и тех, кто будет находиться там под арестом в будущем". Отныне такие люди должны были рассматриваться как арестованные Верховным военным командованием во Франции. Все эти меры были сгруппированы в общем распоряжении от 30 сентября, известном под названием "Кодекс заложников", который противоречил статье 50-ой Гаагской конвенции, запрещающей брать заложников.
Эти меры были еще больше ужесточены. В июле 1942 года, когда генерал Отто фон Штюльпнагель был заменен своим двоюродным братом Генрихом фон Штюльпнагелем, газета "Паризер цайтунг" поместила в номере от 16 июля следующее уведомление:
"Будут расстреляны ближайшие родственники мужского пола, а также шурины, девери и двоюродные братья старше 18 лет - родственники организаторов смуты".
"Все женщины, находящиеся в той же степени родства, будут приговорены к принудительным работам".
"Дети моложе 18 лет, чьими родителями являются вышеуказанные лица, будут помещены в исправительный дом".
В течение всего этого периода немецкие полицейские службы, гестапо, СД оставались за кулисами. Но, хотя они и не выступали на передний план, а скрывались в тени военной администрации, они последовательно расширяли сферу своих действий.
С самого начала Кнохен организовал свои службы по образцу РСХА, распределив людей по шести секциям соответственно шести управлениям берлинского главного управления и с аналогичными функциями. И не так уж важно, что они не могли работать в открытую. Их использовали для сбора документации и вербовки французских помощников из числа рецидивистов и членов некоторых партий, в первую очередь Французской народной партии Дорио.
В 1941 году тиски военного контроля начали постепенно разжиматься. Перегруженная работой секретная полевая полиция вынуждена была разрешить гестапо самостоятельно производить обыски, а затем и аресты. Гестапо должно было отчитываться о своих операциях в подробных докладах, но чаще всего эта формальность "забывалась". Вскоре военному командованию пришлось просить гестапо проводить расследования, которые уже не могли вести абвер и секретная полевая полиция. После получения согласия абвера было решено, что гестапо и СД будут заниматься безопасностью армейских тылов, притом лишь в гражданском и политическом аспектах, а вся военная разведка останется в исключительном ведении абвера. Но граница между этими видами деятельности часто размывалась, сотрудники Кнохена переходили ее легко и вторгались в чужие пределы, из-за чего нередко возникали конфликты. Отношения между гестапо, СД и абвером всегда несли на себе печать глухой враждебности, что отражало соперничество, которое в Германии противопоставляло друг другу высших шефов обеих организаций.
Успешный захват новых сфер деятельности увеличивал политическую важность служб Кнохена. К концу 1941 года он действовал повсюду, исключая несколько секторов, где военные сохраняли свои прерогативы. То были цензура печати, радио, театр, кино, еврейские дела и экономические вопросы французской администрации.
В тот же период он учредил три "филиала" службы по внешним делам - в Бордо, Дижоне и Руане. В Виши с начала оккупации был послан агент Гиммлера. Его звали Райхе, и он осведомлял непосредственно Гиммлера обо всех событиях во "временной столице". Он не зависел от Кнохена.
Эта организационная работа и упорная борьба, увенчавшаяся наконец успехом, были заслугой Кнохена. После отбытия Томаса он оставался единственным ответственным лицом служб гестапо - СД. Томас был заменен оберфюрером Биркампом, но тот всего-навсего был временным заместителем в течение шести месяцев, пока не прибыл новый шеф.
В апреле 1942 года Гиммлер получил наконец от Гитлера необходимые распоряжения, позволившие ему отобрать у штаба оккупационной армии во Франции полицейские полномочия и передать их своему новому личному представителю.
Чтобы отметить важность этого поста и этой победы над военными, он назначил на него человека, настоятельно рекомендованного Гейдрихом, - генерала Карла Оберга.
Карл Альбрехт Оберг родился 27 января 1897 года в Гамбурге, его отец, Карл Оберг, был врачом. Молодой человек окончил школу в этом ганзейском городе в 1914 году. Ему было тогда 17 лет. В августе разразилась война, он записался в армию добровольцем и в сентябре 1916 года воевал на французском фронте в чине лейтенанта. В конце войны он был награжден "Железным крестом" I и II степени.
Вернувшись в Гамбург, он из-за трудного материального положения семьи поступил к одному торговцу и оставался у него до 1921 года. Потом работал у бумагопромышленника, а после - служащим на дрожжевой фабрике Христиансена во Фленсбурге, около датской границы. В 1923 году Оберг женился на Фриде Трамм, которая была на пять лет моложе его. В 1926 году молодая супружеская пара вернулась в Гамбург, где Оберг нашел работу в компании по оптовой продаже экзотических фруктов - "Вест-Индия бананенфертрибсгезельшафт", а через три года перешел в должности концессионера в конкурирующую фирму по торговле экзотическими фруктами - "Баньяк". Там он не добился успеха и спустя десять месяцев, осенью 1930 года, оказался без работы. Три с половиной миллиона безработных заполняли тогда улицы немецких городов. Карл Оберг был не из тех, кто впадал в отчаяние и вставал в очередь за бесплатной похлебкой. Получив небольшую ссуду от родственников, он открыл собственную табачную лавку в самом центре города" на Шауенбургерштрассе - торговой улочке рядом с "Ратхаусом", огромной и сверкающей огнями ратушей Гамбурга.
В это время на Оберга уже начала влиять нацистская пропаганда. Он жил в городе, который полностью зависел от морской торговли и испытывал на себе больше, чем всякий другой город, воздействие экономического спада. В июне 1931 года он вступил в НСДАП и получил партийный билет № 575205. Через десять месяцев он стал членом СС и проявил там незаурядные организаторские способности. 15 мая 1933 года в Гамбург приехал Гейдрих, чтобы проинспектировать местную службу СД, которая только что организовалась. С некоторых пор Оберг внимательно приглядывался к партийным службам безопасности. Он был представлен Гейдриху, который одобрил его кандидатуру. Вступив в СД, Оберг превратился в довольно высокооплачиваемого функционера, и его денежные затруднения ушли в прошлое. 1 июля 1933 года он получил звание унтерштурмфюрера (младшего лейтенанта), был назначен в штаб Гейдриха и скоро стал одним из его ближайших сотрудников. Он последовал за ним в Мюнхен, когда туда в конце июля 1933 года была переведена служба, потом, в сентябре, - в Берлин, где учреждалась центральная служба СД. Некоторое время спустя он стал начальником личного штаба Гейдриха в СД, потом - начальником службы по личному составу и занимал этот пост до ноября 1935 года. Находясь при Гейдрихе, он активно участвовал в "чистках" после ремовского путча.
Оберг добровольно оставил СД, чтобы активно служить в СС, где он командовал 2 2-м полком СС в Мекленбурге, получив звание штандартенфюрера (полковника), а потом стал шефом IV отдела СС в Ганновере и в этой должности пробыл до декабря 1938 года. В январе 1939 года он был назначен президентом полиции в Цвиккау, в Саксонии, а в апреле получил звание обер- фюрера СС. Война не изменила его положения вплоть до сентября 1941 года, за исключением одной краткой передвижки. В апреле 1941 года Гиммлер назначил его временно исполняющим обязанности на важный пост президента полиции в Бремене, но у местной нацистской крупной шишки, гаулейтера Кауфмана, была другая кандидатура, и он столь решительно воспротивился назначению Оберга, что тот был возвращен в Цвиккау неделю спустя.
В сентябре 1941 года Оберг получил назначение в Радом, в Польше, в качестве фюрера СС и полиции. Там он участвовал в уничтожении евреев и в облавах для набора польской рабочей силы. С этого поста его и взяли в Париж (Должны были назначить Шталекера, но он был убит на русском фронте, что и дало "шанс" Обергу); предварительно он получил чин "бригаде- фюрера и генерал-майора полиции", то есть бригадного генерала, что было весьма быстрым продвижением, поскольку девятью годами ранее он был всего-навсего младшим лейтенантом.
Таким образом, ему было 45 лет, когда Гиммлер направил его во Францию. Это был в то время человек в расцвете сил, рослый, нордического типа, розовощекий блондин, крепко сложенный, хотя и с животиком из-за непомерного потребления пива. На продолговатом лице выделялись серо-голубые глаза, несколько навыкате, которые выражали скорее не жестокость или жесткость, а некую терпеливую прилежность. Большие очки, длинный, с горбинкой нос с чрезвычайно заостренным, слегка приподнятым кончиком, делали его, особенно в профиль, похожим на клоуна. Сквозь редкие светлые волосы просвечивала розовая кожа. На предыдущих работах он оставил о себе впечатление как о человеке уравновешенном и терпеливом, мягком и добром к подчиненным. Он был добропорядочным и степенным супругом, который только после тринадцати лет семейной жизни стал отцом: в 1936 году родился его первый ребенок, в 1941 - второй, а в 1942 году он должен был стать отцом в третий раз.
В общем, человек, избранный Гиммлером, мог быть добрым малым в стаде диких животных из гестапо и СС, если бы все не испортило еще одно его качество: Оберг был чересчур дисциплинированным.
Гиммлер принял решение послать Оберга во Францию 22 апреля 1942 года. Оберг прибыл 5 мая. Его появление привело к коренным переменам в отношениях между немецкой полицией и оккупационной армией. Чтобы подчеркнуть эту перемену, Оберг получил титулы "высшего фюрера СС и полиции" и "личного представителя Гиммлера", тогда как Томас имел лишь титул представителя Гейдриха. Одновременно Оберг был облечен всеми полицейскими полномочиями и обеспечивал связь, с одной стороны, между верховным шефом германской полиции и СС Гиммлером и, с другой - различными властями во Франции, то есть военным комендантом во Франции Штюльпнагелем, верховным главнокомандующим западного фронта маршалом Рундштедтом, послом Абецом и, наконец, французским правительством.
Чтобы придать этому новому назначению торжественность и важность, Гиммлер пожелал лично приехать в Париж и официально ввести Оберга в должность. Но его бесчисленные обязанности помешали ему, и он послал туда Гейдриха. Тот представил Оберга немецким и французским властям, с которыми Обергу предстояло иметь дело, на церемонии, устроенной в отеле "Риц". Ради этого Гейдрих вызвал в Париж генерального секретаря полиции Рене Буске и генерального секретаря по административным вопросам министерства внутренних дел Илэра: оба были назначены на свои посты двумя неделями ранее. Он принял их, а также Фернана де Бринона, делегата французского правительства в оккупированной зоне, и Даркье де Пеллепуа, нового генерального комиссара по еврейским вопросам, который сменил на этом посту Ксавье Валла.
⇦ Ctrl предыдущая страница / следующая страница Ctrl ⇨
МЕНЮ САЙТА / СОДЕРЖАНИЕ