Ł Обзоры военных ботинок, энциклопедия военной техники, холодное оружие Второй мировой войны

ДЕЛАРЮ Ж. "ИСТОРИЯ ГЕСТАПО", 1998

К моменту завершения работы комиссии с полной определенностью выяснилось, что, хотя ван дер Люббе и являлся одним из поджигателей рейхстага, он мог быть лишь орудием в чьих-то руках. В чьих же? На этот вопрос комиссия ответила определенно: в руках нацистов, и в особенности Геринга, который таким образом становился главным обвиняемым. 11 сентября г-жа Моро Джиафери, получившая к этому времени массу писем, содержавших угрозы по ее адресу, громогласно заявила: "Нет в мире ни такого суда, ни такого правопорядка, которые, даже будучи настроены негативно в отношении обвиняемых, смогли бы хоть на миг допустить обоснованность всех этих смехотворных доказательств. Да, но теперь надо спасать лицо тому, кто выходит. на сцену из-за спины этих людей, которых решено погубить. Теперь речь идет о спасении того, кто уже осужден всеми честными людьми, - Геринга..."

"Кто был в Берлине 27 февраля вечером, имея в своем распоряжении ключи от рейхстага?

Кто направлял действия полиции?

Кто контролировал режим полицейского надзора и мог его усилить или снять совсем?

Кто имел ключи от подземных переходов, через которые поджигатели проникли в здание рейхстага?

Этот человек не кто иной, как Геринг, министр внутренних дел Пруссии и председатель рейхстага!"

Итак, спасти лицо... Это была фраза, брошенная г-жой Моро Джиафери, и это было как раз то, чем занимался суд в Лейпциге. Здесь среди обвинителей царила паника, и они сами лишь пытались защититься от яростных нападок разъяренного Димитрова; остальные четверо не доставляли им хлопот. Ван дер Люббе неизменно находился в состоянии мрачного отупения и на все вопросы дал лишь несколько односложных ответов. А Танев и Попов не знали ни одного слова по-немецки. Ход судебных заседаний определял Димитров. Именно он стал обвинителем. И его обвинения были настолько точны, что 17 октября доктор Вернер, государственный обвинитель, был вынужден принять решение, ошеломившее присутствующих. Он взял ту самую "Коричневую книгу", которую опубликовали эмигранты, и стал страница за страницей пытаться опровергнуть содержащиеся в ней обвинения, утверждая, что речь идет о клеветнических измышлениях!

Таким образом, обвинители стали обвиняемыми и на всем протяжении дальнейших судебных заседаний пытались лишь оправдаться.

В суд для дачи показаний были вызваны лица, имена которых в Германии произносили только шепотом: руководитель штурмовых отрядов Силезии Гейне, префект полиции Бреслау граф Хеллендорф, руководивший берлинскими штурмовиками в момент пожара, префект полиции Потсдама, штурмовик Шульц и, наконец, сам Геринг!

Гизевиус оставил красочное описание появления Геринга перед судом. Этот популярный Герман обычно разыгрывал на публике одну из излюбленных им ролей "ближайшего соратника", "национального героя" и т.д. Но в тот момент он предпочел играть роль "железного человека", и именно этот образ он избрал для выступления в суде.

Он появился там в светлом охотничьем костюме, в высоких сапогах, стучавших по паркету, с напускным спокойствием, которое, однако, скоро его покинуло. Уже через несколько минут он стал красным и потным от ярости, сотрясал криком свод зала судебных заседаний. Он был ошеломлен поворотом судебного разбирательства. Он не понимал причин, по которым судьи занялись этой "Коричневой книгой", "подстрекательским сочинением, которое он уничтожает повсюду, где находит".

Со своего председательского места Бюнгер наблюдал эту сцену в полной растерянности. Он начал понимать, что это судебное разбирательство поставит точку в его карьере. На скамье подсудимых Димитров не скрывал своего удовлетворения. Геринг, еще не остывший от приступа гнева, бросал на него угрожающие взгляды, пытаясь обрести спокойствие. И вот обвиняемый Димитров принялся в свою очередь допрашивать министра-президента! И министр-президент был вынужден отвечать.

Завязался невероятный диалог:

- Что изволил делать господин министр внутренних дел 28 февраля и в течение последующих дней, когда легко можно было обнаружить сообщников ван дер Люббе? - спросил Димитров.

- Я не являюсь сотрудником судебной полиции, - ответил Геринг, - я министр. Для меня гораздо важнее заниматься делами партии, идеи которой движут миром, за что она и несет ответственность.

Так он попал в ловушку, поставленную Димитровым, перенося дискуссию на политическую почву. Хоть он и считался одним из авторов стратегии национал-социалистской партии, ему было не по плечу противостоять мастеру марксистской диалектики. В мгновение ока допрос превратился в митинг коммунистической пропаганды. Чувствуя свою слабость, Герман брызгал слюной и стремился оскорбить своего противника.

- Сволочь, - кричал он, - вас повесить мало!

Судья вмешался, чтобы напомнить Димитрову, что ему уже было запрещено заниматься коммунистической пропагандой.

- Ограничьтесь вопросами, прямо относящимися к нашему делу, - добавил он примирительным тоном.

- Благодарю вас, - ответил Димитров, - я весьма доволен ответом г-на министра.

- Хулиган! - кричал Геринг. - Выведите его! Я еще до тебя доберусь!

И когда Димитрова выводили из зала заседаний, среди всеобщего смятения и шума он добавил, обращаясь к Герингу:

- Уж не боитесь ли вы, г-н министр, вам, наверное, страшно?..

Обвинение ван дер Люббе и других подсудимых в сговоре основывалось на том факте, что ван дер Люббе был коммунистом. Но в ходе судебного разбирательства выяснилось, что если когда-то ранее ван дер Люббе и был коммунистом, то с 1931 года он покинул партию: проведенное уголовной полицией расследование доказало это со всей очевидностью.

23 декабря состоялся приговор: ван дер Люббе был приговорен к смертной казни, а четверо других участников процесса оправданы. Мировая печать Широко комментировала события, эмигранты торжествовали. Несмотря на полученные ими указания, немецкие судьи не решились вынести обвинительный приговор невиновным. Узнав о приговоре, Гитлер впал в истерику, приступов которой так боялись его приближенные.

Геринг, однако, никак не мог решиться выпустить свою добычу. Он заявил Димитрову: "Ты мне еще попадешься". И вот, несмотря на оправдательный приговор, четырех коммунистических лидеров отправили в тюрьму. Они были освобождены 27 февраля под давлением международного общественного мнения, все громче выражавшего свое возмущение. По выходе из тюрьмы Торглер был переведен в концентрационный лагерь. Выпущенный оттуда, он оплатил это освобождение, перейдя на службу к нацистам.

10 января было объявлено, что приговор ван дер Люббе приведен в исполнение в лейпцигской тюрьме. Однако многие в Германии сомневались в достоверности этого заявления. Утверждалось, что семья ван дер Люббе, действуя в соответствии с законодательством, неоднократно обращалась с просьбой выдать им останки покойного, чтобы совершить обряд похорон в Голландии. Однако немецкие власти отказали им в этой просьбе. Если ван дер Люббе был провокатором, мало вероятно, чтобы нацисты не использовали без малейших колебаний представившиеся возможности избавиться от лишнего свидетеля, неуклонно соблюдая при этом букву закона. Обычно гестапо не любило оставлять следы.

На дымящихся развалинах рейхстага с неизбежностью возникают буквы латинского изречения: Is fecit cui prodest? - Кому было выгодно? Для нацистов пожар был подарком судьбы. Он был нужен для оправдания репрессий, для укрепления позиций и роли гестапо и для придания соответствующего настроя избирательной кампании.

Спустя час после обнаружения пожара Гитлер и Геринг вместе смотрели на разгоравшееся пламя.

В сопровождении Дильса они прошли по коридорам здания, еще свободным от огня. Дильс докладывал им о том, что его люди, уже принявшиеся за работу, успели установить.

Глядя на огонь, Гитлер громко сказал: "Это - знамение Господне! Никто теперь не помешает нам железной рукой раздавить коммунистов".

31 января Геббельс записал в своем дневнике: "Основные направления борьбы с красным террором были намечены на совещании у Гитлера. Мы воздержимся пока от контрмер. Только в подходящий момент, когда коммунисты начнут свою революцию, мы нанесем свой удар".

Надо было, таким образом, дождаться того, чтобы "коммунисты начали революцию", прежде чем приступить к контрмерам. Однако время шло, а революция не начиналась, и близились выборы. И вот наконец пожар, словно дар небес, как раз за неделю до назначенной даты выборов. И доктор Геббельс сумел извлечь из событий немалую выгоду.

А за пять дней до пожара - 22 февраля - Геринг принимает оформленное декретом решение о преобразовании СА во вспомогательные силы полиции. Без штурмовиков полиция просто не справилась бы с массовыми арестами, которые ей предстояло провести за несколько часов в ночь пожара и на следующий день. Списки лиц, подлежащих аресту, были составлены задолго до этих событий, и задержание их требовало значительной численности участников операции.

Еще один факт: пожар произошел в разгар избирательной кампании. Гитлер, как обычно, активно в ней участвовал. График его выступлений, подготовленный Геббельсом и переданный для ознакомления членам партии 10 февраля, был загружен до предела. Каждый день ему предстояло выступать в различных аудиториях, в местах, находящихся порой на значительном расстоянии одно от другого. Нельзя было терять ни одного часа столь драгоценного времени. Но - удивительное обстоятельство - ни одно предвыборное собрание не было намечено на 25, 26 и 27 февраля, и все были оповещены о том, что 27 февраля публичных выступлений у Гитлера не будет. И вот странность: как раз 27 февраля рейхстаг и загорелся.

Несколько слов о самом пожаре: и следователей, и полицейских, оказавшихся первыми на месте происшествия в считанные минуты после обнаружения огня, то есть примерно в 21 час. 15 мин., поразило обилие очагов возгорания - пятьдесят или шестьдесят пять, - разбросанных по всему зданию. Горело, по-видимому, какое-то легковоспламеняющееся вещество, большое количество которого полыхало в зале заседаний, создавая огромный столб огня.

Консервативный еженедельник "Ринг", издававшийся Генрихом фон Глейхеном, членом "Геррен-клуба", в своем втором, мартовском номере опубликовал статью, оканчивавшуюся такими вопросами: "Как же все это стало возможным? Или мы и в самом деле нация слепых баранов? Где искать поджигателей, столь уверенных в своей безнаказанности?.. Может быть, это люди из высших немецких или международных кругов?"

За публикацию этой статьи "Ринг" был запрещен, но такого рода вопросы возникали у всех.

Геринг и Геббельс твердили на всех волнах, что поджог мог быть делом рук одних лишь коммунистов. На следующий же день гестапо и крипо (уголовная полиция) устроили обыск в Доме имени Карла Либкнехта, служившем штаб-квартирой руководства компартии. В помещениях Дома, уже неоднократно обыскивавшихся, пустовавших уже целый месяц и находившихся под охраной полиции, вдруг обнаружились, по утверждению Геббельса, "сотни килограммов документации огромного значения", доказывавшие существование плана насильственного захвата власти в Германии коммунистами, Пожар рейхстага должен был якобы послужить сигналом к началу красного террора. Прессу заполнили детальные описания этого плана, сорванного решительными действиями нацистов-патриотов. Однако соответствующие тексты, уличающие коммунистов, так и не появились в печати, несмотря на многочисленные просьбы, поступавшие от зарубежных органов прессы, и ни одна страница не фигурировала в ходе последовавшего за пожаром судебного процесса.

А что же делали полицейские чины, расследовавшие обстоятельства пожара? В их распоряжении были все протоколы обследования места происшествия, они схватили на месте преступления одного из поджигателей, они были осведомлены благодаря вышеупомянутым документам о политической принадлежности сообщников поджигателя и их предполагаемой численности, в их сети попались не только Торглер и трое болгар.

Но ведь Дильс лично "контролировал" расследование с помощью Артура Небе - ветерана уголовной полиции, автора солидного учебника по криминалистике. Их расследование топталось на месте или неожиданно оказывалось в тупике.

Тем временем из уст в уста передавались странные слухи, назывались удивлявшие всех фамилии и кое-что достигало всеслышащих ушей гестапо.

Так, некий доктор Белл рассказывал любопытные вещи про ван дер Люббе. Доктор имел немало друзей в рядах Национал-социалистской рабочей партии Германии. Он утверждал, что ван дер Люббе располагал хорошими связями в кругах штурмовиков, и добавлял с многозначительным видом, что ему известно все, что произошло в тот вечер, когда начался пожар. 3 или 4 марта в национальном клубе на Фридрихштрассе он рассказал то, что ему было известно, одному из своих друзей из народной партии. В восторге от полученной информации этот господин написал письма ряду товарищей по партии, делясь с ними откровениями доктора Белла. Одно из таких писем попало в гестапо. Сразу же доктор Белл почувствовал за собой слежку, пришел в ужас и в поисках надежного места перебрался через австрийскую границу, устроившись затем в Куфштейне, маленьком тихом городишке. 3 апреля, когда он уже был готов успокоиться, его убили штурмовики, приехавшие из Мюнхена.

Странная история произошла с доктором Оберфохреном, председателем группы немецких националистов в рейхстаге, человеком, считавшимся очень хорошо информированным. Ему также были известны некоторые странные подробности этого дела. Он проявил неосторожность, изложив то, что ему было известно о подготовке поджога, в памятной записке, которую он разослал некоторым своим друзьям. Один экземпляр этой записки попал за границу и был опубликован французскими, английскими и швейцарскими газетами. А 3 мая доктор Оберфохрен был найден мертвым в своей квартире. В полицейском протоколе фигурировала версия самоубийства, но родные покойного заявили, что все его личные документы и бумаги исчезли.

Позднее, после кровавой "чистки людей Рема" 30 июня 1934 года, Крузе, шофер Рема, скрывшийся за границей, напишет письмо маршалу Гинденбургу, в котором сообщит, что пожар рейхстага был делом рук группы штурмовиков, доверенных людей Рема, действовавших при содействии Геринга и Геббельса.

Однако все эти рассказы, сколь бы убедительны они ни были, содействовали установлению истины в меньшей степени, чем некоторые обстоятельства дела. Как можно было проникнуть в рейхстаг? Использовались обычно две двери: 2-й подъезд со стороны Симсонштрассе, открывавшийся лишь в дни. заседаний, и 5-й подъезд, выходивший на набережную. 27 февраля открыт был только 5-й подъезд. Через него посетители проникали в обширный холл, вход в который был перекрыт ограждением с находящимся за ним портье. Каждый посетитель должен был заполнить бланк, указав в нем фамилию требуемого депутата, а также свою и цель посещения. Курьер относил этот бланк депутату, и только с его согласия посетитель мог проникнуть в здание, сопровождаемый специальным провожатым, отводившим его к нужному депутату. При этом каждодневно велись списки всех посетителей рейхстага.

Как могли в этих условиях проникнуть в рейхстаг, минуя контроль, 7 или 10 человек, тащивших громоздкое оборудование (следствием установлено, что они должны были пользоваться приставной лестницей)?

Но дело в том, что из подвала рейхстага, где находилась котельная, по маленькой лестнице можно было попасть в подземный коридор, проходивший под колоннадой, пересекавший Фридрих-Эбертштрассе и заканчивавшийся в здании Дворца председателя рейхстага, находившемся через улицу от парламента. Этот коридор замыкала дверь, через которую можно было попасть в подвал и котельную дворца. Коридор был довольно широк. По проложенным в нем рельсам вагонеткой доставляли уголь из котельной парламента в председательский дворец. Одним из преимуществ этой системы было как раз бесплатное отопление для председателя рейхстага. А этим председателем был не кто иной, как Геринг.

Раз так, становится понятым, насколько просто ему было провести хоть целый взвод в помещение рейхстага.

Говорили, что руководитель штурмовиков Эрнст был вместе с Гейнсом среди поджигателей рейхстага; что граф Гелльдорф также участвовал в экспедиции или по меньшей мере в разработке плана операции. Впрочем, Эрнст после изрядной выпивки даже похвалялся своими подвигами в этом деле. Проговаривались и другие. Так, некий Ралль, уголовник-рецидивист, арестованный через несколько недель после пожара за очередное нарушение уголовного кодекса, решил, что он сможет избежать наказания, дав следствию показания, касающиеся поджога рейхстага. Он попросил, чтобы следователь заслушал его как свидетеля "по другому делу".

"В феврале, - сказал он, - я был членом личной охраны Карла Эрнста и участвовал в поджоге рейхстага". Далее он продолжал в том же духе, цитируя Геббельса и Геринга, называя имена участников операции и излагая ее подробности. Ошеломленный судебный чиновник заносил его показания в протокол допроса. Однажды вечером в феврале, рассказывал Ралль, Эрнст вызвал к себе десятерых штурмовиков из своей личной охраны, которых он считал способными выполнять самые деликатные поручения. Ралль был в их числе. Им дали план внутренних помещений рейхстага и тут же поставили задачу поджечь его. В день пожара, вечером, около 18 часов, их привезли на машине во Дворец председателя рейхстага и приказали спуститься в подвал. Там они ждали два или три часа сигнала, который должен был им дать сам Карл Эрнст. Каждый из них получил квадратную коробку с зажигательной смесью и знал, что ему надлежит делать, поскольку все они ранее уже прорепетировали свои действия.

В то время, пока они ждали, должна была состояться "какая-то другая операция", о которой им ничего не было известно. Наконец около девяти часов вечера появился Эрнст и подал сигнал. Все десять прошли по подземному коридору, проникли в рейхстаг и рассыпались по пустынному зданию, раскидывая повсюду зажигательную смесь. Все было сделано за десять минут, и тем же путем они вернулись во Дворец председателя рейхстага.

Параллельная "операция", завершения которой они ожидали до получения сигнала Эрнста, не могла быть ничем, кроме "операции по запуску" ван дер Люббе, Прошедшего предварительную психологическую обработку со стороны его "друзей", и в тот момент, когда этот бедолага, находившийся, возможно, в наркотическом опьянении и, уж во всяком случае, подвергшийся соответствующему "внушению", появился перед рейхстагом с карманами, набитыми спичками, поднялся на цоколь фасада и разбил окно, штурмовики побежали по всем помещениям, раскладывая свои коробки по условленным местам, чтобы затем укрыться под крылышком у Геринга. Поскольку, вне всякого сомнения, Геринг, поставленный в известность о предстоящих событиях своим другом Геббельсом, расценил эту операцию как гениальную и дал на нее свое согласие.

По словам Гизевиуса, который приводит в своем рассказе такие детали, какие могли быть известны только человеку, занимавшему высокий командный пост в момент этих событий, Геринг поручил Дильсу - как только план операции был разработан - ставить палки в колеса следствию и ликвидировать возможные непредвиденные осложнения.

Ралль и стал таким непредвиденным элементом.

Секретарь суда Рейнекинг, протоколировавший показания Ралля, был нацистом. Этот рядовой штурмовик, никогда не занимавший командных должностей, являлся тем не менее ярым приверженцем системы. В этой ситуации он увидел возможность набить себе цену в глазах нацистских властителей. Он почувствовал, что Ралль говорит правду: в его рассказе было достаточно точных деталей, поддающихся проверке обстоятельств и, самое главное, уже проверенный факт его принадлежности к личной охране Карла Эрнста в конце февраля. А Рейнекинг по своему опыту хорошо разбирался в показаниях обвиняемых и свидетелей.

Он доложил существо дела своему начальнику. Понимая все значение происходящего, они решили отправиться в штаб-квартиру СА, а оттуда их направили в гестапо.

Гестаповцы вывезли Ралля из тюрьмы Нойруппин под тем предлогом, что он им понадобился как свидетель. Так было заявлено судье. Его перевели в Берлин в штаб-квартиру гестапо и подвергли допросу, продолжавшемуся 24 часа подряд.

Сразу же после этого во все концы полетели гестаповские эмиссары. В Лейпциг они отправились изымать на почте письмо, отправленное следователем тюрьмы Нойруппин следователям Верховного суда с приложением копии протокольной записи показаний Ралля.

Оригинал протокола было поручено уничтожить самому Рейнекингу, мгновенно получившему чин командира взвода. Гестапо провело обыск на дому у Ралля, у его любовницы и повсюду, где он мог бы оставить какое-либо письмо или иные заметки.

В итоге Ралль, как он на то и надеялся, обрел свое освобождение. Освобождение окончательное. Труп его был обнаружен через несколько дней при пахоте: его вывернуло на поверхность плугом. Зарыт он был на глубине всего двадцати сантиметров. Он был задушен.

Какова бы ни была доля истины во всех этих версиях, в любом случае роль гестапо очевидна. Нет никакого сомнения в том, что рейхстаг был подожжен штурмовиками по инициативе гестапо. А вдохновителем всей операции, автором ее планов был Геббельс, сообщником которого выступал Геринг, давший ход всему этому делу.

А как же попал в эту историю ван дер Люббе? Как выяснилось на процессе, бедняга был гомосексуалистом. Он частенько появлялся в ночных приютах, в грязных берлинских ресторанчиках, где было немало людей, обладавших такими же наклонностями.

Штурмовики вообще отличались на этом поприще: среди них процветала "мужская дружба". Рем, стоявший во главе генерального штаба штурмовиков, подавал пример. Берлин-Бранденбургское подразделение СА, к которому принадлежали поджигатели, было носителем той же заразы. Окружение Эрнста, возможно и сам Эрнст, Гейне и многие другие входили в это "содружество" и набирали среди них своих личных охранников, шоферов, доверенных лиц. И вот благодаря своим связям в этой среде голландец вышел на заговорщиков в момент разработки ими своих планов. Сразу же им стало ясно, как они могут его использовать. Не представляло труда так обработать этого полусумасшедшего человека, так разжечь его анархистские настроения и враждебность в отношении существующей общественной системы, чтобы он легко поднял руку на сооружение, символизирующее этот порядок, и, как жалкое подобие Герострата, бросил в него свой пылающий факел.

Можно предположить, что накануне его напичкали наркотиками. В суде он говорил о том, что "там были и другие". Большего от него не могли добиться, и он снова впал в то состояние отупения, в котором некоторые медики усматривали признаки действия скополамина.

О существовании упоминавшегося выше подземного перехода стало известно еще во время работы в Лондоне Международной комиссии по расследованию обстоятельств пожара. В ходе процесса Лейпцигский суд чуть не всем составом отправился в рейхстаг, осмотрел знаменитый переход, но... только для того, чтобы убедиться, что поджигатели не воспользовались этим путем, поскольку, как заверили ночные сторожа рейхстага, они не могли пройти здесь незамеченными.

Бедняга ван дер Люббе заплатил жизнью за то, что по воле случая оказался на пути поджигателей в коричневых рубашках. И не только он. Как и Ралль, большинство поджигателей один за другим погибли от пуль своих сообщников. Гестапо не терпело свидетелей.

Поджог рейхстага и Лейпцигский процесс позволили высветить беспощадным светом всю суть нацизма, его методы и его людей. Весь мир оценил их страшную технику, их людоедскую мораль и установил, что имеет дело с худшим типом убийц. И выводы из этого следовали самые очевидные.

Однако они требовали и немало мужества. Проще было закрыть глаза и открыть убийцам путь к вершинам карьеры. Гестапо уже усвоило науку затыкать людям рты с помощью террора.

Через несколько лет Репке не без основания напишет: "Сегодняшняя мировая катастрофа - это та гигантская цена, какую мир вынужден платить за то, что оказался глухим ко всем сигналам тревоги, которые с 1930 по 1939 год с нарастающим смятением предрекали нисхождение в ад, куда сатанинские силы национал-социализма готовы были ввергнуть сперва Германию, а затем и остальной мир. Ужасы нынешней войны - это именно те ужасы, какие мир терпеливо сносил в Германии, поддерживая нормальные отношения с нацистами, организуя вместе с ними празднества и международные конгрессы".

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ГЕСТАПО СОВЕРШЕНСТВУЕТ МЕТОДЫ СВОЕЙ РАБОТЫ 1934-1936 годы

1. Гиммлер возглавляет гестапо

Год 1933-й завершился серьезным ударом по самолюбию Геринга, подвергшегося осмеянию на процессе "поджигателей" рейхстага. Этот процесс закончился провалом для нацистов, нанес ущерб их престижу в самой Германии, а еще больше - за границей.

Чтобы подбодрить Геринга, фюрер направил ему 1 января 1934 года поздравительное письмо. Напомнив о путче 1923 года, о реорганизации СЛ, которая была проведена под руководством Геринга, о его "первостепенной роли в подготовке 30 января" (дата захвата власти), Гитлер закончил письмо выражением ему "сердечной благодарности" "за выдающиеся заслуги перед национал-социалистской революцией, а значит, и перед германским народом".

За несколько недель до этого Геринг удостоился и более осязаемого поощрения. Комиссариат по аэронавтике был преобразован в министерство авиации, разумеется гражданской, ставшее прикрытием для незаконного возрождения военно-воздушного флота, запрещенного союзниками. Таким образом, Геринг стал министром авиации и в связи с этим получил чин генерала рейхсвера. Гинденбурга удалось убедить, что министр, которому, возможно, завтра предстоит командовать мощнейшими воздушными силами, не может оставаться капитаном.

Была создана Лига воздушной обороны, которую возглавил генерал в отставке Гримм. Под руководством Эрхарда Мильха, которого Геринг знавал в 1918 году как военного летчика в чине капитана, будущего генерального инспектора люфтваффе, а затем и маршала, началась работа таких конструкторов, как Мессершмитт и Хейнкель.

В этих условиях Геринг не мог пристально следить за деятельностью полиции, поскольку процесс ван дер Люббе отодвинул ее проблемы на второй план. Тем не менее он отнюдь не собирался полностью передать "свое" гестапо в чужие руки. Не случайно он написал в 1934 году. "Многие недели пришлось мне лично поработать над реорганизацией этой службы, прежде чем удалось создать, мне одному, благодаря собственной энергии и инициативе, настоящую службу гестапо. Этот инструмент, внушающий глубокий ужас врагам нашего государства, решающим образом способствовал тому, что сегодня нет и речи о коммунистической или марксистской опасности как в Пруссии, так и во всей Германии".

30 января 1934 года, в день годовщины захвата власти, полицейская служба специальным декретом была поставлена под юрисдикцию рейха. Земельным властям, которые после учреждения института имперских наместников превратились в архаичные, лишенные какого-либо конкретного содержания структуры, были оставлены лишь вопросы управления полицией. Тем не менее они продолжали оплачивать работу полиции за счет своих бюджетов вплоть до принятия организационного закона 1936 года.

Это "установление контроля", которое должно было затронуть и гестапо, свелось фактически к чисто административной формальности: Геринг крепко держал в руках свое детище.

Это и понятно, он был слишком горд своим созданием, чтобы легко от него отступиться, тем более что пока еще он нуждался в нем для борьбы с опасным соперником Ремом, звезда которого неуклонно поднималась. Нужно было только передать гестапо в надежные руки. Благодаря принятым мерам Геринг мог по-прежнему свободно пользоваться услугами тайной полиции. Декрет от 30 ноября 1933 года выводил гестапо из подчинения прусскому министерству внутренних дел и передавал его в ведение министра-президента.

Поэтому весной 1934 года ему удалось передать прусское министерство внутренних дел в подчинение еще одному из своих противников, министру внутренних дел рейха Фрику. В довольно обтекаемой форме последнему предоставлялось право давать политической полиции только установки общего характера, но ни в коем случае не конкретные оперативные приказы. А весной 1936 года он потерял и эти условные полномочия.

На деле же в стране царила полная административная неразбериха. Как министр внутренних дел Пруссии Фрик подчинялся Герингу, а как министр внутренних дел рейха мог давать директивы правительствам земель, а значит, и самому Герингу, который был министром-президентом Пруссии! Эти административные дебри давали возможность уходить от всякого контроля и так разбрасывать ответственность, что она превращалась в фикцию. Рядовой немец, неспособный разобраться в этом лабиринте, был перед властью совершенно безоружен.

Геринг сделал этот запоздалый "подарок" Фрику потому, что открыл "редкую птицу", надежного союзника в борьбе с Ремом, человека, который вскоре превратит и без того грозное, но еще несовершенное гестапо в точнейший механизм, который уже через два года будет способен проглотить любую оппозицию. Таким человеком был Гиммлер.

1 апреля 1934 года Дильс получил отпуск. Геринг пожертвовал им на этот раз без сожаления, так как знал, что новый шеф гестапо без труда превзойдет прежнего. Тем не менее Дильс вел текущую работу до прибытия Гиммлера, то есть до 20 апреля. В качестве утешительного подарка Дильс получил назначение на пост регирунгспрезидента Кельна (что-то вроде супрефекта полиции), а затем, после смерти Рема, был прикомандирован к начальнику штаба СА Виктору Лютце.

Этой передвижкой завершился "первый период" деятельности гестапо. Его новый начальник сразу наложил на гестапо отпечаток своей личности, придал ему особый, нестираемый "стиль".

Закрепившись на Принц-Альбрехтштрассе, 8, Гиммлер "завершил" операцию, начатую несколькими месяцами раньше.

В то время когда Геринг создавал "свое" гестапо в Пруссии, Гиммлер, основываясь на тех же посылках, решил укрепить свои позиции, захватив руководство политической полицией. Поскольку Пруссия уже находилась в руках конкурента, он поставил свои фигуры на другие клетки шахматной доски. В марте 1933 года он добился назначения на пост президента (префекта) полиции Мюнхена, а через месяц - на пост президента политической полиции всей Баварии. Он прибег тогда к своеобразной распродаже на дому, используя свое положение шефа СС. Его люди подсказывали ему объекты захватов, а при необходимости давали понять местным властям, насколько им будет выгодно назначение дружественных лиц на те или иные посты. Борьба была ожесточенной, поскольку руководители СА и политических организаций также добивались этих постов.

В октябре Гиммлер поставил под свой контроль полицию Гамбурга, второго по численности города рейха и столицы независимой земли. Затем пали Мекленбург, Любек, Тюрингия, великое герцогство Гессен, Баден, Вюртемберг и Анхальт. В начале 1934 года - Бремен, Ольденбург и, наконец, Саксония, где преобладали враждебные нацистам тенденции. К весне Гиммлер контролировал уже всю Германию, за исключением Пруссии. Тогда-то он и попросил Геринга уступить ему гестапо. Его поддержал Гитлер, которому пришелся по вкусу аргумент шефа СС: было бы "справедливо, своевременно и необходимо бороться с врагом общими для всего рейха методами". В свою очередь для Геринга был очень важен факт, что Гиммлер, как и он, был решительным противником одного из его врагов, Рема. Он высоко оценил стратегическое искусство, с которым Гиммлер проводил операции на окружение. С появлением союзника такого класса можно было считать, что дни Рема сочтены.

20 апреля Геринг вручил бразды правления гестапо Гиммлеру. Но он принял серьезные меры предосторожности: фактически Гиммлер стал шефом гестапо, тогда как юридически им оставался Геринг. И он сохранил этот пост, хотя и чисто формально, до 1936 года, то есть до принятия основного закона по реорганизации управления.

Когда Гиммлер был шефом полиции многих городов и земель, он просто не мог реально выполнять связанные с этим обязанности. Он делегировал их своим "заместителям" в соответствии с распространенной тогда модой, позволявшей высшим партократам совмещать многочисленные посты. "Заместителей" он выбирал среди своих доверенных людей из СС. В Мюнхене, а затем и во всей Баварии он поставил во главе полиции особенно одиозную фигуру, руководителя службы безопасности СС Рейнхарда Гейдриха. Когда Гиммлер достиг наконец своей цели и обосновался в Берлине, он немедленно назначил Гейдриха начальником центральной службы гестапо. Одновременно он объединил в одно целое организации политической полиции всей страны. Таким образом, гестапо вышло за пределы Пруссии и охватило своими сетями всю Германию.

Приход Гиммлера к руководству гестапо произошел не без конфликтов. Когда стало очевидно, что Геринг вскоре избавится от Дильса, выдвинулся еще один серьезный претендент на этот пост. Им был Курт Далюге, группенфюрер СС с Востока, второе лицо в СС после Гиммлера и его главный соперник, произведенный Герингом в генералы полиции, а ко времени описываемых событий возглавлявший все службы полиции порядка, то есть полиции, носящей униформу, а также полиции безопасности, на территории Пруссии и всего рейха. Геринг передал ему свои полномочия в этой области, и Далюге не без основания считал, что освободившийся пост шефа политической полиции принадлежит ему по праву.

Завязалась глухая борьба. Далюге благоволил Гитлер, но он был расположен и к Гиммлеру. К тому же Далюге был любимчиком Фрика. Этот факт, а также явное нерасположение Далюге к политической полиции, какой представлял ее себе Геринг, решили выбор. Далюге был слишком склонен к формализму и отвергал принятые в гестапо методы, что в глазах Геринга было крупным недостатком. Кроме того, его назначение позволило бы Фрику располагать информацией, которую предпочитали от него скрывать. Таким вот образом Гиммлер стал счастливым победителем этой странной лотереи.

Кем же он был этот человек, в чьи руки свалилось такое наследство?

Как и Геринг, он происходил из буржуазной семьи, и только в сумятице того смутного времени стал возможен резкий перелом в его судьбе, казалось бы строго предопределенной, исключающей всякие "истории". Генрих Гиммлер родился 7 октября 1900 года в Мюнхене. Его отец был когда-то наставником при Баварском дворе, а мать - дочерью торговца овощами из Савойи. Молодые годы Генрих провел в маленьком баварском городке Ландсхуте, где отец его был директором местной школы. Этот суровый и властный человек не допускал никаких отступлений от незыблемых, вечных правил, определяющих отношения между членами семьи и требующих уважения к властям предержащим, труду и социальной иерархии. Семья Гиммлеров исповедовала католицизм, и юного Генриха, как и его братьев, воспитали в духе строгого соблюдения религиозных догм.

Суровое воспитание давило на молодого человека и наложило глубокий отпечаток на его миропонимание. Он на всю жизнь сохранил уважение к определенным ценностям, не отдавая себе отчета, что чтил лишь их внешнюю сторону.

В самый страшный период нацистского террора, когда концентрационные лагеря, подлинным хозяином которых был Гиммлер, превратились в настоящие фабрики уничтожения, он требовал выставлять в них на видном месте щиты с такой надписью: "К свободе ведет один путь. И его вехами являются покорность, прилежание, честность, воздержание, чистота, самопожертвование, порядок, дисциплина и любовь к родине" (Эта надпись была исполнена белой черепицей на крыше центрального здания в концлагере Дахау). Эти лозунги отражали не только цинизм их автора, но и были неосознанным результатом наставлений его отца. Баварский учитель жил в памяти сына, развращенного идеологией нацизма, несмотря на моря крови, пролитые им.

В семнадцать лет Гиммлер-младший был призван в армию, но успел лишь стать свидетелем крушения той самой германской армии, тех самых генералов и офицеров, преклонение перед которыми было воспитано в нем с детства. Его короткая служба не дала ему никакой военной подготовки. Генерал-полковник войск СС Пауль Хаусер скажет впоследствии, что некомпетентность Гиммлера в военном деле была общеизвестна. "Все знали, - заявил он в Нюрнберге, - что Генрих Гиммлер служил в армии рядовым всего год и ничего не понимал в военных вопросах. Он недооценивал важность задач, стоящих перед военнослужащими, и их труд. Он любил строить из себя человека с твердой рукой, подчеркивая свое превосходство и преувеличивая свои заслуга".

И все же юный Генрих был потрясен социальными сдвигами, последовавшими за крушением германской империи. Никто не почитал более профессоров, у офицеров срывали погоны, аплодисментами встречали речи людей, за которые совсем недавно их наверняка расстреляли бы.

Конец войны застал его в Берлине. Он влачил жалкое существование, работая посыльным в щеточной мастерской, служащим на фабрике по производству клея, но продолжал все же свои занятия агрономией.

Берлин напоминал тогда "кипящий котел", где варились наиболее опасные образчики человеческих отбросов. Трудная жизнь, безработица, финансовая и политическая нестабильность способствовали появлению среди постоянно меняющегося населения столицы динамичного, хорошо вооруженного и неуловимого воровского мира. Представляется вероятным, что молодой Гиммлер, выбитый из колеи крушением социальных ценностей, лежавших в основе формирования его личности, связался с этим миром и провел несколько месяцев на дне берлинской "клоаки".

⇦ Ctrl предыдущая страница / следующая страница Ctrl ⇨

МЕНЮ САЙТА / СОДЕРЖАНИЕ