Ł Обзоры военных ботинок, энциклопедия военной техники, холодное оружие Второй мировой войны

ДЕЛАРЮ Ж. "ИСТОРИЯ ГЕСТАПО", 1998

В начале 1934 года позиция Рема стала открыто враждебной. Гестапо, организовавшее успешную слежку за ним, докладывало, что с ним все чаще встречались многие из правых оппозиционеров. Почти ежедневно Гитлер получал донесения о том, что Рем остро критиковал его, что не могло не беспокоить фюрера. Что касается Гиммлера и Геринга, Рем был для них врагом № 1. Его слова и дела истолковывались ими без малейшего снисхождения. Объектом наблюдения стали и сами штурмовые отряды. А члены СА как назло не отказывали себе в удовольствии выпить, а затем бродить по улицам, распевая неприличные или чересчур революционные песни.

Развесим Гогенцоллернов на фонари, И пусть собаки висят, пока не сорвутся, А в синагоге вздернем черную свинью, И церкви забросаем бомбами!

Так звучал припев одной из их любимых песенок, текст которой чья-то услужливая рука положила на стол Гитлера. Тот разозлился. Ведь он пытался доказать, что нацисты с уважением относятся к государственным министрам и религии. А старый маршал, конечно же, испытывает почтение к Гогенцоллернам.

Не заботясь о последствиях, Рем в компании со своими юнцами учинил несколько отвратительных пьянок. Организованные им пропагандистские поездки сопровождались скандальными инцидентами. И все эти беспутства творились почти открыто. Тягчайшие злоупотребления совершали и его "верные друзья". Карл Эрнст, например, бывший булочник, а затем лифтер и официант, назначенный за свои бесчинства руководителем группы СА в Берлине, растранжирил в диких оргиях фонды общественных пожертвований. О всех таких фактах неизменно докладывалось Гитлеру. Геринг торжествовал, он мстил Рему за жестокие насмешки, которым тот подвергал его стремление изображать из себя мецената от искусства. И тем не менее Гитлеру не хватало решимости. Смутная боязнь открытого столкновения с Ремом, остатки признательности за все, что тот для него сделал, неосознанное чувство приниженности, память об уважении, которое бывший капрал питал к своему капитану, - все это мешало Гитлеру, несмотря на доносы гестапо, пожертвовать Ремом, отдать его на расправу врагам.

В начале 1934 года появились признаки более серьезной тревоги, решившие судьбу Рема. Гитлер знал о враждебном отношении армии к новому режиму. Ему уже удалось приручить промышленников и восточных землевладельцев, теперь он решил задобрить рейхсвер и предложил военным взять под свой контроль штурмовые отряды СА. Генералы сочли, однако, что подарок с подвохом, не сомневаясь, что "сорвиголовы" Рема могут захлестнуть традиционные кадры армии.

Гитлер помнил, что строй, неспособный держать в руках армию, не может быть уверенным в своем завтрашнем дне. Будучи в оппозиции, он решительно нападал на все институты общества, кроме одного: его демагогия замирала перед армией. Вслед за Веймарской республикой, которая постоянно торговалась с армией, Гитлер решил заключить с ней сделку. Единственным военным, пострадавшим при наведении порядка, был генерал Хаммерштейн, верховный командующий рейхсвера, отстраненный от должности в конце 1933 года за свои связи с экс-канцлером фон Шлейхером. Пост этот был отдан другу Гинденбурга фон Фричу, потомственному военному. Такое проявление доброй воли укрепило доверие военных. Выступая от имени генералов в Ульме, Бломберг заявил: "Мы со своей стороны выражаем полное доверие, безоговорочную поддержку и нерушимую преданность нашему профессиональному долгу и полны решимости жить, работать, а если потребуется, и умереть в этом новом рейхе, движимом новой кровью".

Гитлер сделал для военных послабление в применении норм нового государства. Организация работы чиновников, автоматически вытекавшая из расистских принципов "третьего рейха", начала применяться с 7 апреля 1933 года. Чиновники - евреи или потомки евреев изгонялись без малейшего снисхождения. Подобные же меры грозили и армии. Но применение этого закона там было отодвинуто на 31 мая 1934 года. Должны были последовать многочисленные увольнения, так как большинство дворянских семей Германии имело среди предков евреев, позолотивших в свое время их гербы. Однако "чистка" была очень скромной: в армии пострадало пять офицеров, два курсанта, тридцать унтер-офицеров и солдат; во флоте - два офицера, четверо курсантов, пять унтер-офицеров и матросов.

Так началось сближение. Препятствие, мешавшее завершению этого процесса, имело теперь имя. И это имя было Рем. Он в свою очередь встревожился. Поскольку армия теперь стала одним из друзей режима, Рем качнулся к социалистическому крылу партии и вновь поднял запрещенные лозунги. 18 апреля 1934 года, обращаясь к представителям иностранной прессы, собравшимся в министерстве пропаганды, он не побоялся заявить: "Революция, которую мы совершили, не является только национальной - это революция национал-социалистская. И мы настаиваем даже на особом подчеркивании второго слова - "социалистская"". А первый помощник Рема Хейнес заявил в конце мая в Силезии: "Мы взяли на себя долг революционеров. Мы стоим в начале пути. И отдыхать мы будем тогда, когда германская революция будет завершена".

Но и гестапо не дремало. Оно регулярно информировало фюрера, готовя почву для решающего удара. Включился еще один фактор. В начале апреля Гитлер предпринял небольшую прогулку на борту крейсера "Дойчланд". На рейде Киля он встретился с Бломбергом. Считается, что последний потребовал у фюрера устранить Рема и штаб СА. Гитлер пошел-де на эту уступку, чтобы завершить завоевание на свою сторону военных. Это только гипотеза. Но очевидно, во всяком случае, что идея отставки Рема в этот период означала крупный сдвиг в позиции фюрера. Испытывая давление военных, Геринга, Гесса и политической комиссии, Гиммлера и его гестапо, он по привычке долго колебался. Обычно после длительного периода неуверенности принималось резкое, не всегда продуманное решение. И именно этот прием Гитлер называл "интуицией", носившей отпечаток его "гения".

6. Гестапо расправляется с Ремом

14 июня 1934 года в обстановке назревающего кризиса Гитлер по приглашению Муссолини отправился в Италию. Он прилетел в Венецию специальным самолетом в сопровождении небольшой свиты. Там его ждали министр иностранных дел Германии фон Нейрат и посол в Италии фон Хассель. Итальянскую сторону представлял Муссолини, сопровождаемый своим зятем Чиано, заместителем государственного секретаря Сувичем и послом Италии в Берлине Черутти. Это была первая встреча двух диктаторов. Муссолини отнесся к гостю, которого считал своим учеником, несколько бесцеремонно. Что касается Гитлера, он был обескуражен мизерными результатами своей поездки. Это разочарование было еще усилено инцидентом, имевшим чрезвычайно важные последствия.

17 июня бывший канцлер и тогдашний вице-канцлер фон Папен должен был выступить с лекцией перед студентами небольшого городка Марбург. Вместо ожидаемого бесцветного выступления была произнесена речь, которая произвела впечатление бомбы, разорвавшейся на многолюдной площади.

Несмотря на строгий запрет Гитлером проповеди "второй революционной волны" и на прямые заверения, полученные воротилами германской экономики, консервативные партии были обеспокоены угрозами, расточаемыми по их адресу нацистскими экстремистами и руководством СА. От имени этих консерваторов фон Папен и обратился к фюреру, чтобы он не забывал о соглашении, принесшем ему помощь консервативных партий, а значит, и приход к власти.

Папен требовал положить конец огульному шельмованию добрых граждан, а также высмеиванию интеллектуальных и духовных ценностей нации, в частности религии, на которую грубо нападали Рем и его друзья. Он дошел даже до того, что поставил под вопрос одну из основ тоталитарного государства - однопартийный режим, что влекло за собой ориентацию на свободные выборы и воссоздание некоторых партий.

Гитлер внял этому предупреждению. Вслед за армией голову Рема потребовала и буржуазия. Фон Папен являлся членом правительства: его речь была предварительно одобрена старым маршалом-президентом, поздравившим его телеграммой; он получил также поддержку рейхсвера, финансовой и деловой знати. Фактически фон Папен предъявил ультиматум. Учитывая все это, Гитлер не мог тем не менее пройти мимо столь яростных нападок на его режим. Меры были приняты немедленно. Германским газетам твердо "предложили" не публиковать текст выступления, а издания, успевшие это сделать, были конфискованы. Геринг, Геббельс, Гесс выступили по радио, пригрозив "наивным мальчишкам", которые вознамерились помешать нацистам в осуществлении их власти. Ситуация ужесточилась, и Рем, уже исключенный из ассоциации офицеров, был отправлен в отпуск для лечения "ревматизма суставов руки".

Чтобы парировать выпады в речи фон Папена, нельзя было нанести удар вице-канцлеру. Гестапо было поручено найти другие возможности для ответных действий. Гейдриху не составило труда выяснить, прослушивая телефонные разговоры и используя сообщения доносчиков из окружения фон Папена, что автором доклада, который вице-канцлер просто зачитал, был молодой писатель и адвокат доктор Эдгар Юнг, один из творцов теории "консервативной революции", либеральный интеллигент, который уже начинал набирать определенный политический вес. 21 июня, то есть через четыре дня после прочтения доклада, доктор Юнг всего на пару часов остался дома один. Возвратившись, его жена обнаружила, что он исчез. Осмотрев дом, она лишь случайно увидела слово "гестапо", нацарапанное мужем на стене ванной комнаты. Тело Юнга было найдено 30 июня в придорожной канаве близ Ораниенбурга. Только через много лет узнали, что после долгих допросов и страшных пыток он был убит в тюремной камере.

Гейдрих очень гордился этой операцией "своего" гестапо, на деле продемонстрировавшего быстроту, чистоту и эффективность своих методов. Это маленькое упражнение в виртуозности было простой репетицией. Теперь пришло время для прямой атаки на Рема. Гитлер решил отделаться от него и колебался лишь в выборе средств. Гиммлер и Геринг взялись его убедить. Геринг просто горел от нетерпения. Его инстинкты убийцы пробудились, поскольку он никак не мог простить нанесенных ему Ремом унижений.

Гестапо принялось лихорадочно собирать документы о Реме и его клике, накопленные за многие месяцы слежки. Тщательному разбору подвергались даже незначительные заметки и тексты, любые визиты и встречи Рема, самые банальные разговоры - все проходило тщательное просеивание. Институт "Герман Геринг" проделывал то же с записями телефонных разговоров. Из документов выхватывали абзацы, фразы, словечки, имена. Так создавалась сложнейшая мозаика. Из множества разнородных материалов необходимо было построить нечто цельное, общую картину, способную испугать Гитлера, подтолкнуть его к принятию бесповоротного решения, на что как раз и рассчитывали. Только сообщение о крупном заговоре, о неизбежном государственном перевороте, который поставил бы под угрозу его жизнь, могло вывести фюрера из состояния нерешительности.

Постепенно досье принимало законченную форму. И было совсем нетрудно чуть-чуть сгустить краски. Рем хотел заставить Гитлера создать народную революционную армию, а во главе ее он, естественно, видел самого себя. Чтобы добиться этого, он готов был употребить силу, то есть развязать конфликт, унизивший бы новых союзников Гитлера и принудивший его вернуться к старым друзьям, верным ветеранам и испытанным бойцам из СА. Однако словесные неистовства Рема, его необузданность, ярость и неосмотрительность непрерывно регистрировались тысячами глаз агентов гестапо, которое сумело выделить из них доказательства существования заговора с целью не просто подправить фюрера, но и сбросить его, а при необходимости и прикончить.

Почувствовав опасность, Рем решил опередить противника и отправил весь состав СА с 1 июля 1934 года в отпуск на месяц, о чем и объявил в коммюнике, опубликованном 19 июня в газете "Фелькишер беобахтер". Причем в течение всего отпуска штурмовикам запрещалось носить форму. Это была попытка дать понять Гитлеру, что распространившиеся слухи о готовящемся перевороте лишены всякого основания. Чтобы подтвердить это, Рем и сам отправился в маленький баварский курортный город Бад-Висзее, расположенный к югу от Мюнхена.

Этот маневр привел в неописуемую ярость Геринга и Гиммлера. Они никак не хотели упустить свою добычу. Бывший заместитель Пфеффера, обергруппенфюрер Виктор Лютце, затаивший обиду на Рема за то, что не получил поста, на который рассчитывал после отставки Пфеффера, явился с визитом к одному из самых близких к нацистам генералов фон Рейхенау и рассказал ему о происках Рема, имевших целью "заставить" Гитлера принять нужное СА решение. События завертелись с невероятной быстротой. Гиммлер и Геринг бросились убеждать Гитлера в том, что путч уже близок, в то время как множество признаков свидетельствовало как раз об обратном. Глава штурмовых отрядов Берлина - Бранденбурга Карл Эрнст, например, чья роль в случае пробы сил была бы решающей, с разрешения Рема отправился на Мадеру и Канарские острова. Месяцем непредвиденного отпуска поспешили воспользоваться для разного рода поездок и многие другие руководители СА. Чтобы отметить расставание, Рем организовал прощальный банкет. Он пригласил на него в Бад-Висзее руководителей групп СА. Гиммлер и Гейдрих принялись бомбардировать Гитлера докладными о том, что переворот должен начаться в Мюнхене в день банкета, который является лишь предлогом для сбора руководителей СА. Чуть не каждый час к общей картине добавлялись новые детали.

Гестапо готовилось действовать. С 28 июня полицейские службы были переведены на казарменное положение. Тем временем Гитлер оставил Берлин и отправился в Эссен на свадьбу гаулейтера Тербовена. Эта поездка явно не укладывалась в заведенный порядок. Тербовен был не столь важной персоной, чтобы фюрер покидал столицу, да еще в такое смутное время. Еще более показательным был тот факт, что Гитлера сопровождал Геринг. Тербовен даже покраснел от удовольствия и смущения от такой чести. На самом же деле фюрер ухватился за этот предлог, чтобы бежать из Берлина, где он подвергался сильнейшему давлению. Это была одна из его привычек - отступать, когда возникает необходимость принять решение. Однако Геринг почуял опасность и, чтобы не дать фюреру уклониться от трудных решений, предпочел его сопровождать. В Эссене к нему пришел на помощь еще и Дильс.

29 июня в "Фелькишер беобахтер" была помещена статья фон Бломберга под названием "Армия в третьем рейхе". Под предлогом дать ответ на поступающую из-за границы информацию "о реакционном заговоре, пользующемся поддержкой армии", шеф рейхсвера заверил Гитлера в лояльности военных по отношению к новому режиму. В то же время в статье содержалась еще одна угроза для СА. "Преторианский дух не свойствен душе нашего солдата, - писал генерал. - Освободительный акт Гитлера, поставленного маршалом- президентом во главе правительства, вернул нашему солдату высокое право стать носителем оружия возрожденной нации. Германский солдат сознает, что он находится в центре политической жизни объединенной страны". Это открытое признание существования "ландскнехтов" стало заупокойным звоном для штурмовых отрядов.

В тот же день неожиданный приезд Гиммлера пустил в ход механизм завершающей операции. После свадьбы Тербовена Гитлер проинспектировал трудовой лагерь в Вестфалии, а затем отправился в Бад-Годесберг, чтобы провести конец недели на берегу Рейна в отеле "Дрезден", с владельцем которого он был знаком. Утром 29 июня из Берлина прилетел Гиммлер. Он привез последние сообщения своих агентов. Из этих явно сфабрикованных документов вытекало, что на следующий день штурмовые отряды должны перейти в наступление и захватить правительственные здания. Специально созданный отряд получил задание убить Гитлера. Вооруженным отрядам СА было приказано выйти на улицы. Рем якобы заключил соглашение с одним из своих старых друзей, командующим военным округом Мюнхена, генералом артиллерии фон Леебом о передаче СА оружия, хранящегося на тайных армейских складах. Договор был действительно заключен, но закреплялось в нем соглашение о том, чтобы передать указанное оружие на склады полиции, чтобы во время отпуска членов СА лихие головы, оставшись без контроля, не вздумали им воспользоваться. Между Бад-Годесбергом и центральной службой гестапо в Берлине была установлена почти непрерывная связь. В середине дня поступило сообщение, что агенты СД в Мюнхене видели, как в грузовик грузилось оружие, что-де доказывало неизбежность путча!

В отеле "Дрезден" непрерывно заседал штаб нацистского режима: Гитлер в окружении Геринга, Геббельса, Гиммлера, Дильса, Лютце и других менее значительных деятелей. Охранялся отель отрядами эсэсовцев.

В обеденном зале отеля, откуда открывался великолепный вид на горы Вестер-Вальда и долину Рейна, Гитлер метался, словно медведь в клетке. Он еще не осмеливался брать это препятствие, он колебался, не решаясь отдать приказ казнить, а точнее, уничтожить как изменника человека, который был его надежной опорой, самым старым соратником, единственным членом партии, с которым он был на "ты". Но Геринг, Гиммлер, Геббельс давили на него. Необходимо было ударить, ударить энергично, изо всех сил, чтобы отряды СА не начали действовать первыми.

Стояла удушающая жара, небо было покрыто тучами, приближалась гроза. К вечеру она разразилась, на землю обрушился ливень и немного посвежело. И только после обеда Гитлер неожиданно принял решение, от чего уклонялся в течение двух недель. Очень коротко, в несколько слов, он дал необходимые указания: Геринг и Гиммлер должны вернуться в Берлин, чтобы там руководить репрессиями, сам же он в сопровождении Геббельса решил отправиться в Мюнхен.

Ночью на трехмоторном самолете Гитлер вместе с Геббельсом и еще четырьмя верными людьми вылетел из аэропорта "Хангелер". 30 июня в четыре часа утра самолет приземлился в Обервизенфельде, недалеко от Мюнхена. Еще в полете рейхсверу Мюнхена был дан приказ занять Коричневый дом. Аэропорт Обервизенфельда охраняли эсэсовцы. Гитлер прибыл в министерство внутренних дел Баварии и вызвал к себе шефа полиции отставного майора Шнейдхубера и главу мюнхенского СА Шмидта. Оба уже были задержаны гаулейтером Вагнером. Устроив театрализованное представление, вполне в его вкусе, Гитлер набросился на них, обругал их последними словами и сорвал знаки различия и награды. После чего оба были отправлены в тюрьму "Штадельхейм".

Около пяти часов утра Гитлер и его свита, сопровождаемая эсэсовцами, агентами гестапо и военными, отправились на машинах в Бад-Висзее. Длинную колонну машин прикрывал бронеавтомобиль рейхсвера - предосторожность явно излишняя, так как на всем пути длиною в шестьдесят километров им не встретилось ни одной, хотя бы незначительной, вооруженной группы. Когда около семи часов утра караван прибыл в Бад-Висзее, маленький городок на берегу озера мирно спал.

Колонна направилась к отелю "Гензльбауэр", где остановились Рем и его товарищи. Караул СА, который охранял вход в отель, был арестован без сопротивления. В отеле никто еще не вставал: странная ситуация для заговорщиков в утро переворота, в тот час, когда должен был начаться захват государственных учреждений! Обеденный зал был приготовлен для банкета. Гитлер, казалось, не обратил внимания на эту несуразность. В состоянии сильного возбуждения он проник в здание во главе своего войска. К нему присоединились также несколько его старых соратников времен баварского путча. Первым человеком, встретившимся Гитлеру в отеле, был юный граф фон Шпрети, адъютант Рема, известный своей исключительной красотой. Разбуженный шумом, он выскочил, чтобы узнать, что происходит. Гитлер ринулся к нему и своим хлыстом из кожи гиппопотама, подаренным ему когда-то его почитателями, с такой силой ударил графа по лицу, что у того хлынула кровь. Передав его эсэсовцам, Гитлер устремился в комнату Рема, который мирно спал и был арестован под аккомпанемент ругательств фюрера, не успев и пальцем пошевельнуть. По словам Геббельса, который также принимал участие в операции, но держался на втором плане, старый друг Рема, обергруппенфюрер Хейнеса, был обнаружен в соседней комнате также спящим, но в компании со своим шофером, которого Геббельс назвал "мальчиком для радостей". Хейнес попытался защититься, поэтому оба были убиты прямо в постели. Отряд СА, прибывший сменить караул, был разоружен также без единого выстрела. Центральную операцию - ведь речь шла об аресте штаба "заговорщиков" - провели без сучка и задоринки, за несколько минут. Хейнес и его шофер были расстреляны без нужды, но эти две жертвы хоть как-то оживили картину трофеев, полученных при подавлении этого "заговора засонь", как его будут называть позднее.

В восемь часов утра колонна двинулась назад в Мюнхен, увозя Рема и его сотоварищей полураздетыми, но в наручниках. По дороге было остановлено еще несколько машин, в которых другие руководители СА направлялись в Бад-Висзее на прощальный банкет. Их тут же арестовали.

Через два часа Гитлер был в Мюнхене, доставив туда арестованных "государственных преступников". Тем. временем в городе эсэсовцы и агенты гестапо с раннего утра приступили к арестам людей по спискам, заготовленным гестапо несколько недель назад.

В полдень Гитлер собрал в Коричневом доме эсэсовцев и членов руководства СА, не внесенных в списки для ареста, и объявил, что Рем отстранен от своих обязанностей и заменен Виктором Лютце.

Заключенных разместили в Коричневом доме под охраной вооруженных до зубов эсэсовцев, получивших приказ стрелять при малейших признаках сопротивления. К четырнадцати часам заключенных набралось около двухсот, и было принято решение перевести их в тюрьму "Штадельхейм". Среди этих заключенных и тех, что продолжали поступать, были не только руководители СА. Наоборот, большинство арестованных составляли политические противники режима, никак не связанные с Ремом и СА. Гестапо воспользовалось случаем, чтобы устранить всех неугодных.

Вечером Гитлер просмотрел список, заготовленный гестапо, отметил в нем красным карандашом фамилии ста десяти человек и приказал их казнить. Баварский министр юстиции Франк пришел в ужас, увидев количество обреченных, и добился, чтобы Гитлер пересмотрел список. В конце концов в списке для казни осталось девятнадцать человек, и среди них Рем.

Гитлер хотел дать ему возможность избежать позорной смерти от пули эсэсовцев. Возможно, он опасался предсмертных речей или раскрытия какого-то секрета. По его приказу Рема навестили в его камере № 474 тюрьмы "Штадельхейм" и намекнули на возможность самоубийства. Рем не услышал подсказки.

Вечером был получен точный приказ: если Рем откажется воспользоваться оставленным ему шансом, он будет казнен. Надсмотрщик вошел в его камеру, молча положил на стол револьвер и вышел. За Ремом незаметно следили. Он взглянул на револьвер, не тронув его, и, казалось, забыл о его существовании. Прошло десять минут. Тюремщик снова вошел в камеру и, не говоря ни слова, унес револьвер. Через несколько минут в камере появились два человека с пистолетами в руках. Одним из них был начальник концлагеря в Дахау эсэсовец Эйке. Рем встал им навстречу. Он был без рубашки, и на коже его вдруг выступили капли пота.

- Что это значит? - спросил он.

- У нас нет времени на болтовню, - отрезал Эйке.

Он спокойно поднял пистолет, прицелился, словно в тире, и выстрелил несколько раз. Рем упал. Эйке нагнулся и добил его. Так закончилась карьера всемогущего руководителя СА, первого и главного творца карьеры Гитлера.

Уже вечером 30 июня несколько гестаповцев появились в тюрьме с первым списком из шести человек, отобранных для казни, и потребовали у директора тюрьмы Коха их выдачи. Тот робко заметил, что красная галочка против фамилии в списке вместо смертного приговора представляется ему "не слишком законной". С его замечанием не посчитались, шесть человек были выведены во двор тюрьмы и расстреляны взводом эсэсовцев под командой Зеппа Дитриха. Первым из расстрелянных оказался начальник СА и префект полиции Мюнхена Август Шнайдхубер.

В Берлине репрессиями руководили Геринг и Гиммлер. В этих обстоятельствах Гитлер вручил Герингу исполнительную власть во всей северной части Германии, которой тот и воспользовался без зазрения совести. Аресты начались в половине одиннадцатого, явное свидетельство того, что шефов гестапо совсем не беспокоила опасность переворота со стороны СА. Поскольку исходной точкой путча должен был стать Мюнхен, можно было ожидать, что репрессии коснутся прежде всего этого города. Но они оказались куда более жестокими в Берлине. Службы СС и гестапо провели на севере страны многочисленные аресты. Геринг хотел обезглавить руководство СА в своей области и свести счеты с личными противниками. Отдельный список приготовил Гиммлер, а Гейдрих присовокупил к нему еще и свой.

Шеф СА в Берлине - Бранденбурге Карл Эрнст решил отправиться в путешествие по Южной Атлантике. И не хватило совсем немногого, чтобы это решение спасло ему жизнь. Еще накануне он прибыл в Бремен, но, к несчастью, его пароход отправлялся лишь вечером 30 июня. Во время ареста эсэсовцами он бурно протестовал: он и в мыслях не допускал, чтобы кто-то осмелился схватить столь высокопоставленное лицо, депутата рейхстага и государственного советника.

Он забыл, что совершил преступление, осыпая в частных разговорах ругательствами Гиммлера, называя его "черным иезуитом", с легкой руки Отто Штрассера, придумавшего это прозвище. Такое кощунство было давно уже отмечено в картотеке гестапо. А сейчас пришло время за него расплатиться.

Эрнст был обречен и еще по одной причине: он руководил командой СА, которой был поручен поджог рейхстага. Похоже, он не всегда умел держать язык за зубами и допустил опасные откровения, которые уловило чуткое ухо гестапо. Показательно, что из десяти штурмовиков СА, участвовавших в поджоге и к тому времени остававшихся в живых (одиннадцатый, Ралль, был ликвидирован уже давно), девять было уничтожено 30 июня 1934 года.

Что касается усерднейшего секретаря суда Рейнекинга, который предупредил гестапо о разоблачениях Ралля, он был помилован, хотя и оказался в Дахау, где погиб в начале 1935 года.

Все эти люди, столь полезные в феврале 1933 года, стали неудобными в июне 1934 года. Все они, и в первую очередь их шеф Эрнст, должны были исчезнуть.

Доставленный в Берлин самолетом, он был помещен в казарме на Лихтерфельде и расстрелян два часа спустя. Туда направлялись все, кто не был убит на месте или кому не удалось бежать. Кое-кто прошел легкий допрос, большинство подверглось оскорблениям и избиениям, и почти все были поставлены перед командой охранников, расстреливавших во дворе казармы обреченных на смерть людей. В течение всей субботы и утра воскресенья 1 июля 1934 года в квартале Лихтерфельде слышался грохот залпов. Взвод эсэсовцев располагался в пяти метрах от приговоренных, а стена, у которой они стояли, в течение многих месяцев была покрыта кровью. Залпы сопровождались кличем: "Хайль Гитлер! Это нужно фюреру!"

В штаб-квартире гестапо в эти напряженные дни царила суматоха. Именно из его кабинетов, обычно таких чинных, исходили приказы о расправах, сюда стекались отчеты о казнях, сообщения об арестах и побегах, об убийствах тех, кто пытался бежать или сопротивляться, а также тех, кого было приказано уничтожать на месте. Для большей секретности все, кто фигурировал в списках, были помечены порядковыми номерами. В сообщениях по телефону, в телеграммах и распоряжениях ограничивались лишь номерами: "№ 8 прибыл, № 17, 35, 37, 68, 84 арестованы, № 32, 43, 47, 59 расстреляны, № 5 по-прежнему не обнаружен". Когда имена, которые скрывались за этими цифрами, стали постепенно выясняться, вся Германия содрогнулась от ужаса и недоумения.

Убийцы из гестапо не ограничились истреблением руководителей СА. Под их ударами, а также под выстрелами карательных команд гибли в большинстве своем люди, не имевшие никакого отношения к Рему и штурмовым отрадам. Акцию против Рема использовали для расправы с неугодными. Доктор Фрик в своих свидетельских показаниях на Нюрнбергском процессе описал это следующими словами: "Во время чистки среди сторонников Рема многие из убитых не имели никакого отношения к внутреннему мятежу сил СА, просто их недолюбливали".

"Недолюбливали", например, журналиста Вальтера Шотте, сотрудника фон Папена, выразителя идей баронов из "Геррен-клуба"; в 1932 году он разработал такую политическую тактику, которая чуть не разрушила предвыборные надежды нацистов. В книге под названием "Правительство Папена - Шлейхера - Гайда" он с такой остротой и точностью обрисовал методы работы нацистской партии, что это разоблачение стоило Гитлеру двух миллионов голосов на выборах 6 ноября 1932 года. Этого ему не простили: утром 30 июня он был убит в гестапо.

Среди неугодных был также и Грегор Штрассер. Гитлер не забыл человека, который сделал так много для политической организации партии и который вышел из нее, оказавшись жертвой интриг Геринга и Геббельса, гордо, не сказав ни слова, 8 декабря 1932 года. Фюрер сохранил в душе уважение к нему. Он запретил своим подручным трогать его, но Геринг, имея широкие полномочия, пренебрег запретом. Врат Грегора, Отто Штрассер, укрылся в Австрии, где основал антигитлеровский "Черный фронт". Грегор же не занимался более политикой. Он возглавил фармацевтическую фирму "Шеринг-Кальбаум". Но этого было недостаточно, чтобы разоружить его врагов, Геринга и Гиммлера. Гиммлер поручил лично Гейдриху проследить за "закрытием" этого старого счета. Утром 30 июня Штрассер был привезен в тюрьму гестапо в Колумбиа-хауз. Его поместили вместе с арестованными шефами СА. После обеда за ним пришел эсэсовец, чтобы отвести его, как он выразился, в специальную одиночную камеру. Эсэсовец открыл дверь одной из камер, пропустил Штрассера, закрыл дверь и удалился. Минутой позже прозвучал выстрел. Штрассер не был убит, пуля лишь задела шею, пробив артерию. Он упал, чувствуя, как жизнь уходит из него с каждым ударом сердца, выталкивавшим струйки крови на кирпичную стену. Узник соседней камеры в течение часа слышал хрипы умирающего. Пунктуально следуя полученному приказу, Гейдрих лично проверил, выполняется ли приказ рейхсфюрера, и, видя, как цепляется за жизнь узник, приказал "оставить истекать кровью этого борова". Так уж принято было среди эсэсовцев, которые на словах придавали столь важное значение "чести", оскорблять тех, кого убивали.

В Берлине агенты гестапо также действовали малыми группами. Утром 30 июня два безупречно корректных господина явились в имперскую канцелярию, в служебное помещение вице-президента фон Папена, и попросили свидания с главой кабинета оберрегирунгсратом фон Бозе. Последний был очень занят, так как в его кабинете сидел очередной посетитель. Ссылаясь на срочность сообщения, которое им было поручено передать, визитеры попросили фон Бозе выйти на минуту. Оберрегирунгсрат показался в приемной. Посетители вынули револьверы, не говоря ни слова, расстреляли хозяина кабинета и оставили его агонизировать на ковре.

В пригороде Берлина Ной-Бабельсберге два вежливых господина, как две капли воды похожих на посетителей фон Бозе, позвонили в дверь виллы бывшего рейхсканцлера генерала фон Шлейхера. Без лишних слов они оттолкнули служанку, вошли в дом и также молча застрелили генерала фон Шлейхера, а потом его обаятельную жену, дочь генерала кавалерии фон Хеннигса, которая прибежала на выстрелы. Перепуганная служанка убежала. И только ее двенадцатилетняя дочь обнаружила трупы, вернувшись из школы.

Убийцы явились также в министерство связи, вошли в кабинет директора министерства Клаузенера и расстреляли, не дав ему даже подняться из-за стола. Прибежавшего на звуки выстрелов министра фон Эльти-Рюбенаха выдворили из кабинета. Клаузенер был главой организации "Католическое действие". Его убийство вызвало волну негодования в общественных кругах, но гестаповцы хладнокровно заявили, что он покончил с собой в момент, когда от него потребовали объяснений.

В этих убийствах было нечто от монотонной серийной работы. Повсюду в эту зловещую субботу люди падали под выстрелами убийц: фон Бредов, как и Шлейхер, генерал рейхсвера; бывший глава баварского правительства, которому Гитлер не мог простить его мужественной позиции во время путча 1923 года, старик фон Кар; бывший командир знаменитого добровольческого отряда, когда-то превозносимого Гитлером, капитан Эрхардт; летчик-ас, награжденный медалью "За заслуги" Гердт; префект полиции Глейвица Рамсорн и префект полиции Магдебурга Шрагмюллер; окружение Карла Эрнста: Вое, Сандер, Бойлвиц, "мадемуазель Шмидт", интимный адъютант Хейнеса.

Адвокат Глазер, который когда-то имел неосторожность спорить с нацистским юристом Франком и подать в суд на партийные газеты, был убит перед дверью своего дома, Был также уничтожен активный католик, профессор Штемпфле, который когда-то поддержал Гитлера, а потом испугался и отошел от него. Руководитель студентов-католиков Мюнхена Бек был прикончен в лесу, а руководитель гитлеровской молодежи Дюссельдорфа Пробст - застрелен "при попытке к бегству".

Несколько человек расстреляли по ошибке, как, например, музыкального критика Шмидта вместо медика, носившего то же имя, или руководителя организации "Гитлерюгенд" Саксонии Ламмермана, имя которого совершенно необъяснимым образом попало в список людей, предназначенных для уничтожения. Их вдовы получили по почте прах покойных и письма с извинениями.

Геринг "провел чистку Берлина железной рукой", но этой организованной по промышленному образцу операции он попытался придать видимость законности. По его приказу при гестапо был создан военный трибунал. Характерной особенностью этого трибунала было то, что на его заседаниях поочередно присутствовали в качестве представителей рейхсвера командующий военным округом и комендант гарнизона. Трибунал тратил "на рассмотрение дела" каждого заключенного лишь несколько минут, но несчастных заставляли выслушивать приговор прежде, чем отправляли на казнь под дула эсэсовцев из "Лайбштандарте". Некоторых "преступников" расстреливали на учебном поле СС в Лихтерфельде, и обитатели домов на Финкенштайналлее могли наблюдать эти сцены из своих окон.

Некоторые взводы, сформированные для проведения казней, состояли из общих сил СС, которые были размещены в казармах "Лайбштандарте" буквально накануне. Поскольку эти эсэсовцы не имели оружия, они получили полицейское или армейское вооружение - еще одна деталь, свидетельствующая о роли генералов в операциях против СА.

В субботу вечером 30 июня Гитлер вернулся самолетом в Берлин. В аэропорту Темпельхоф его ждали Геринг, Гиммлер, Фрик, Далюге в окружении полицейских. Геринг и Гиммлер просто лопались от гордости. Тут же Геринг вручил Гитлеру список расстрелянных. Гитлер чуть не упал в обморок увидев там имя Штрассера, но Гиммлер сообщил, что тот покончил жизнь самоубийством. Несколько дней спустя Гиммлер издал приказ о материальном обеспечении вдовы Штрассера.

На следующий день, в воскресенье 1 июля, казни продолжались с прежней интенсивностью. Но в два часа пополудни Геринг обратился к Гитлеру с "ходатайством" об их прекращении. Достаточно-де пролито крови. Гитлер согласился. Однако Геринг не сказал ему, что из тех, кто был в списке, осталось в живых только два человека.

Не всех арестованных 30 июня поставили к стенке. Сотни из них месяцами томились в тюрьмах, иные, как подполковник Дустерберг, были отправлены в концлагеря, где многие нашли свою смерть. Генрих Мильх заявил в Нюрнберге, что в 1935 году в Дахау содержалось еще 700-800 жертв, схваченных в те страшные дни.

Если верить заявлениям некоторых нацистов, был казнен всего 71 человек, цифра явно преуменьшенная. По другим оценкам, число жертв было от 250-300 до полутора тысяч, но последняя цифра кажется несколько преувеличенной. Наиболее вероятное число убитых составляло около тысячи, из которых 200 - верхушка СА. Даже Нюрнбергский суд в конце концов отказался от попыток установить точную цифру, хотя в его материалах указано число 1076.

Рано утром 2 июля службы гестапо, СС и полиции безопасности получили следующую радиограмму, подписанную Герингом и Гиммлером: "Министр-президент Пруссии и шеф тайной государственной полиции всем полицейским властям. По приказу верховных властей все документы, связанные с операциями, проведенными за два последних дня, должны быть сожжены. Отчитаться немедленно по выполнении". Текст телеграммы был сохранен Гизевиусом.

Более тысячи убитых за 48 часов! Даже для нацистского режима, не дорожившего человеческими жизнями, размах кровопролития был слишком велик. В субботу вечером бюро печати партии опубликовало довольно сбивчивое коммюнике. В тот же вечер Геринг сделал заявление для печати, представители которой были собраны в министерстве пропаганды. Необходимо было срочно дать официальную версию событий, так как многие провинциальные газеты выпустили специальные номера, а в иностранной прессе появились вопросы, на которые не так-то просто было ответить.

Геринг, одетый в парадный мундир, говорил торжественно, но малоубедительно. Он утверждал, что речь шла о подготовке путча, возглавляемого Ремом, о сексуальной распущенности его окружения, об упрямом желании некоторых элементов начать вторую революцию, о предательстве реакции. Он сообщил, что фон Шлейхер был связан с заграницей и попытался защищаться в момент ареста, что и стоило ему жизни. Он добавил, что Рема уже нет в живых, но умолчал об убийстве Штрассера, фон Бозе в приемной фон Папена и Клаузенера в его министерском кабинете. Однако была в его выступлении фраза, весьма многозначительная для тех, кто хотел ее понять. Говоря о приказах, полученных им от фюрера, Геринг просто заметил: "Я несколько расширил свою задачу". Именно это "расширение" позволило наряду с подавлением заговора экстремистской социалистской фракции партии нанести удар по консерваторам и католикам.

В тот же день 30 июня, перед тем как покинуть Мюнхен, Гитлер назначил Виктора Лютце начальником штаба СА, но, проявив осторожность, не присвоил ему ранга министра. Сообщив об этом назначении, Гитлер издал приказ по войскам СА. Некоторые места этого заявления, обращенного не только к коричневым войскам, но и ко всем возможным оппозиционерам, свидетельствуют о невольном юморе его автора. Фюрер бичует в нем "тех революционеров, отношения которых с государством были поставлены с ног на голову в 1918 году, которые потеряли всякое представление об общественном порядке и, посвятив себя революции, захотели, чтобы она длилась вечно... Неспособные ни на какое честное сотрудничество, упорно стоящие на позициях, отвергающих любой утвердившийся порядок, полные ненависти к любой власти, эти элементы, беспокойные и нестабильные, находили удовлетворение лишь в беспрерывных заговорах и планах разрушения существующего порядка... Эта группа патологических врагов государства опасна тем, что составляет резерв добровольных участников для любой попытки бунта до тех пор, пока новый порядок не начнет кристаллизоваться в прочную систему и выходить из периода хаотического распада".

Глава государства попытался оттолкнуть тех, кто только вчера поставил его на занимаемый пост, отказываясь от всякого "честного сотрудничества" с Республикой, замышляя "разрушение существующего порядка", выжидая благоприятного момента для "любой попытки бунта". Гитлер порывал таким образом со своими корнями, отрицал их, отбрасывал тех, кто проявил бестактность, напомнив ему о тех сомнительных средствах, которые привели его к власти.

3 июля было проведено заседание кабинета министров. Необходимо было узаконить убийства. Ни один из присутствующих, включая и министра юстиции Гюртнера, личного друга большинства правых деятелей, павших под ударами черных убийц, не осмелился выступить с протестом.

⇦ Ctrl предыдущая страница / следующая страница Ctrl ⇨

МЕНЮ САЙТА / СОДЕРЖАНИЕ