Ł Обзоры военных ботинок, энциклопедия военной техники, холодное оружие Второй мировой войны

ДЕЛАРЮ Ж. "ИСТОРИЯ ГЕСТАПО", 1998

Польские женщины определялись прислугой в германские семьи: члены НСДАП имели приоритет в получении такой бесплатной прислуги. Всего было перемещено от 400 до 500 тыс. этих несчастных женщин, низведенных до рабства, чтобы "принести значительное облегчение германской хозяйке и дольше сохранить ее здоровье". Их положение было столь же тяжелым, как и положение сельскохозяйственных рабочих. Они "не могут требовать отпуска. Как правило, домашние работницы с Востока могут отлучаться из дома лишь для выполнения домашних работ. Однако в качестве вознаграждения им может предоставляться свободное время вне дома - три часа в неделю. Этот отпуск должен заканчиваться с окончанием дневного времени - самое позднее в 20 час.".

Все запреты, налагавшиеся на мужчин, распространялись и на этих несчастных женщин. "Находясь вне дома, домашняя работница с Востока должна всегда иметь при себе рабочее удостоверение, которое служит ей личным пропуском".

Легко увидеть, что термин "рабство" не является преувеличением, и невольно испытываешь чувство стыда за немецких "нанимателей", внешне добропорядочных граждан страны с древней цивилизацией, которых вполне устраивали эти правила, предоставлявшие в их распоряжение человеческие существа, жизнью и смертью которых они распоряжались. Семи лет нацистского режима оказалось достаточно, чтобы чудовищная бесчеловечность стала обычным явлением. При всем том крупные германские промышленники прошли по этому пути гораздо дальше.

За соблюдением нового кодекса следило гестапо. Сотни тысяч взрослых людей обоего пола были доведены до состояния крайней материальной и моральной деградации, судьба десятков тысяч детей была еще драматичнее (восьмилетние дети, полуголые, голодные, тянули тележки и переносили грузы в некоторых трудовых лагерях), и над всей этой толпой распростерлась тень гестапо.

"Работа" гестапо оказалась настолько "эффективной", что Франк, давая интервью журналисту Клейсту из "Фелькишер беобахтер" 6 февраля 1940 года, решил даже высмеять меры террора, принятые его коллегой фон Нейратом, протектором Богемии и Моравии. Нейрат развесил на стенах по всей Чехословакии красные афиши с уведомлением о казни семи чешских студентов. "Если бы я распорядился вывешивать афиши на стенах всякий раз, когда расстреливают семь поляков, - иронизировал Франк, - то для производства бумаги не хватило бы всех лесов Польши".

25 января 1940 года Франк объявил, что он намерен депортировать миллион польских рабочих. Чтобы выполнить эту программу, гестапо организовало облавы. Оно сделало это столь успешно, что к августу 1942 года было депортировано 800 тыс. польских рабочих.

10 мая 1940 года внимание мировой общественности, до сих пор сосредоточенное на польских событиях, переключилось на другой театр военных действий. Западные германские армии вторглись в Голландию, Бельгию, затем во Францию, они стали объектом наблюдения международных обозревателей. Франк писал, что "надо воспользоваться тем, что пристальное внимание всего мира приковано к западному фронту, и ликвидировать тысячи поляков, начав с главных представителей польской интеллигенции".

Решение об их уничтожении было принято еще в сентябре 1939 года, но, чтобы совершить это, не восстановив против себя иностранных критиков, надо было дождаться удобного момента. Желательно было также найти какие-то правдоподобные аргументы.

В середине мая Франк пригласил к себе своего статс-секретаря Йозефа Бюлера и рейхсминистра Зейсс-Инкварта, они вместе отработали детали акции, названной операция АБ (немецкая аббревиатура "чрезвычайной акции по умиротворению"). Она была проведена под предлогом необходимости положить конец агитации, угрожающей безопасности войск. Как всегда, восемью месяцами ранее фюрера гениально "осенило" насчет грядущих событий, и он нашел средство выправить положение.

Проведение операции АБ было поручено исключительно представителям РСХА в Польше: обергруппенфюреру СС и полицейскому генералу и бригадефюреру I управления РСХА Штрекенбаху; в помощь им были приданы эсэсовцы, специально приехавшие из Германии.

С ноября 1939 года гестапо начало арестовывать профессоров Краковского университета и направлять их в концентрационные лагеря на территории рейха. Число лиц, подлежащих уничтожению, было слишком значительным, и перевод их в Германию - слишком сложным. Поэтому решили упростить дело. "Нет необходимости помещать эти элементы в германские концентрационные лагеря, - писал Франк после совещания с Крюгером и Штрекенбахом, - так как это вызвало бы трудности и ненужную переписку с семьями. Лучше решать эти вопросы в самой стране и наиболее простым способом".

Были проведены массовые аресты, а затем устроена некая пародия на суд. Это совершенно фальшивое разбирательство целиком находилось в ведении гестапо. 30 мая Франк дал свои последние инструкции:

"Всякая попытка судебных властей вмешаться в операцию АБ, предпринятую полицией, будет рассматриваться как измена государству и германским интересам... Комиссия по помилованиям, состоящая при моей службе, не будет заниматься этими делами. Операция АБ должна проводиться исключительно шефом полиции и СС Крюгером и его организацией. Это просто внутреннее мероприятие по умиротворению, которое должно быть проведено вне рамок обычной процедуры".

Таким образом, лишенные возможности обратиться к законному суду и всякой надежды на помилование, польские интеллектуалы были хладнокровно "ликвидированы" гестапо и СС. Когда все кончилось, Штрекенбах вернулся в Берлин, где приступил к своим обычным административным обязанностям. По случаю его отъезда была устроена прощальная церемония, на которой Франк выступил с небольшой и взволнованной речью, поздравляя и благодаря за хорошую работу, выполненную общими усилиями. В этой речи прозвучала ужасная фраза:

"То, что было исполнено в генерал-губернаторстве вами, бригадефюрер Штрекенбах, и вашими людьми, не должно быть забыто, и вам не следует стыдиться содеянного".

Штрекенбах и его люди и не думали "стыдиться". Чего ради большинству этих людей было "забывать" об ужасных часах и о том, кто их устроил?

Впоследствии гестапо расширило свои полномочия. Декретом от 2 октября 1943 года Франк дал возможность гестаповцам оправдывать самые жестокие репрессии. К тому времени уже было расстреляно 17 тыс. поляков в качестве заложников, то есть без всякого суда, и Франк прокомментировал это так: "Мы не должны поддаваться чувствам, узнав, что расстреляно 17 тыс. человек. Эти лица являются жертвами войны". Но "иностранная пропаганда" подняла большой шум вокруг казней заложников, и тогда был найден выход из этого затруднительного положения. Вместо того чтобы изменить методы, просто вычеркнули слово "заложник" из официального словаря и узаконили эти убийства, создав декретом от 2 октября 1943 года штандгерихте - чрезвычайные трибуналы, состоявшие исключительно из членов гестапо. В параграфе 4 декрета говорилось: "Чрезвычайные трибуналы сыскной полиции должны образовываться из одного фюрера СС, принадлежащего к службе командования сыскной полиции и СД, и двух членов той же службы". Параграф 6 предписывал: "Приговоры чрезвычайных трибуналов сыскной полиции приводятся в исполнение немедленно".

Тем самым гестапо могло действовать с максимальной быстротой. Оно разыскивало врагов режима, арестовывало их, судило и казнило без всякого контроля извне. Как только появился декрет, сотни поляков, содержавшихся в застенках Кракова, были "осуждены" и казнены.

Пока гестапо и СД сеяли террор в Польше, Гейдрих не забывал и о других задачах своих служб.

Брожение, возникшее в некоторых армейских кругах во время подготовки агрессии против Чехословакии, не ускользнуло от внимания бесчисленных осведомителей СД.

СД узнало о поездке Клейста в Лондон в августе 1938 года, хотя ничего не было известно ни о личности эмиссара заговорщиков, ни о точном характере его миссии. У Гиммлера знали, что эмиссар вернулся с письмом от Черчилля, однако ничего больше выяснить не удалось. В августе 1939 года, когда готовилось нападение на Польшу, обеспокоенные военные опять зашевелились, но дело ограничилось слабыми попытками что-нибудь предпринять. Гиммлер и Гейдрих решили подробно разузнать об этом тайном недовольстве и о том, какие связи могли существовать между скрытой оппозицией и английскими службами. Расследование, проведенное в Германии, не дало результатов, и поэтому были проведены поиски в другом направлении, то есть у самих англичан.

Гиммлер и Гейдрих выбрали для этой деликатной миссии двух "перспективных" сотрудников СД, блестящих и одаренных молодых людей - Вальтера Шелленберга и Гельмута Кнохена. Оба происходили из тех бедных студентов, которых старалась использовать партия. Гейдрих почувствовал, что для успеха серьезного контакта с англичанами требуются люди с цивилизованными манерами, говорящие по-английски правильно и даже изысканно, способные избегать ловушек, которые непременно будут устроены на разных поворотах в ходе переговоров. Развертывание операции показало, что его выбор был превосходным.

Молодого Кнохена как раз только что назначили в VI управление (внешние дела СД), где ему было поручено создать новые агентурные сети за границей. Он старался выявить среди немецких эмигрантов тех, чье затруднительное положение заставило бы их принять "интересные" предложения. Кнохен был знаком с этой средой, так как ранее ему было поручено наблюдение за эмигрантами и изучение газет, которые те выпускали. Ему удалось тогда завербовать некоего Франца Фишера, доктора экономических наук, влачившего нищенское существование в Париже. Быть может, по указанию СД Фишер обосновался в Голландии в качестве агента. Он сумел вступить в контакт с британскими кругами в Голландии, а вскоре - с агентами Интеллидженс сервис, которые вели разведывательную работу среди немецких эмигрантов. Кнохен вызвал Фишера на голландскую границу и поручил ему предложить англичанам установить контакт с представителем оппозиционной группы, созданной германскими генералами и офицерами.

В середине октября Фишер получил согласие англичан. Польская кампания завершилась, и союзники ждали скорого удара на западном направлении. Поэтому всякая информация о возможном брожении в германских вооруженных силах могла быть чрезвычайно ценной. Интеллидженс сервис игнорировала то обстоятельство, что Фишер был "двойным агентом", как выражаются в разведывательных службах, и что им "манипулирует" СД из Дюссельдорфа.

Когда приготовления закончились, в прямой контакт вместо Кнохена вступил Шелленберг.

"Доверенный человек" Фишер организовал первую встречу, которая состоялась 21 октября в голландском городке Зютфен. Шелленберг выступал под именем капитана Шеммеля из транспортной службы Верховного командования вермахта. Такой офицер действительно существовал, и сотрудники Интеллидженс сервис могли проверить это по ежегодным справочникам германской армии, которые были в их распоряжении. В качестве меры предосторожности настоящий Шеммель был отправлен в командировку на Восток. Шелленберг, он же Шеммель, сумел внушить доверие англичанам - майору Стивенсу, капитану Пейну Весту и лейтенанту Коппенсу. В Голландии было несколько встреч, и Шелленберг побывал вместе со своими собеседниками в Арнеме и Гааге.

В одной из его поездок Шелленберга сопровождал господин весьма респектабельного вида, которого он представил как генерала и "общего" руководителя группы сопротивления вермахта. Генерал, интеллигентный, изысканный, блестящий собеседник, произвел наилучшее впечатление на английских агентов. Шелленберг поручил эту трудную роль "любителю" - Д-ру Кринису, известному берлинскому психиатру.

Было даже намечено кратковременное путешествие в Лондон специальным самолетом. Между поездками Шелленберг всегда возвращался в ставку в Дюссельдорфе, чтобы информировать Берлин о развитии событий. 31 октября, во время одной из поездок в Гаагу, фальшивый Шеммель получил приемник-передатчик для регулярной связи с агентами Интеллидженс сервис в Голландии, а также специальный аккредитив для вызова секретного телефонного абонента в Гааге. Игра шла благоприятно, и Шелленберг надеялся достичь двух целей: "отравить" английские службы, сообщая им неверные сведения и передавая подложные документы, и добиться контакта с ядром военных оппозиционеров. Новая встреча состоялась 7 ноября, по-прежнему в Голландии, и на следующий день была назначена еще одна.

8 ноября после полудня в Дюссельдорф прибыл "специальный отряд" из дюжины эсэсовцев, посланный по приказу Гиммлера, чтобы обеспечить "защиту" Шелленберга. Отрядом командовал Науйокс, эффективность действий которого получила высокую оценку во время проведения ложного польского нападения на радиостанцию в Глейвице.

В тот же день вечером, примерно в 21 час. 30 мин., Гитлер выступил с речью в "Бюргербраукеллер" в Мюнхене, чтобы почтить память, как это делалось каждый год, "героев 9 ноября" - жертв неудачного путча 1923 года, который начался в этом пивном зале.

В порядке исключения ни Геринг, ни Гиммлер не присутствовали на этом торжественном вечере. Речь Гитлера была необычно краткой, и, окончив ее, он внезапно ушел, хотя обычно задерживался, дружески беседуя со "старыми бойцами" партии.

Несколько минут спустя - через 10-12 минут, как утверждали свидетели, - мощный взрыв наполовину разрушил зал, оставив семь убитых и 63 раненых. Если бы Гитлер не ушел, он был бы убит, так как бомба была спрятана посреди зала, в колонне, около которой он всегда располагался, когда произносил речь.

Через час Гиммлер вызвал по телефону Шелленберга в Дюссельдорф и приказал ему захватить трех английских агентов, с которыми он назначил встречу на следующий день в Венло, городке на голландской границе, примерно в 60 километрах от Дюссельдорфа. Специальный отряд СС должен был ему помочь. Такова версия, представленная Шелленбергом. Она выглядит очень подозрительной. Имеется один факт, говорящий о том, что и захват англичан, и покушение в Мюнхене были заранее спланированы. Это прибытие в Дюссельдорф отряда СС за несколько часов до взрыва бомбы в Мюнхене. Шелленберг совершенно не нуждался в защите 8 ноября, поскольку агенты Интеллидженс сервис ему доверяли. Отряд из дюжины эсэсовцев, подготовленных для террористических акций под командованием Науйокса, специалиста по подобным операциям, совсем не походил на группу защиты, а был именно отрядом специального назначения. Кроме того, встречи Шелленберга всегда назначались в Голландии, и часто далеко в глубине голландской территории; трудно вообразить, как Науйокс и его двенадцать эсэсовцев могли бы обеспечивать его безопасность.

9 ноября пополудни Шелленберг ждал агентов Интеллидженс сервис в кафе в Венло, рядом с границей. Когда англичане открывали дверцу своего автомобиля, большого "Бьюика", полный эсэсовцев грузовик, отбросив шлагбаум, ворвался на территорию Голландии. Науйокс и его люди начали стрелять по "Бьюику". Англичане открыли ответный огонь; лейтенант Коппенс, задетый пулей, упал. Науйокс и один из его людей, Геч, бросились к машине и вытащили Беста, Стивенса и раненого, "как соломенных чучел", писал впоследствии Шелленберг.

Эсэсовцы быстро сели в машину и дали задний ход к границе, прикрывая отход грузовика с тремя пленниками. Похищение, проведенное совершенно как в гангстерских фильмах, заняло лишь несколько минут (Науйокс сохранил "Бьюик", считая его "военной добычей", и месяцами пользовался им для личных нужд, катаясь по Берлину в большом легковом авто, что было весьма необычно в те времена ограничений на горючее). Оно могло повлечь за собой серьезные дипломатические осложнения, так как была нарушена голландская граница и совершено вооруженное нападение - явно на территории Голландии. Раненый лейтенант Коппенс умер через несколько часов в госпитале Дюссельдорфа и, как свидетельствовали его документы, в действительности оказался лейтенантом Клопом из голландских разведывательных служб.

Риск не был бы оправдан, если бы речь шла просто о захвате столь незначительных пленников. Но Гитлер и Гиммлер намеревались более "рентабельно" использовать их.

10 ноября в деревне Крейцлинген, около Констанца, был задержан некий столяр-краснодеревщик Элзер, пытавшийся перебраться в Швейцарию. У него нашли почтовую открытку с изображением внутреннего помещения "Бюргербраукеллер". Чернильным крестом была помечена колонна, в которую была спрятана бомба. Элзера привезли в Берлин и долго допрашивали на Принц-Альбрехтштрассе, куда были доставлены также Бест и Стивене. Допросами руководили Гейдрих, Мюллер и Шелленберг. Не составило особого труда заставить Элзера признаться, что он - автор покушения. Он даже гордился тем, что ему удалось изготовить взрывное устройство, механизм замедленного действия которого позволял установить его на взрыв за целых десять дней. Это дало ему возможность спрятать бомбу в колонну до того, как службы безопасности начали проверять зал. Бест и Стивене не имели никакого отношения к покушению. Но нацистская пропаганда так все закрутила, что, казалось, ей было все известно, и возложила ответственность за покушение одновременно на Интеллидженс сервис и на "Черный фронт" Отто Штрассера, скрывавшегося в Швейцарии.

Элзер, по-видимому, сыграл роль своего рода "ван дер Люббе номер два". Нацисты не решились устроить сенсационный процесс, поскольку сохранили слишком дурные воспоминания о процессе над поджигателями рейхстага. Элзер был отправлен в концлагерь Заксенхаузен, потом в Дахау. Там он оставался до 1945 года. Помещенный в барак для особо опасных заключенных, он имел в своем распоряжении столярную мастерскую, где мог делать все, что ему вздумается. Там он изготовил, например, цитру, на которой играл часами. Заключенные окрестили его "игроком на цитре". По любопытной случайности именно в концлагере Бест и Стивене впервые встретились со своим "соучастником" Элзером. Тот рассказал им, что он сделал бомбу по наущению каких-то двух типов, которые потом привели его ночью в "Бюргербраукеллер", чтобы установить устройство в выбранной колонне. Он поведал им также, что по указанию своих "сообщников" снабдил бомбу детонатором замедленного действия и еще одним, электрическим, который приводился в действие простым выключателем на конце длинного провода, что позволяло произвести взрыв в любой момент. Элзер думал, что его бомба взорвалась от детонатора замедленного действия, но более вероятно, что взрыв произошел от второго детонатора после ухода Гитлера и сопровождавших его высокопоставленных нацистов.

Сообщники Элзера препроводили его затем на швейцарскую границу, где его и арестовало гестапо. Предварительно они передали ему компрометирующую почтовую открытку. Детали этого дела наводят на мысль, что покушение было организовано гестапо из пропагандистских соображений. Захват Беста и Стивенса позволял взвалить на Интеллидженс сервис ответственность за замысел и осуществление плана, слишком сложного для того, чтобы считать Элзера, человека довольно ограниченного, единственным его автором. Что же касается смерти голландского лейтенанта Клопа, то она тоже была использована нацистской пропагандой, которая истолковала его присутствие рядом с Бестом и Стивенсом как доказательство сговора голландского правительства с британским, направленного против Германии, - аргумент, который был использован при вторжении германских войск в Голландию.

Бест и Стивене находились в заключении вплоть до прибытия американских войск. А Элзер по тайному приказу Гиммлера был расстрелян гестапо в апреле 1945 года, и его смерть была приписана бомбардировке. Нацисты вовсе не хотели, чтобы Элзер попал в руки союзников. Это обстоятельство, случившееся спустя пять с лишним лет после покушения, проливает на последнее довольно странный свет.

Вступление Германии в европейскую войну в сентябре 1939 года привело к централизации руководящих органов полиции путем создания центральной службы безопасности рейха - РСХА. Другая перемена произошла тогда же в организации СС, деятельность которой надо было направить на нужды войны.

До сих пор "доблестные войска СС" сражались лишь с безоружными гражданскими лицами. Даже в Чехословакии они не сталкивались ни с какой военной силой, потому что эта мужественная страна была отдана на съедение чудовищу другими европейскими странами, которые наивно надеялись умерить тем самым его аппетиты.

Когда весной 1939 года Гитлер принял решение напасть на Польшу, было ясно, что на сей раз придется вести настоящую войну. Гиммлер хотел, чтобы эсэсовцы играли в конфликте как можно более блестящую роль. Он усматривал в этом повод для создания подлинной армии, уже не внутренней, а полномасштабной, что позволило бы ему достичь наконец своей цели и стать большим военачальником, а такую мечту бывший куровод тайно лелеял со времени своего назначения рейхсфюрером СС. В политическом плане создание армии СС обеспечивало противовес силам вермахта, а поскольку такая армия составлялась бы из элитных частей, ее роль могла быть решающей в случае открытого конфликта с генералами. Ей можно было бы также поручать некоторые грязные дела, которые обычные войска, состоящие из солдат-призывников, отказывались бы выполнять.

Уже давно существовало правило, что постоянные эсэсовские полки, находившиеся в исключительном распоряжении фюрера, не подчиняются верховному командованию вермахта. В секретном приказе Гитлера от 18 августа 1938 года уточнялось, что войска СС не входят ни в вермахт, ни в полицию (хотя они и находились под общим командованием рейхсфюрера СС Гиммлера), что срок службы в них составляет четыре года (при добровольном вступлении в них) и что служба в войсках СС рассматривается как обычная воинская повинность. В случае войны эти части должны использоваться "верховным командованием армии в условиях армии военного времени", но политически они остаются "частями НСДАП". Наконец, на случай мобилизации Гитлер резервировал за собой право самому определять дату, численный состав и формы "включения этих войск СС в состав армии военного времени в зависимости от внутренней политической ситуации на данный момент".

Сразу после опубликования этого приказа Гиммлер пересмотрел организацию войск СС: он моторизовал их и создал новые части противотанковой обороны, пулеметные и разведывательные батальоны. В июле 1939 года он придал им артиллерийский полк, завершив тем самым преобразование своих "чрезвычайных войск" в боевые части.

В первых числах сентября 1939 года началась эта конверсия эсэсовских спецподразделений в войска, с которыми предстояло познакомиться Европе. В начале 1940 года в войска СС вступило большое число добровольцев и они составили примерно 100 тыс. человек: 64 тыс. добровольцев и 36 тыс. призывников.

В Польше первые эсэсовские части вели себя с жестокостью, которой от них и ждали и которую Геринг называл "образцовой храбростью". Гиммлер получил разрешение формировать новые дивизии.

Пройдя испытание войной и ожесточившись, войска СС должны были образовать внутреннюю полицейскую армию, и только ей поручалось поддержание порядка в "критические моменты". Таким образом, обычные военные лишались всякой роли внутри страны. Гитлер знал, что "поддержание порядка" часто служит предлогом для захвата власти армией. Он знал, как соблазнительно нарушить порядок, чтобы потом восстановить его наилучшим способом. Не решаясь протестовать против потери полицейских функций, которые всегда презирались армией, генералы стали жаловаться на свободу, предоставленную эсэсовцам. Офицеры повторяли формулу, с которой выступал сам Гитлер во времена чистки после мятежа Рема: "В Германии есть только одна вооруженная сила - вермахт".

Протесты были такими горячими, что Гитлер поручил своему адъютанту подготовить объяснительную записку. Эта записка не была составлена, поскольку сам Кейтель, несмотря на обычную покорность, заявил Гитлеру, что такой жест будет "сочтен армией за оскорбление". В конце концов Браухичу было велено успокоить умы, сообщив офицерам, что речь идет о "полицейских войсках", которые обязательно должны участвовать в боевых операциях.

Но протесты незамедлительно возобновились. Организации, в которых каждый молодой немец непременно должен был состоять в течение нескольких лет, контролировались партией. Для СС было легко вести там интенсивную пропаганду и подбирать самых подходящих для себя людей. Такое "снимание сливок" лишало вермахт и люфтваффе их будущих кадров. "Сухопутная армия и авиация выступили со справедливым протестом, - говорил Геринг, - так как этот захват лучших добровольцев ведет к тому, что в сухопутных войсках и авиации не хватает молодых людей, которые могли бы стать блестящими офицерами". Гитлер оставил это без внимания, и Гиммлер получил разрешение формировать новые дивизии.

Требования момента и стремление бесконечно наращивать мощь своей армии заставили Гиммлера отказаться от знаменитых "правил крови", которые до этого считались решающим фактором для "защиты расы и идеологии" нацизма. Ситуация изменилась. Рослые белокурые арийцы с абсолютно чистой нордической кровью, гордость и смысл бытия СС, постепенно стали оттесняться на задний план довольно неожиданными формированиями: в 1943 году была создана мусульманская дивизия "Хандшар"; в 1944 году - албанская дивизия "Скандербег", французская дивизия "Шарлемань" и венгерская кавалерийская дивизия; в 1945 году - хорватская дивизия "Кама", а также дивизии фламандская "Лангемарк", валлонская "Валлония", голландская "Лансторм Недерланд" и итальянская. Одновременно создавались и менее значительные подразделения из тех, кого Гиммлер называл "дикими народами". Так появились туркестанский и кавказский полки, индийский легион, батальон норвежских лыжников, два румынских батальона, один болгарский и три казацкие дивизии. Все эти пестрые войска были одеты в форму СС, которая тремя или четырьмя годами ранее предназначалась лишь для "элиты германской расы", а соискателей принимали в нее лишь после строгой проверки генеалогического древа.

Можно считать, что в войска СС входило больше миллиона человек (К концу войны войска СС имели 40 дивизий и 594 тыс. человек. Потери составили на 1 октября 1944 года 320 тыс. человек). Повсюду появление этих "элитных войск" сопровождалось жесточайшими акциями.

2. Гестапо внедряется во Франции

Для французов война началась 10 мая 1940 года. Больше восьми месяцев французские и британские войска увязали в "странной войне". Люди уже привыкали к этой необычной войне, в которой больше заботы проявлялось о досуге мобилизованных, о снабжении их радиоприемниками и футбольными мячами, чем о наступлении и передвижениях войск. Внезапная атака, которую уже несколько недель ждали союзные штабы, расставила все по своим местам.

Никто не ждал железного урагана, обрушившегося на страну. События развертывались с невероятной быстротой, и 14 июня верховное командование вермахта опубликовало следующее коммюнике:

"После полного развала всего французского фронта между Ла-Маншем и линией Мажино у Монмеди французское командование отказалось от своего первоначального намерения защищать столицу Франции. В момент, когда сообщается это коммюнике, доблестные германские войска вступают в Париж".

Париж пал. Части 18-й армии фон Кюхлера вошли в Париж через ворота Виллетт 14 июня в 5 час. 30 мин. - в том же самом часу, в котором началось наступление через голландскую границу 36 днями раньше.

Две группы с самого раннего утра направились - одна к Эйфелевой башне, другая - к Триумфальной арке. Они водрузили там флаги со свастикой. Еще до полудня генерал фон Штутниц, первый комендант "большого Парижа", обосновался в отеле "Крийон". Все происходило упорядочение и методично и казалось давно подготовленным.

14 июня и в последующие дни поток регулярных германских частей вливался в Париж. Некоторые из них размещались в городе, другие пересекали его, чтобы двигаться дальше на юг.

Среди войск незамеченной вошла в город небольшая группа в форме секретной полевой полиции. У нее было лишь несколько легких грузовиков, мало оружия и всего человек двадцать. Места размещения для нее не готовились заранее, снабжалась она в военном отношении нерегулярно. Тем не менее именно из этого маленького подразделения, почти подпольного, сформировалась вскоре немецкая полицейская организация, которая в течение четырех лет терроризировала французов.

Любопытная история этого маленького отряда с большим будущим еще никогда не рассказывалась.

Когда германские войска вошли в Польшу, командование вермахта выступило с чисто платоническими протестами против одновременного вхождения полицейских отрядов и армейских подразделений. Однако Гиммлер добился согласия Гитлера, и полицейские службы проникали в Польшу одновременно с боевыми частями, как это было в Австрии и Чехословакии. Когда план нападения на Западе был принят окончательно, армейское командование еще более энергично выступило против того, чтобы то же самое произошло и во Франции. Поведение СС и гестапо в Польше шокировало некоторых генералов (потом они привыкли), проявивших на этот раз такую решимость, что Гитлер прислушался к верховному командованию вермахта. Ни одной полицейской части, ни одному подразделению СД не было разрешено сопровождать армию в ее продвижении по Франции. Полицейские полномочия были переданы военной администрации, и армия стала единственной хозяйкой на захваченной территории, избавившись тем самым от контроля Гиммлера.

Такое соглашение поставило Гиммлера в трудное положение. Он понял, что эсэсовцам и полицейским службам грозит опасность, если победоносная армия полностью захватит в свои руки управление оккупированными территориями на Западе. Поэтому надо было создать "плацдарм", который позволил бы последовательно отбирать полномочия, временно данные военным.

Гиммлер приказал Гейдриху создать зондеркоманду (автономную команду со специальными задачами) и ввести ее в Париж одновременно с первыми войсками. Это было вопросом как безопасности, так и престижа, и Гиммлер, по-видимому, не отказал себе в удовольствии продемонстрировать военным виртуозность действий своих служб.

Гейдрих тщательно подобрал отряд, которому поручалась эта деликатная миссия. Он остановился на цифре в двадцать человек - число небольшое, позволяющее действовать незаметно, но и достаточное, чтобы организовать первый "плацдарм". Чтобы отряд проник во Францию, Гейдрих решил прибегнуть к военной хитрости: двадцать человек были одеты в форму секретной полевой полиции (то есть чисто военной полиции которую можно сравнить с французской службой армейской безопасности), а грузовики получили военные номера. Таким образом, зондеркоманда могла свободно разъезжать среди войск на марше по дорогам Франции и без труда оказаться в Париже.

Вечером 14 июня команда обосновалась в отеле "Лувр". Утром 15-го, едва прошло 24 часа после прибытия ее в Париж, она принялась за дело. Один из ее членов явился еще до полудня в полицейскую префектуру и потребовал передать ему досье на немецких эмигрантов и евреев, а также некоторые досье на политических деятелей, враждебно относящихся к нацизму.

Что это были за люди, а прежде всего - кто был их шефом?

Думая об обеспечении руководства зондеркомандой и выполнении ее миссии, Гейдрих вспомнил о молодом интеллектуале, который столь блестяще провел дело в Венло и похитил двух британских офицеров, - о Гельмуте Кнохене. В 30 лет он проявил незаурядные организаторские способности и умение самостоятельно принимать решения. Хороший спортсмен, человек с университетским образованием, воспитанный, вежливый, с приятными манерами, он вполне подходил для того, чтобы общаться с французами. Кнохен сам подобрал свою команду, за одним исключением. Шеф IV управления (гестапо) Мюллер счел абсолютно необходимым иметь в группе своего доверенного человека. Им стал штурмбанфюрер Бемельбург, старый полицейский служака, чьи способности были хорошо известны. Бемельбург был единственным представителем гестапо. Было ясно, что вначале группа не будет иметь исполнительной власти, притом довольно долго. Поэтому гестапо являясь преимущественно исполнительным органом, было представлено в группе на консультативных началах. Другие члены команды были очень молоды, многие из них были университетскими выпускниками, как, например, Гаген, который в свои 27 лет, хотя и был членом СД с 1934 года, получил диплом в Берлине в феврале 1940 года и занимался журналистикой.

В основном людской состав обеспечило VI управление (внешние дела СД), кроме Бемельбурга и еще двух человек из войск СС на случай возможных жестких силовых операций. Все они достаточно долго специализировались на анализе иностранных кругов. С 1935 года гестапо и СД досконально знали дела во французской полиции. Было собрано огромное количество материалов о Франции, ее администрации, культуре, религии, деятелях искусства, а особенно - о ее экономике и политике. Каждому сектору гестапо и СД было поручено тщательно изучать соответствующие его профилю стороны французской жизни. Так, например, сотрудники берлинского региона годами изучали "регион V" - парижский регион.

Результаты такой скрупулезной подготовки не замедлили сказаться: агенты гестапо и СД работали в обстановке, хорошо им знакомой. Они были в курсе местных обычаев, поведения жителей и даже частной жизни более или менее значительных лиц. Сам Кнохен побывал в Париже в 1937 году, чтобы "посетить всемирную выставку".

Он родился 14 марта 1910 года в Магдебурге в скромной семье. Отец, Карл Кнохен, был школьным учителем, как и отец Гиммлера, и юный Гельмут тоже получил строгое воспитание. Учился он хорошо, стал абитуриентом (что соответствует французскому бакалавру) в Магдебурге, потом продолжал учебу в университетах Лейпцига, Галле и Геттингена. В 1935 году защитил докторскую диссертацию по философии на тему об английском драматурге Джордже Колмене. Он мечтал стать профессором литературы, но влияние политики оказалось сильнее. Отец Кнохена, артиллерийский капитан запаса, ветеран войны 1914-1918 годов, тяжело раненный под Верденом, вследствие чего долгое время была почти полностью парализована его правая рука, был патриотом старой закалки. Когда сыну исполнилось 16 лет, он записал его в юношескую секцию "Стального шлема", под предлогом организации встреч ветеранов войны проводившего ожесточенную националистическую кампанию.

Чтобы помочь родителям, Гельмут несколько месяцев работал преподавателем гимнастики и одновременно посещал университетские курсы, потом начал писать статьи для местных газет. Когда пришли к власти нацисты, студентам становилось все труднее, если они не были членами какой-либо партийной организации. 1 мая 1933 года он вступил в СА, где получил скромный чин обергруппенфюрера. Тем самым он сунул палец в шестеренку, которая должна была затащить всего его целиком. Вскоре его статьи появились в "Штудентенпресс" - органе министерства культуры. Новая журналистская деятельность пришлась ему по душе. Он считал ее более выгодной, чем профессорство, в 1936 году окончательно оставил мысль о преподавании литературы и поступил редактором в ДНБ - официальное германское агентство печати. Там он занимался главным образом темой Олимпийских игр, а однажды встретился с одним из своих прежних профессоров, д-ром Сиксом, который оставил университет и вступил в СД, где стал заведовать секцией печати. Д-ру Сиксу не составило труда привлечь своего бывшего ученика: в 1937 году Кнохен стал работать в центральной службе СД в Берлине и получил звание оберштурмфюрера СС (капитана). Сначала ему поручили анализировать германскую печать, а вскоре и французскую, бельгийскую и голландскую. Особое внимание он уделял газетам, издававшимся эмигрантами, а также собирал всякую информацию о последних. Участие в успешной операции в Венло дало ему известность, и он в один день получил "Железный крест" I и II степени. Успех способствовал тому, что ему было поручено возглавить зондеркоманду, которая появилась в Париже 14 июня 1940 года.

Кнохен обосновался в Париже - сначала в отеле "Лувр", потом в отеле "Скриб", затем в доме № 57 на бульваре Ланн и, наконец, в доме № 72 на улице Фоша, где он жил вплоть до разгрома немцев в августе 1944 года. Это был стройный человек, с усталым и несколько надменным лицом, на котором выделялись серо-голубые глаза, редко улыбавшийся, уравновешенный. Нос прямой и тонкий, рот несколько широк и чуть-чуть искривлен влево, что придавало ему выражение легкого презрения. Большой лоб интеллектуала, немного выпуклый, открытый. Шатен. Внешность довольно неожиданная для шефа "автономной команды специального назначения". Таков был молодой человек, взявший в свои руки бразды правления германской полицией в Париже, д-р философии Кнохен, совсем не похожий на "твердокаменный" тип, каким его обычно представляют. Тем не менее манеры и культура не мешали ему выполнять свою работу.

Наперекор всем ветрам и невзгодам ему предстояло быстро и прочно укрепить свою службу.

Военные, как только узнали о существовании службы Кнохена в Париже, напомнили ему, что у него нет никакой власти, и, чтобы "урегулировать ситуацию", поставили его под свой контроль.

Кнохен утверждал, что он совершенно не намерен посягать на прерогативы оккупационной армии, и объяснил, что ему всего лишь поручено заниматься немецкими и австрийскими эмигрантами-антинацистами, коммунистами, евреями и франкмасонами, ибо все они являются врагами нацизма. Он обещал испрашивать помощь секретной полевой полиции всякий раз, когда будут необходимы "исполнительные меры", то есть обыски и аресты. Кнохен маневрировал с такой легкостью, что сумел заключить соглашение с шефом военной полиции д-ром Зова. И тотчас команда Кнохена взялась за выполнение своей миссии: закрывала офисы антигерманских и антинацистских учреждений, захватывала архивы, устраивала обыски у немецких эмигрантов, франкмасонов, некоторых политических деятелей, повсюду собирала компрометирующие бумаги. При этом она всегда обращалась к военной полиции, когда дело доходило до ареста, а это бывало каждый раз, когда находили эмигранта, не решившегося покинуть Париж.

Военные подумали, что, хотя люди Кнохена довольно-таки деятельны, все-таки их легко будет держать в руках, поскольку они немногочисленны. 20 человек - сущий пустяк в сравнении с 2500 человек полевой полиции, которые обосновались в Париже, а вскоре достигли численности в шесть тысяч.

Кнохен прочно укрепил плацдарм: ему на подмогу пришла вторая зондеркоманда, тоже примерно из двух десятков людей, под командованием гауптштурмфюрера Киффера.

⇦ Ctrl предыдущая страница / следующая страница Ctrl ⇨

МЕНЮ САЙТА / СОДЕРЖАНИЕ