Я создала и активно наполняю телеграм-канал "Перець". Здесь лучшие карикатуры из журнала, начиная с 1922 года.
Заходите, подписывайтесь: https://t.me/cartalana
ДЕЛАРЮ Ж. "ИСТОРИЯ ГЕСТАПО", 1998
Человек, который в апреле 1934 года занял кресло шефа центральной службы гестапо, был, несомненно, неординарен. Личность Гейдриха, его роль в жизни страны, размах его деятельности, число и чудовищность его преступлений делали его действительно незаурядной фигурой.
Рейнхард Гейдрих происходил из хорошей семьи и получил превосходное образование. Он родился 7 марта 1904 года в городе Галле, где его отец, Бруно Гейдрих, был директором консерватории. Детство и юность он провел в родном городе и успешно окончил среднюю школу. В семье Гейдрихов царила атмосфера преклонения перед классической культурой, в которой важное место принадлежало музыке. Все это наложило неизгладимый отпечаток на личность Гейдриха, и в будущем, став главой гестапо, он любил, устав от пыток и зверств в его застенках, расслабиться, занимаясь музицированием.
Весной 1922 года юный Гейдрих был принят в состав имперского морского флота. Карьера молодого моряка шла успешно: в 1924 году он слушатель второго курса военно-морского училища, в 1926 году - лейтенант, в 1928 году - старший лейтенант.
С младых ногтей он интересовался политикой. В 1918-1919 годах он являлся членом Национальной ассоциации пангерманской молодежи - "Немецкого национального союза молодежи" в Галле. В 1920 году, сочтя этот союз слишком умеренным, он вступает в "Немецкий народный союз обороны и наступления". В том же году, горя желанием более активно участвовать в бурлившей вокруг него военно-политической жизни, он становится связным в дивизии "Люциус", входящей в добровольческие отряды в Галле. В 1921 году вместе с одним из своих товарищей он основывает новую ассоциацию - "Немецкий народный молодежный отряд". Работая в этих организациях, он увлекся экстремистскими теориями "патриотических" движений, проникнутым духом милитаризма, чему в немалой степени способствовало общение с офицерами добровольных отрядов "Люциус", сторонниками тотальной психологической обработки людей.
Став моряком, Гейдрих не порвал связи с ассоциацией. Он получил звание лейтенанта и был назначен по собственному желанию в политический сектор разведывательной службы Балтийского флота. Здесь он приобрел знания, которые очень пригодились ему спустя несколько лет. Большой умница, способный, работящий и дисциплинированный, он мог бы сделать блестящую карьеру, если бы не скрытая трещина, расколовшая все здание его судьбы, Гейдрих был сексуальным маньяком, и случай его представляя бы находку для любого психиатра. Несколько раз любовные истории ставили под угрозу его карьеру, пока одна из них, наиболее серьезная, не положила ей конец. Гейдрих был обручен с дочерью старшего офицера, служившего в арсеналах Гамбурга. Согласно одной версии, он сделал ее своей любовницей, а затем порвал с ней под тем предлогом, что офицер не может жениться на столь легкомысленной особе; по другой версии, он ее напоил, а затем изнасиловал; и, наконец, третья версия гласила, что он хитростью выманил у нее деньги. Трудно сказать, какая из них ближе к истине: меры, принятые нацистскими главарями с целью стереть темные пятна в своем прошлом, затрудняют исследование их биографий. Как бы то ни было, инцидент был передан в суд чести. Этот "трибунал" под председательством будущего адмирала Редера счел поведение старшего лейтенанта Гейдриха недостойным и рекомендовал ему подать в отставку во избежание более крупных неприятностей. Таким образом, в 1931 году молодой офицер, двадцати семи лет от роду, оказался выброшенным на улицу. Как и Гиммлер, Гейдрих пережил тогда довольно трудное время, перебивался с хлеба на воду и вращался среди отбросов общества в северных портах Германии - Гамбурге, Любеке, Киле. Именно там он свел знакомство с головорезами, которых нацистская партия использовала в политической борьбе для нападения на собрания своих противников и для кулачных расправ во время уличных столкновений.
Эти связи и политическое прошлое Гейдриха предопределили его вступление в НСДАП. Партия приобрела в его лице полезного члена, ценность которого определялась его образованием, военной подготовкой и специальными знаниями. Из карьерных соображений Гейдрих вступил в СС. Вскоре он уже возглавил кильскую группу СС, правда небольшую по численности. В этот период и заметил его Гиммлер. Он сумел разглядеть исключительные способности своего скрытного подчиненного. 1 августа 1931 года он назначил Гейдриха штурмфюрером, к осени повысил до штурмбаннфюрера (майора) и включил в состав своего штаба в Мюнхене.
В июле 1932 года Гиммлер решил реорганизовать службу безопасности СС и, зная компетентность Гейдриха в данной области, поручил ему эту работу, произведя в штандартенфюреры. После создания СС в каждой воинской части имелось 2-3 человека, занятых обеспечением "безопасности", то есть разведывательной службой. Сам Гиммлер следующим образом охарактеризовал работу таких агентов: "В те времена мы, по понятным причинам, располагали разведывательной службой в полках, батальонах и ротах. Было необходимо, чтобы мы знали о том, что готовят наши противники, хотят ли, скажем, коммунисты провести сегодня собрание, произойдет ли внезапное нападение на наших людей, и о других такого рода событиях".
В 1931 году Гиммлер отделил работников разведки от остальных подразделений СС и создал закрытую службу безопасности. Новую организацию он назвал службой безопасности рейхсфюрера СС (СД). Она осталась органом СС, отвечающим за безопасность самого Гиммлера и эсэсовцев вообще.
Возглавив эту новую службу, Гейдрих попытался осуществить то, чему его научили в морской разведке. Он построил новую организацию на военный лад, а ее сотрудникам обеспечил хороший уровень технической подготовки. Он создал разведывательные картотеки, которые до того времени были неполными, хотя и не смог дать службе должное развитие из-за нехватки кадров. Зато после взятия власти исправил ее недостатки собственными методами. Довольный его работой, Гиммлер в 1933 году назначил Гейдриха своим представителем в руководстве баварской полиции, а в 1934 году поставил во главе центральной службы гестапо. Гейдрих не принадлежал к "ветеранам" движения, но имел достаточно солидный партийный стаж, когда утвердился в Берлине, где и возглавил гестапо, оставаясь в то же время шефом СД.
Этот человек с бурным прошлым, который в недалеком будущем заставит содрогнуться многих немцев, внешне выглядел довольно безобидно: рослый офицер-ариец, хорошо воспитанный, белокурый, с небольшой рыжинкой в гладкой жестковатой шевелюре, разделенной на две неравные части точнейшей ниточкой пробора. Он был статен, хорошо сложен, обладал "отличной военной выправкой", высоко ценимой в те времена. Очень характерным было лицо Гейдриха. Уходящий назад, необычно высокий лоб нависал над маленькими, глубоко сидящими голубыми глазками, полуприкрытыми пухлыми веками. В его раскосых глазах угадывалось что-то монгольское, следы общения его отдаленных предков с воинами Чингисхана или Аттилы, и этих явных признаков вполне бы хватило, чтобы взорвать расовые теории Гиммлера, если бы тот дал себе труд задуматься над ними. Лицо его имело овальную, излишне удлиненную форму, которую не портили крупные красивые уши. Длинный прямой нос был несколько широковат у основания и слишком узок внизу. На этом типично мужском лице резким пятном выделялся рот: широкий, с крупными, хорошего рисунка губами. Голос Гейдриха был на два тона выше нормального: голос женщины, вырывающийся из широкой груди атлета. Женственными были и его руки: белые, тонкие, холеные и живые, столь же выразительные, сколь и его лицо, Если Гиммлер старался превратить свое лицо в бесстрастную маску Будды, Гейдрих никак не мог совладать со своим темпераментом холерика. Когда он выступал, речь его шла рывками. Часто он не успевал закончить фразу, слова сталкивались друг с другом, теснимые слишком быстрой мыслью. Гиммлер маскировал отсутствие мысли, прибегая к слишком широким директивам, отнимая у собеседников возможность разобраться в его намерениях, Гейдрих же, казалось, более всего боялся быть плохо понятым.
Дисгармония лица, отмеченного противоречащими друг другу признаками, лица гермафродита, отражала лишь свойственный ему психологический строй. Гейдрих был очень светским человеком. Превосходный кавалер и бретер, один из лучших в Германии фехтовальщиков, он был также большим поклонником искусства. Талантливый скрипач - в этом была одна из причин его большой заботы о руках, - он любил устраивать у себя вечера камерной музыки для избранных, где его нередко награждали аплодисментами за действительно превосходное исполнение. Однако этот джентльмен и тайный поклонник всего английского допускал иногда тревожные взрывы темперамента, обычно тщательно скрываемого. Человек сексуально неуравновешенный, он находился как бы в состоянии постоянной гонки за удовольствиями, любил организовывать ночные экспедиции в злачные места с несколькими наиболее близкими друзьями. Даже в те времена, когда Гейдрих занимал очень высокие посты, он не отказался от таких прогулок, которые начинались обходом берлинских ночных заведений, славившихся тогда разнообразием, продолжались всю ночь и заканчивались в притонах, где он подбирал проституток, готовых на любые извращения.
Но особенно отличался Гейдрих абсолютной жестокостью. Самые безжалостные палачи гестапо трепетали перед ним, познав его в "деле". Женоподобный зверь побил самых свирепых убийц на их собственном поле.
Эти чисто нацистские "качества" опирались на незаурядный ум, железную волю и непомерное тщеславие. Он умело скрывал свои аппетиты и всячески демонстрировал свою дисциплинированность, черту, наиболее ценимую Гиммлером. Однако под благодушной внешностью скрывалась всепожирающая наглость. После прихода нацистов к власти, когда положение Гитлера как вождя партии не было еще прочным и в ней бурлили интриги, Гейдрих сделал попытку собрать документы о сомнительном происхождении фюрера, о чем его близкие друзья осмеливались говорить лишь намеками. Навязчивая генеалогическая идея, владевшая этими людьми, нашла анекдотичное подтверждение в рассказе Канариса о том, как после смерти Гейдриха у него в руках оказались доказательства его собственного еврейского происхождения!
Этот человек, чудовищные обязанности которого требовали железных нервов, легко выходил из себя. С ним часто случались настоящие припадки гнева, когда он рычал, брызгал слюной, угрожал своим подчиненным. Однако он позволял себе подобные демонстрации только у себя, внутри своего ведомства. В личной жизни он был невероятно ревнив. Он ревновал свою жену, холодную красавицу, которая всячески понуждала мужа "продвигаться", надеясь, что он достигнет самых высоких постов и это позволит ей купаться в роскоши, без которой она жить не могла. Он подстерегал ее, устраивал за ней слежку, чтобы убедиться в ее верности. Он завидовал не только успехам своих противников, но и успехам друзей, он жаждал власти, могущества, почестей, денег, он хотел быть первым и ради этого был готов на все.
У него была любимая присказка: "Все зависит от вожака". Чтобы легче властвовать, Гейдрих натравливал друг на друга своих сотрудников. Он умел их использовать, выжимать из них максимум возможного, а выжав, безжалостно отбрасывал. Так же он действовал и в отношении тех, чьи достоинства казались ему слишком большими и чьи амбиции грозили превратить их в его соперников. Чтобы нейтрализовать таких, он организовал нечто вроде взаимной слежки в нацистском стиле.
Гейдрих был не прочь столкнуть лбами даже нацистских бонз. И в результате обзавелся непримиримыми врагами. Однажды он сказал Гизевиусу, которого, кстати, совершенно не выносил: "Я могу преследовать своих врагов до могилы". Это, конечно, не просто громкая фраза, в ней была и частица истины. Он ненавидел Канариса, Боле, Риббентропа, а в конце концов вступил в противоборство со своим шефом, Гиммлером. Но вся эта лютая борьба велась скрытно. Склонность к насилию сочеталась у Гейдриха с пристрастием к секретности. Его страстная любовь к таинственности шла, возможно, от комплекса неполноценности.
Подчиненные Гейдриха почти никогда не произносили его имени, а называли странным прозвищем "Эс", понятным только посвященным в тайны дома. Он не мог глядеть собеседнику прямо в глаза, как не был способен, несмотря на свой дикий нрав, ударить врага, стоящего к нему лицом. Глубокое совпадение его самых сокровенных чувств с нацистскими принципами и превратило его в, идеолога, теоретика, распространителя расовых принципов и методов деятельности СС. Для него начальник, отдающий команды и берущий на себя всю ответственность, был добрым гением. Характерно, что СД, или внутренней полиции СС, которой он руководил, было поручено не только следить за "хорошим поведением" эсэсовцев, но и за их идейной верностью доктрине. Убийца надел на себя личину моралиста.
Из своего кабинета на Принц-Альбрехтштрассе, 8, Гейдрих терпеливо плел гигантскую паутину, которая впоследствии покроет всю Германию. Для этого хватило пяти лег, поставивших страну на порог войны, которую лучшие умы уже видели на горизонте в том, 1934 году.
С самого начала Гитлер четко определил пределы полномочий гестапо. "Я запрещаю всем службам партии, всем ее секторам и примыкающим ассоциациям проводить расследования и дознания по делам, находящимся в ведении гестапо. Сегодня, как и раньше, о всех инцидентах, подведомственных по своему характеру политической полиции, следует немедленно ставить в известность соответствующие службы гестапо без ущерба для информации, передаваемой по партийной линии... Я особо настаиваю на том, чтобы все сведения о заговорах или государственной измене, полученные партией, сообщались государственной тайной полиции. Партия не обладает правом проводить по собственной инициативе изучение и расследование дел в этой области, каков бы ни был их характер".
Не было и речи о том, чтобы связывать себя законностью или иными формальными соображениями. Еще в 1931 году Шведер писал в "Политише полицай", что нацистское государство не является преемником Республики, а философия нацизма не вытекает из либерализма, точно так же и полиция, которая, являясь институтом государственной власти, отражает природу государства, не может быть результатом преобразования республиканского института в нацистский корпус. "Необходимо нечто совершенно новое".
И новое появилось. Гестапо и в самом деле ничем не напоминало полицию, на которую во всем мире опирается цивилизованное общество. Обнаружив возможного оппозиционера, гестапо тут же его нейтрализовывало. "Пусть знает тот, кто поднимет руку на представителя национал-социалистского движения или государства, - заявил Геринг 2 4 июля 1933 года, - что он будет немедленно уничтожен. Для этого вполне достаточно доказать, что у виновного было намерение совершить этот акт, не говоря уж о тех случаях, когда нападение будет совершено, но закончится не смертью, а лишь ранением пострадавшего". В новом нацистском государстве достаточно было намерения! Один из ведущих юристов нацистской партии Герланд был автором инструкции для немецких судебных органов, где подчеркивалась, в частности, необходимость "вернуть уважение к понятию "террор" в уголовном праве".
Таким образом, политическая полиция, то есть гестапо, не подлежала никакому контролю, а его работники могли совершать любые беззакония, и никто не имел права потребовать у них отчета.
В течение трех лет гестапо работает в условиях полного беззакония, поскольку не было ни одного документа, определявшего его функции и компетенцию. Оно могло лишить свободы любого гражданина Германии при помощи так называемого "превентивного" заключения, разрешенного двумя декретами (от 28 февраля 1933 года и от 8 марта 1934 года), хотя и не существовало закона, который устанавливал бы такие прерогативы.
Нужно было приучить народ к этому странному режиму, к этой смеси произвола и дисциплины, постепенно прививая ему покорность. Официальные инструкции время от времени напоминали, что полиция стоит выше общих законов. И никто не осмеливался сказать, что это признак морального разложения государства, конец всякого правосудия, всякой законности.
2 мая 1935 года Административный суд Пруссии высказал "мнение", что тайная полиция не подлежит судебному контролю, а 10 февраля 1936 года это "мнение" было возведено прусским законодательством в ранг правового принципа: "Приказы и действия тайной полиции не подлежат рассмотрению в административных судах".
Отсутствие юридической основы в деятельности гестапо никого не смущало. Так, профессор Хуберт писал: "...авторитет политической полиции опирается на обычное право рейха". А доктор Бест, влиятельный чиновник министерства внутренних дел, считал, что полномочия гестапо вытекают из "новой философии" и не нуждаются в особом юридическом обосновании.
В мае 1935 года Административный суд Пруссии заявил, что приказ о "превентивном" заключении не может быть опротестован судом. В марте 1936 года один протестантский священник осмелился выступить в своей проповеди против известного епископа, примкнувшего к нацистам. На следующий же день гестапо приказало ему покинуть приход. Священник отказался, считая этот приказ незаконным, и обратился в суд. Суд ответил, что приказ, исходящий от гестапо, не подлежит пересмотру судебным решением и не может быть и речи о том, чтобы его опротестовать (решение от 19 марта 1936 года).
Затем пришла очередь католического священника: местное гестапо запросило у него сведения о церковных организациях и его прихожанах. Пастырь опротестовал это требование, но его иск также был отклонен. "Когда гестапо отдает приказ, - ответили ему, - с ним не спорят, его выполняют".
Спрут раскинул свои щупальца. Чтобы заняться некоторыми видами торговли, требовались особые удостоверения. Их и выдавала полиция после небольшой проверки морального облика кандидата. Гестапо увидело в этом еще одну область для своего контроля. Оно опротестовало законность этих лицензий на торговлю и передало дело в Административный суд Саксонии. Принятое судом решение может служить образцом лакейства. "Поскольку та или иная форма организации торговли может способствовать подрывной деятельности, полиция, прежде чем выдавать удостоверения, должна консультироваться в гестапо". Таким образом, гестапо получило возможность оказывать давление и на политически неблагонадежных торговцев.
Официально гестапо могло применить без всякого суда три вида наказаний: предупреждение, превентивное заключение и заключение в концлагерь. Эти "законные" наказания давали возможность подвергнуть аресту даже оправданного судом политического противника сразу после выхода из зала заседаний, а затем интернировать его. Наряду с "законными" методами применялись и незаконные: похищения, убийства, безжалостные расправы, иногда замаскированные под несчастные случаи или самоубийства. Директор организации "Католическое действие" Клаузенер был убит 30 июня 1934 года во время "чистки" сторонников Рема. Официально сообщили, что он покончил с собой. Страховая компания отказалась выплатить вдове всю сумму страховой премии, поскольку речь шла о самоубийстве, к тому же усомниться в этом было опасно.
Адвокат г-жи Клаузенер обратился за помощью в министерство внутренних дел (Клаузенер был чиновником министерства). Ему ответили, что он должен написать жалобу и лишь тогда дело будет рассмотрено. Такой же ответ пришел из министерства юстиции. Удобный способ отделаться от жалобщика, ведь письменная жалоба на гестапо была бы равносильна самоубийству. Но до гестапо уже дошли слухи об этих шагах адвоката, и оно сочло их вмешательством в свои внутренние дела: адвокат был арестован и просидел в тюрьме несколько недель за то, что поставил под сомнение самоубийство, подтвержденное агентами гестапо.
Очень правильно писал доктор Бест: "Никакие юридические путы не должны затруднять защиту государства, которая не может не приспосабливаться к стратегии врага. В этом и состоит задача гестапо, которое требует для себя статуса армии и, как и армия, не может согласиться на то, чтобы юридические нормы противодействовали его инициативам".
За несколько лет и общественность и правосудие были сломлены. Именно в те времена Геринг говаривал министру финансов Шахту. "А я утверждаю, что дважды два равно пяти, если этого хочет фюрер". Когда, несмотря на все предосторожности, в Германии распространились самые тревожные слухи о насилиях, которым подвергаются попавшие в когти гестапо несчастные узники, были приняты меры, чтобы помешать тем, чья совесть восставала против зверств, громко заявить о своем возмущении. Им напомнили о "патриотическом долге молчания". Согласно нацистским критериям должны быть объявлены предателями и строго наказаны не палачи и убийцы, наносившие непоправимый ущерб своей стране, а, напротив, те, кто их разоблачает. Особенно популярной стала эта теория с 1938 года, когда начались спровоцированные нацистами военные авантюры. Поднять голос протеста против садистов и преступников означало-де снабдить противника пропагандистскими аргументами против Германии.
Эти аргументы были с удовлетворением восприняты "почтенными гражданами", которые думали лишь о том, как остаться в неведении. Как писал Гизевиус, "миллионы немцев играли сами с собой в прятки или по меньшей мере притворялись, что ничего не знают, и было чрезвычайно трудно их разубедить, поскольку демонстрируемое ими неведение было вполне реально. Ведь они никогда и не стремились к точному знанию! Как добропорядочные граждане, они удовольствовались тем, что им сообщалось официально".
Что касается тех, кому случайные события невольно открывали глаза, они ограничивались лишь сожалением по поводу злоупотреблений, допускавшихся безответственными подчиненными. Формула "О, если бы Гитлер знал!" была, наверное, самым распространенным в те годы восклицанием. Бедный фюрер! Затерянный в заоблачных высях, занятый преодолением гигантских трудностей и заботами о благе народа, он не знал о злоупотреблениях и ужасах, творимых от его имени. Если б он знал, он, конечно, обрушился бы на негодяев. Однако предупредить его нет никакой возможности.
Оппозиция режиму укрылась в подполье. Как очень верно заметил Гизевиус, "тоталитаризм и оппозиция - это две взаимоисключающие политические концепции". Впрочем, германская оппозиция уже в 1934 году была сведена к минимуму. Политические и профсоюзные организации, которые могли бы служить костяком для движения сопротивления, пусть и подпольного, были разгромлены сразу после прихода нацистов к власти. Руководители, способные восстановить их, были, брошены в тюрьмы либо бежали. Деятельность редких и слабых групп, которым удалось перестроиться, была малозаметной, они подвергались слежке, терпели провалы, иногда выданные кем-то из своих. Несмотря на столь полное торжество, нацисты не ослабляли бдительности. Они прекрасно понимали, что это лишь внешнее смирение, а где-то в глубине, как в закрытом котле, бродит жгучая ненависть. Эмигранты, а особенно коммунисты, тайно засылают в Германию листовки и брошюры, несущие хорошо обоснованную антифашистскую пропаганду. Гестапо устраивало охоту на распространителей этих листовок. Одного факта обнаружения такой листовки было достаточно, чтобы отправить ее владельца в концлагерь, если он не умирал под пытками в подвалах на Принц-Альбрехтштрассе.
Недаром Геринг, объясняя причины создания гестапо, говорил: "Хотя мне и удалось разом арестовать тысячи коммунистических функционеров, чтобы одним ударом ликвидировать непосредственную угрозу, сама она отнюдь не была устранена. Нужно было бороться против целой сети тайных ассоциаций, постоянно держать их под наблюдением; это было под силу лишь специализированной полиции".
Такая "специализация" успешно развивалась благодаря необъятной власти, которую шаг за шагом сосредоточило в своих руках гестапо. Оно встало выше самих законов. И в недалеком будущем Шведер получит все основания написать: "Наша политическая полиция охватывает все, потому что она всемогуща, располагая средствами наказания, она наносит неотразимые удары, гибко реагируя в то же время на живое развитие нации и государства, которым служит". Вторя ему, нацистский юрист, профессор Губерт уточняет, что она должна "решительно пресекать тенденции и намерения, прежде чем они осуществятся и превратятся в открытые выступления".
Близился момент, когда люди гестапо с потрясающей силой продемонстрируют эту теорию на практике.
Поскольку верховным руководителем политической полиции был рейхсфюрер СС Гиммлер, а руководителем ее центральной службы - шеф СД Гейдрих, гестапо оказалось полностью в руках СС. К весне 1934 года Гиммлер упрочил свою власть и его давнее соперничество с Ремом резко обострилось. Формально Гиммлер по-прежнему подчинялся Рему, так как охранные отряды СС представляли собой лишь специальное подразделение СА. Фактически же Рем не имел в СС ни малейшего влияния, однако Гиммлер жаждал окончательно освободиться от его опеки. В этом ему могло помочь гестапо, где он властвовал безраздельно и где Рем не имел и намека на право контроля. Геринг со своей стороны также ждал благоприятного момента, чтобы окончательно разделаться со своим давним врагом. Рем и штаб штурмовых отрядов СА были поставлены под непрерывный надзор. Гиммлер, Гейдрих и их временный сообщник Геринг решили подготовить компрометирующее Рема досье и потребовать у Гитлера голову этого человека, который, несмотря на свои злоупотребления, оставался старым другом и наиболее надежной опорой фюрера.
Как и его земляки Геринг и Гиммлер, Рем происходил из баварской буржуазной семьи. Это был довольно полный, массивный человек сангвинического темперамента. Но под слоем жира у него скрывалась крепкая мускульная основа. Рем не отличался тучностью, как Геринг, но бесконечные банкеты, где пили и ели часами, делали свое дело, и компенсировать их верховой ездой, которой он усердно занимался, не удавалось. На этом мощном теле красовалась великолепная голова зверя. У него было почти круглое, налитое кровью лицо с двойным подбородком и отвислыми щеками, покрытыми синими прожилками. Под низким, но широким лбом поблескивали маленькие, очень живые глазки, глубоко сидящие в орбитах и полускрытые жирными щеками. Глубокий шрам пересекал лицо, еще более подчеркивая его звероподобие. Широкой бороздой он шел через левую скулу и заканчивался у носа, почти разрубая его надвое. Переносица была раздавлена, расплющена, а конец носа, округлый и красный, торчал как бы отдельно и имел бы комичный вид, если бы не зловещее выражение всего лица. Короткий и твердый треугольничек усов скрывал длинную верхнюю губу, приоткрывая тонкогубый широкий рот.
Вопреки прусской военной традиции Рем не брил голову. Его коротко остриженные волосы были всегда гладко причесаны. Крупные уши, заостренная верхняя часть которых резко выгибалась наружу, придавали его лицу нечто от фавна.
Ради некой наглой бравады Рем подбирал в свою свиту юнцов редкой физической красоты. Он заботливо развращал их, если они еще не были испорченными. Его окружение, не исключая шофера и денщика, составляли гомосексуалисты. Рем "освоил" этот порок в армии, где гомосексуализм был в большой моде. Одна демократическая газета напечатала интимные по характеру письма Рема одному из его "друзей", бывшему офицеру. Возмущенный Гитлер подверг его допросу. Посмеиваясь, Рем ответил, что он относится к "двуполым". В конце концов фюрер отступился, учитывая все более грозную силу возглавляемых Ремом штурмовых отрядов. К середине 1931 года он создал 34 отряда гауштурма и 10 групп СА, объединявших 400 тыс. человек. Сохраняя верность нацистской идеологии, Рем оставался все же армейским офицером. О Гиммлере часто говорили, что он "незаконнорожденное дитя Версальского договора". Но именно к Рему это определение подходило более всего, так как за каждым его делом, за каждым творением звучала тема военного реванша, тогда как Гитлер весь был поглощен идеей контрреволюции, борьбой против "красных", то есть против демократов и республиканцев.
В то же время Рем отвергал и презирал старые кадры германской армии, считая их бездарными за то, что они не смогли организовать победу Германии в последней войне. На деле, оставаясь бессознательно приверженным к определенному традиционализму, он полагал, что для возрождения военного величия Германии необходимо решительно покончить со всеми видами конформизма.
Геринг и Гиммлер внимательно следили за ним. Как только власть была захвачена, а штурмовые отряды выполнили свою роль, установив режим жесточайшего террора, два "союзника" начали свою подрывную работу с целью воздействовать на фюрера. В это время Гитлер, став канцлером рейха, был особенно заинтересован в поддержке мирового общественного мнения. Летом 1933 года ему было нужно, чтобы мир увидел в Германии спокойную дисциплинированную страну. А скандальные, плохо воспитанные штурмовики этому отнюдь не способствовали. Как когда-то руководитель политической организации Штрассер, они восприняли всерьез социалистический аспект партийной пропаганды, шумели по поводу национализации, аграрной реформы и т.д. Они забыли, что в декабре 1932 года Грегор Штрассер именно по этой причине был вынужден подать в отставку, и обвинили Гитлера в "предательстве дела революции". Для Рема завоевание власти было лишь первым шагом. Лозунгом СА в те дни стал клич "Не снимайте поясов!", призывавший к повышению бдительности. СА оказалась не единственной организацией, напоминавшей о социалистических принципах НСДАП. 9 мая 1933 года президент Верхней Силезии Брюкнер, выступая в Бойтхене, яростно обрушился на крупных промышленников, "жизнь которых есть непрерывная провокация". Он был смещен со своего поста, исключен из партии, а в следующем году арестован. В Берлине представитель нацистской Рабочей федерации Келер подчеркнул: "Капитализм присвоил себе исключительное право давать трудящимся работу на условиях, которые сам и устанавливает. Такое преобладание аморально, его нужно сломать". В июле того же года глава нацистской группы в прусском ландтаге Кубе ополчился на помещиков. "Национал-социалистское правительство, - заявил он, - должно заставить крупных помещиков разделить свои земли и передать большую их часть в распоряжение крестьян".
Эти наивные люди забывали, что согласно принципу фюрерства директивы должны идти сверху. На деле же идущие от верхов приказы мало чем напоминали эти пламенные речи. Когда Гитлер приступил к- реорганизации германской промышленности "в соответствии с новыми идеями", то ее "фюрером" он назначил господина Круппа фон Болена ("Генеральный совет по экономике", созданный 15 июля в составе 18 членов, включал крупнейших германских промышленников: Круппа, Сименса, Боша, Тиссена, Феглера, и крупных банкиров: Шредера, Рейнхардта, фон Финка. Странным оказалось осуществление национал-"социализма". Что касается 17-го пункта нацистской программы, предусматривающего аграрную реформу, включающую безвозмездную экспроприацию собственности, о ней после 1928 года почти не упоминалось).
Эта болтовня не беспокоила Гитлера. Здесь навести порядок было легко. А вот Рем заботил его гораздо больше. И пусть фюрер формально считался верховным главой штурмовых отрядов, их главнокомандующий Рем превратил их в свою личную армию. Она была действительно опасна, а ее мощь превосходила силу рейхсвера. Нужно было, следовательно, задушить в зародыше бунт, который неминуемо поглотил бы Гитлера и его верных соратников. 1 июля Гитлер собрал в Бад-Рехенхалле (Бавария) руководителей штурмовых отрядов, где заявил, что второй революции не будет. Это сообщение было одновременно и недвусмысленным предупреждением. "Я готов, - сказал он, - решительно и сурово подавить любую попытку, направленную на разрушение существующего порядка. Я со всей энергией воспротивлюсь второй революционной волне, так как она повлечет за собой настоящий хаос. А тех, кто поднимется против законной государственной власти, мы возьмем за шиворот, какое бы положение они ни занимали".
6 июля, выступая на собрании имперских наместников (рейхсштатгальтеров), Гитлер повторил свое предупреждение. "Революция не может быть перманентным состоянием. Поток революции необходимо направлять в спокойное русло эволюции, - сказал он. - ...Особенно важно поддерживать порядок в экономическом аппарате... потому что экономика есть живой организм, который нельзя преобразовать одним махом. Она строится на первичных законах, глубоко укоренившихся в человеческой природе". Те, кто хотел бы направить машину в другую сторону, являются "носителями бацилл, порождающих вредоносные идеи", и должны быть обезврежены, так как они "представляют опасность для государства и нации". Таким образом, штатгальтерам предлагалось следить за тем, чтобы ни один орган партии не принимал никаких мер экономического характера, поскольку эта сфера находилась в исключительной компетенции министра экономики. 11 июля министр внутренних дел Фрик подписал постановление, в котором сообщалось о завершении ""победоносной германской революции", вошедшей отныне в фазу эволюции".
Рем был предупрежден. С заменой Гутенберга на посту министра экономики Шмидтом, представлявшим промышленников, закончилось уточнение новых директив. В многочисленных статьях, опубликованных в главных нацистских газетах "Кройццайтунг" и "Дойче альгемайне цайтунг", развивались идеи, высказанные фюрером, раздавались аплодисменты по поводу достижения "конечной точки германской революции", что не оставляло места для какой-либо другой интерпретации. Оставалось лишь встать в общие ряды либо вступить в борьбу с Гитлером, который уже пользовался поддержкой крупного германского капитала, почувствовавшего себя более уверенно.
Однако Рем пренебрег этими предупреждениями, безмятежно взирая на возможный конфликт с Гитлером. Он, очевидно, представлял его как соперничество внутри НСДАП, в которой перевес Гитлера не был явным. Если исход спора решала бы масса членов партии, фюрер мог бы проиграть.
Но существовала сила, которую Рем, по-видимому, недооценил. Это была двойная армия Гиммлера. СС представляла к тому времени грозную преторианскую гвардию. Хотя численно она была меньше СЛ, но в 1934 году насчитывала уже 200 тыс. человек. Сгруппированные в 85 полков, они представляли собой отборные части, по всем статьям превосходившие штурмовиков СА.
К тому же Рем явно не учел мощи тайной армии Гиммлера - гестапо. Уверенный в своих силах, он не считал нужным скрывать свои чувства. Фактически он хотел получить пост министра рейхсвера в первом кабинете Гитлера. Это была его главная задача, единственный способ выковать такую армию, о какой он мечтал, традиционную и в то же время народную, армию политических солдат, которая будет править страной. Чтобы получить этот пост, он вернулся по призыву фюрера из Боливии и никак не мог смириться с тем, что "его" место занял один из презираемых им генералов - Бломберг. Он разместил штаб-квартиру СА в Мюнхене и, наезжая в Берлин, без всяких предосторожностей принимал в отеле "Фазаненхоф" в Шарлоттенбурге, где он всегда останавливался, всех, кто более или менее открыто критиковал политику Гитлера. Обедал он обычно в ресторане Кемпинского на Лейпцигерштрассе, куда приглашал ту же публику. Разговоры там велись крамольные, а тон задавал сам Рем.
"Адольф подлец, - говорил он, - он нас всех предал. Он общается теперь только с реакционерами и выбрал себе в наперсники этих генералов из Восточной Пруссии! Адольф вышел из моей школы. Именно от меня он получил все свои знания по военным вопросам. Но Адольф был и остается штатским человеком, писакой и мечтателем. Мещанином, который только и думает о мире по-венски. А мы тем временем лишь вертим пальцами, тогда как у нас чешутся руки".
Рем закусил удила и не пытался это скрывать. Он кипел от бешенства, считая, что у него обманом отняли плоды победы.
Гитлер со своей стороны полагал, что утолил его жажду власти и почестей, назначив министром без портфеля законом от 1 декабря 1933 года, в котором было закреплено приравнивание партии к государству. Но Рем ограничился замечанием, что это отличие было в тот же день пожаловано и Рудольфу Гессу, назначенному фюрером председателем центральной политической комиссии НСДАП.
⇦ Ctrl предыдущая страница / следующая страница Ctrl ⇨
МЕНЮ САЙТА / СОДЕРЖАНИЕ