Ł Обзоры военных ботинок, энциклопедия военной техники, холодное оружие Второй мировой войны

ДЕЛАРЮ Ж. "ИСТОРИЯ ГЕСТАПО", 1998

Выдвигая эти условия, "старик" пытался "опекать" нацистов, поставив их под контроль фон Папена. Национал-социалисты дали свое согласие на это, будучи полны решимости обойти возникающие трудности даже ценой нарушения взятых на себя обязательств. И в этом Герингу предстояло сыграть решающую роль.

30 января 1933 года вечером Геринг выступил по радио. В этот момент Гитлер находился у власти всего лишь несколько часов. Обратившись к немецкому народу, Геринг заявил, что постыдная история последних лет отныне и навсегда ушла в прошлое. "Сегодня открылась новая страница истории Германии, - заявил он, - и, начиная с этой страницы, свобода и честь станут основой новой государственности". Свобода! Честь! Множество немцев смогут вскоре по достоинству оценить подлинное значение сказанных Герингом слов, попав в концентрационные лагеря или в застенки гестапо!

В составе нового кабинета Геринг стал как бы противовесом фон Папену. Он был государственным министром, председателем рейхстага, министром внутренних дел Пруссии и комиссаром по делам авиации. Если Папен и не собирался, как это было совершенно ясно, вмешиваться в авиационные дела, то, будучи рейхскомиссаром по делам Пруссии, ему предстояло поставить под свой контроль все действия Геринга, касающиеся полиции, поскольку Пруссия являлась самой крупной провинцией Германии, и Берлин таким образом попадал в зону влияния Геринга. С учетом этого обстоятельства одним из самых первых мероприятий Геринга стал вывод полиции из подчинения рейхскомиссару и переподчинение ее непосредственно самому Герингу. Фрик, как рейхсминистр внутренних дел, располагал правом контроля за деятельностью министра внутренних дел Пруссии. Не имея возможности давать ему прямые указания, он мог осложнить ему жизнь, требуя ответа на некоторые острые вопросы. Поэтому Геринг запретил чиновникам своего министерства отвечать на любые запросы, которые могли поступать от рейхсминистра внутренних дел.

Вопросами деятельности полиции Геринг интересовался уже на протяжении нескольких лет. С того времени, как он стал депутатом и смог поддерживать постоянный контакт с официальными кругами, его мысль постоянно возвращалась к возможностям, которые могли представиться в случае создания в стране хорошо организованной политической полиции, направляемой людьми, не ограничивающими себя рамками морали. Постепенно в его мозгу складывалось представление о том, чем могло стать гестапо. Между тем у него появилась возможность познакомиться с неким Рудольфом Дильсом, берлинским полицейским. Как все полиции мира, прусская полиция имела в своем составе политическое подразделение - отдел 1А, руководителем которого являлся Дильс. Он долгое время числился одним из "вечных студентов" Гамбургского университета, охотнее посещавшим баварские пивные, чем лекции университетских профессоров. В те годы он был шумливым членом одной из разношерстных и крикливых студенческих ассоциаций, претендовавших на звание хранителей студенческих традиций времен средневековья. Он пользовался репутацией дамского угодника, шутника и весельчака. В один прекрасный день, желая остепениться, он поступил в полицию. Там нашли себе применение неожиданно проявившиеся у него таланты: изощренная наблюдательность и незаурядная проницательность.

В упомянутом отделе 1А он сумел неплохо проявить себя. Ему можно было доверить любое поручение; даже если оно было грязноватым и противозаконным, он ухитрялся успешно справиться с ним, лишь бы получить какие-то шансы на продвижение по службе. Эти качества и позволили ему с успехом проникнуть в определенные круги берлинского полусвета, где пороки нарочито выставлялись напоказ, и приобрести сугубо интимные письма, в которых Рем - начальник штаба штурмовых отрядов - без стеснения распространялся о своих гомосексуальных наклонностях. Эти послания попали в руки одного из членов прусского правительства, который и опубликовал их, надеясь нанести тем самым смертельный удар по штурмовым отрядам.

В те годы, когда Национал-социалистская немецкая рабочая партия еще только боролась за власть, против ее членов было возбуждено 40 тыс. уголовных дел. В общей сложности ее члены были осуждены, по данным на конец 1932 года, на 14 тыс. лет тюрьмы и на полтора миллиона марок штрафов. Роль отдела 1А в возбуждении этих судебных преследований была весьма существенной. 13 апреля 1932 года полиция по всей Германии приступила к акции, направленной против членов СС и СА во исполнение положений только что принятого закона, запрещавшего деятельность этих организаций. Повсюду были проведены обыски в зданиях школ СА, в казарменных помещениях и штабах. Оба боевых формирования нацистской партии оставались запрещенными до момента снятия этого запрета правительством фон Папена. Новый поворот событий поставил Дильса в тяжелое положение, равно как и всех его коллег, а может, даже и несколько более, поскольку им и сделано было больше. Однако у него было преимущество: он первым среди всех понял, что обстановка меняется и что нацисты в ближайшее время станут хозяевами в Германии.

В августе Геринг был избран председателем рейхстага, и Дильс понял, что его оценка положения оказывается верной. Он принялся обхаживать нового председателя рейхстага, доставая для него секретные досье, содержащие сведения, способные опорочить его противников. Прекрасно разбираясь в тонкостях своей профессии, он к тому же нарисовал для Геринга яркую картину того, каким ценным источником сведений о противниках, сколь мощным орудием могла бы стать политическая полиция, та самая, о которой мечтал Геринг, - всемогущая и всепроникающая. Геринг высоко оценил помощь того, кто предоставил в его распоряжение столь сокрушительные для его политических противников досье, позволившие ему упрочить свое положение в партии. Он сумел также оценить и все возможности тайной полиции и ее методов. Только такая полиция могла противостоять армии крикливых головорезов Рема, которых он рано или поздно попытается использовать не в интересах партии и фюрера, а в своих собственных.

Можно полагать, что Дильс отыскал и другие способы, чтобы обеспечить себе благорасположение Геринга. Дело в том, что Геринг, стремясь выглядеть импозантно и в рейхстаге, и у себя в председательском дворце, разыгрывая перед публикой роль крупного вельможи, был на самом деле вельможей, весьма стесненным в средствах. А Дильс, вхожий во все круги, располагал хорошими связями на бирже. Пользуясь сведениями, предоставленными ему Дильсом, Геринг успешно спекулировал на бирже, обеспечивая себя недостающими для его статуса средствами. Дильс стал таким образом доверенным лицом Геринга, заплатив за это сомнительной услужливостью, которая связывает людей, делая их сообщниками.

Когда нацисты взяли власть, все было подготовлено для того, чтобы немедленно начать широкие полицейские мероприятия, направленные на ее упрочение. Дильс заблаговременно подготовил списки полицейских, сочувствующих республиканскому режиму, которых следовало безотлагательно устранить. Чистка началась 8 февраля, то есть на третий день нацистского господства. Когда от старых кадров осталась лишь одна треть, состоящая из людей, не опасных для нового режима, на работу в полицию были направлены правоверные члены нацистской партии, люди из СС и СА. Дильса Геринг поставил во главе новой службы.

Темное прошлое этого человека, его невоздержанный характер не послужили для Геринга препятствием к такому назначению. Впрочем, как говорил позднее доктор Шахт, в тот период "пьянство было существенным составным элементом нацистской идеологии".

Дильс был в курсе соперничества между Герингом и Ремом. Сам он поддерживал довольно дружеские отношения с руководителями штурмовиков, прежде всего с Ремом, а также и с Эрнстом, начальником группы Берлин - Бранденбург, с графом Гелльдорфом, руководителем берлинских штурмовиков, ставшим позднее начальником берлинской полиции, и с Виктором Лютце, будущим начальником штаба СА. Согласно укоренившейся привычке, он и тут играл двойную роль, используя свои связи для сбора сведений, которые могли бы рано или поздно оказаться весьма полезными.

В несколько часов операция по чистке полиции была завершена, и на противников нацистов обрушились репрессии. В их проведении участвовали рука об руку полиция, СС и СА. Компартия и партия социал-демократов были обезглавлены. Штурмовики организовали "частный" концентрационный лагерь в Ораниенбурге, близ Берлина. Туда были брошены сотни узников, арестованных без предъявления какого-либо обвинения. Там оказались сын бывшего президента Республики Эберт, руководитель прусских социал-демократов Эрнст Гейльман вместе с многими видными деятелями того времени. Геринг был в курсе существования этого лагеря, как и сорока других, устроенных штурмовиками.

В самом Берлине гестапо получило в свое распоряжение особую тюрьму, полностью выведенную из-под контроля министерства юстиции, которым руководил в это время доктор Гюртнер, не являвшийся членом нацистской партии. Тюрьма эта находилась на Папештрассе и Носила название "Колумбиахаус". Это было обширное здание, которое нацисты окрестили шутки ради "голубятней". О том, что происходило в ней, в Берлине вскоре стали рассказывать страшные истории.

22 февраля Геринг подписал декрет, в силу которого штурмовики и члены организации "Стальной шлем" превращались во вспомогательные формирования полиции. Геринг получал таким образом дополнительные кадры для проведения своих "широких полицейских операций" и одновременно выигрывал очко у Рема, поскольку при этом штурмовики оказывались в подчинении у Геринга в тех случаях, когда они выступали как вспомогательная сила полиции. То обстоятельство, что этим декретом полуофициально легализовалась деятельность штурмовиков, ничуть не смущало Геринга.

Напротив, он вменял в обязанность всем своим подчиненным проявлять неумолимую беспощадность. 17 февраля, выступая перед прусскими полицейскими, он призвал их "при необходимости стрелять без колебаний. Каждый полицейский должен хорошо понять, что бездействие есть более тяжкий проступок, чем любая ошибка, допущенная при исполнении приказа".

В своих инструкциях, датированных 10 и 17 февраля, Геринг предписывает: "Каждая пуля, вылетавшая из дула пистолета полицейского, есть моя пуля; если кто-то называет это убийством, значит, это я убил. Именно я отдал все эти распоряжения, и я настаиваю на них. Всю ответственность я беру на себя и не боюсь ее".

3 марта в одном из публичных выступлений он пояснил, обращаясь при этом к врагам родины, то есть партии: "Мне не надлежит вершить правосудие. Моя задача разгромить и уничтожить и ничего более... Смертельную схватку, в которой мои руки дотянутся до вашего горла, я доведу до конца вместе с моими людьми в коричневых рубашках".

Можно ли удивляться после этого, что Шеппман, префект полиции Дортмунда, имея такую установку, дал своим подчиненным приказ стрелять без предупреждения по распространителям листовок, порочащих режим. Можно ли удивляться тому, что каждый день обнаруживались все новые и новые трупы, как правило со следами жесточайших пыток и избиений, тому, что, как писали газеты в конце февраля, всего за шесть недель в концентрационные лагеря и тюрьмы были брошены самое малое 28 тыс. человек? Впрочем, эта цифра явно преуменьшена, поскольку большинство арестов совершалось тайно.

Пожар рейхстага и подписанный тут же декрет о введении чрезвычайного положения дали нацистам возможность придать этой вакханалии насилия беспрецедентный размах и отправить в лагеря и тюрьмы всех руководителей оппозиции.

Наконец к 5 марта нацисты прочно овладели властью. Геринг, ставший министром-президентом Пруссии, готовился завершить начатое и представить миру свою полицию, которой он так гордился. Но за кулисами уже появился другой человек, исполненный решимости отнять ее у него.

3. Гестапо создано и участвует в поджоге рейхстага

23 марта 1933 года Геринг открыл первое заседание рейхстага нового созыва. На этом заседании было принято решение об амнистии для тех, кто совершил преступление или нарушил закон, "движимый патриотическими мотивами", иначе говоря - для нацистов. Амнистия была расширена принятым 23 июня законом, распространявшим ее действие на судебные решения, по которым были осуждены национал-социалисты в годы борьбы за приход нацистов к власти. По этому закону осужденные подлежали немедленному освобождению, судимость с них снималась и им возвращались взысканные с них штрафы. Партия национал-социалистов расплачивалась по своим долгам и обеспечивала прикрытие своим людям. Тем самым им выдавался своего рода вексель на будущее, но Геринг хотел, чтобы отныне все происходило в рамках строгой законности. В его устах это означало, что убийства будут совершаться только по приказу.

Однако, чтобы установить свой надзор и контроль за этой более или менее противозаконной деятельностью, следовало устранить всех министров, не являвшихся членами нацистской партии. Два первых закона из числа основных законоположений, определявших организационные устои нацистской государственности, были опубликованы 1 и 7 апреля.

Парламенты всех земель, за исключением Пруссии, распускались. Вместо них назначались специальные представители канцлера - рейхсштатгальтеры, которым поручалось наблюдать за строгим выполнением законов рейха и распоряжений фюрера. Одним росчерком пера устанавливалась строго централизованная государственная система. Вскоре исчезнут и рейхсрат (совет представителей земель), лишенный своей основы, и к началу 1934 года - прочие атрибуты суверенности земель. Само собой разумеется, что на посты штатгальтеров назначались лишь наиболее испытанные из нацистов. При дележе этих мест львиная доля оказалась в руках активистов политических органов нацистской партии, вступивших в яростную борьбу с высокопоставленными деятелями из СС как с опасными соперниками.

В Пруссии дело осложнялось тем, что необходимо было избавиться от фон Папена. Тогда Гитлер сам себя назначил штатгальтером и в полном соответствии с декретом передал свои полномочия Герингу. С этого момента рейхскомиссар фон Папен лишился в Пруссии всех своих прерогатив. Поскольку Геринг трудился над завершением создания своей полицейской машины, земельное правительство Пруссии пока еще не было распущено: его устранение привело бы к передаче местной полиции в ведение Фрика, сохранявшего пост министра внутренних дел рейха.

Проведя все подготовительные мероприятия, Геринг опубликовал 26 апреля 1933 года специальный декрет, которым создавалась тайная государственная полиция - гехайме штатсполицай, - подведомственная министерству внутренних дел Пруссии, иначе говоря, подчиненная лично Герингу. В тот же день Дильс был назначен заместителем руководителя этой полиции. Немецкое слово "гехайме" может иметь два значения: во-первых, "тайная" и, во-вторых, "частная". И в самом деле, если эта полиция по определению должна была стать тайной полицией, она в то же время была и частной полицией одной партии и даже одного человека. Слияние воедино партии и государства, характерное для всех тоталитарных режимов, находило в этом факте свое яркое выражение, проявляясь также во всех областях общественной жизни.

В тот же день другим декретом создавались управления гестапо во всех административных округах Пруссии, подчиненные центральной службе, находившейся в Берлине. Если до сих пор гестапо действовало лишь в районе Берлина, то теперь оно протягивало свои щупальца в каждый округ, правда пока еще не выходя за пределы Пруссии.

Тем временем чистка продолжалась уже не только в полиции, но и в правоохранительных органах и среди государственных служащих. Закон от 7 апреля предоставил возможность увольнять судей и чиновников, придерживающихся антифашистских взглядов, евреев, а также Тех, кто когда-либо состоял в левых организациях.

22 июня специальная инструкция, изданная министерством Геринга, предписывала всем чиновникам следить за характером высказываний государственных служащих и сообщать министерству о любой критике. 30 июня аналогичным распоряжением вводилась практика доносительства среди рабочих и служащих. Так складывалась система анонимных доносов, постоянного соглядатайства, всеобщей слежки всех за всеми, сеть, постепенно пронизавшая всю ткань общественного организма.

Все нити этой паутины сходились в руках тайной полиции. Ее привыкли называть в соответствии с сокращенным почтовым обозначением (по начальным буквам) - "гестапо", и именно под таким названием организация приобрела свою печальную славу. Уже в июле гестапо одержало еще одну победу над оппозицией, засвидетельствовав свою эффективность. Речь шла о разгроме подпольной организации коммунистической партии, над созданием которой коммунисты работали уже многие годы. Руководящее ядро организации, возглавляемое Джоном Шеером, было арестовано в полном составе. Шеера должны были судить за восстановление запрещенной партии, но штурмовики выкрали его из тюрьмы и убили.

Нанося удары по оппозиции, службы Дильса одновременно приступили по приказу Геринга к подрыву позиций СА - штурмовиков. При этом их мишенью оказался Рем.

В силу своего положения Геринг ведал всем, что касалось концентрационных лагерей. Но большинство этих лагерей, созданных штурмовиками, оставались ему неподконтрольны. О них рассказывали ужасы, леденящие кровь. Геринга это не шокировало, но он считал нетерпимым положение, когда ставилось под вопрос его всевластие. Рассказы об ужасах в лагерях СА дали ему повод для перехода в прямое наступление против Рема. Тем более что Рем становился все более опасен. После прихода нацистов к власти отряды штурмовиков росли на глазах. Одна лишь берлинская группа СА насчитывала теперь более 600 тыс. членов (В ведении этой группы находился Берлин и довольно обширная пригородная зона - Бранденбург). Некоторые формирования "Красного фронта" в полном составе влились в отряды СА. Берлинцы называли их "бифштексами" - коричневыми снаружи и красными внутри. Теперь Рем не испытывал беспокойства: к концу 1933 года в Германии насчитывалось 4500 тыс. членов штурмовых отрядов и Рем фактически стал министром без портфеля.

Пытаясь помешать дальнейшему усилению Рема, Геринг поручил Дильсу провести расследование в отношении концлагерей СА и ликвидировать их. Должны были сохраниться лишь "официальные лагеря", контролируемые СС. На этот счет Геринг предварительно договорился с руководителем СС Гиммлером.

Фактически концлагеря давали штурмовикам возможность сводить свои кровавые счеты. Они ликвидировали не только противников, но и вчерашних сообщников, ставших почему-либо опасными. Так был убит инженер Джордж Белл, посредник в финансовых переговорах между Гитлером и сэром Генри Детердингом.

Был убит и майор полиции Хунглингер, который десятью годами ранее - 9 ноября 1923 года - противостоял Гитлеру в событиях, связанных с провалившимся путчем в Мюнхене. Погибли также некоторые штурмовики, отошедшие от движения, руководители СС, которые под руководством Гиммлера, каждодневно проявлявшего свои растущие амбиции, становились все более опасными конкурентами штурмовиков.

Штурмовики хотели, чтобы их потери - 300 убитых и 40 тыс. раненых в дни борьбы за власть - были оплачены кровью.

Вот что рассказывал на Нюрнбергском процессе Гизевиус, свидетельство которого тем более ценно, что он сам в течение нескольких недель работал в гестапо до того, как ушел в оппозицию: "Штурмовики организовывали широкие операции прочесывания, обыскивали дома, конфисковывали имущество, допрашивали людей, отправляли их в тюрьмы. Короче говоря, они стали действовать как самозваная полиция, не уважая никаких установлений демократического государства... Горе было всякому, кто попадал в их лапы. К тому времени относится создание ими "бункера", этой ужасной тюрьмы. Впрочем, каждый отряд имел в своем распоряжении что-то подобное. Похищение людей стало излюбленным методом СА. Заслуги любого штандартенфюрера измерялись числом арестов, проведенных им, а репутация каждого штурмовика определялась в зависимости от того, насколько "эффективными" оказывались проведенные им "допросы".

В некоторых землях Германии вчерашние союзники - правые партии - стали выказывать озабоченность такой деятельностью штурмовиков. В Брауншвейге организация "Стальной шлем" выступила против штурмовиков. Немедленно последовал роспуск "Стального шлема". Любое сопротивление беспощадно подавлялось, колеблющиеся отметались.

Командиры штурмовых отрядов превратились в надменных и жестоких властителей, решавших вопросы жизни и смерти сограждан по кварталу. Каждый из этих князьков набирал себе обычно собственную охрану из всякого рода подозрительных личностей, вооруженных до зубов, и сколачивал особые группки с задачей - выслеживать и ликвидировать политических противников. Как правило, эти группки носили название "служба ТС". Они хватали коммунистов и тех, кого они считали коммунистами, евреев и, на худой конец, каких-нибудь запуганных бюргеров.

Конечно, это можно было рассматривать как незаконную конкуренцию, и Геринг рассердился не на шутку. Дильс смог заглянуть в некоторые "частные" лагеря. Таких лагерей насчитывалось что-то около 40 с содержащимися в них 40 или 50 тыс. "врагов родины". Самым известным среди них был лагерь в Ораниенбурге, но, хотя он и был создан штурмовиками, среди его сотрудников были и гестаповцы. Туда отправляли большинство лиц, арестованных гестапо. Поэтому ораниенбургский лагерь не тронули. Зато вспомнили о лагерях, находившихся в Вуппертале, Хохнштейне и в Бредове, которыми командовали местные руководители штурмовиков. Министерство юстиции получало оттуда письма, свидетельствовавшие о плохом обращении с заключенными. Министр Гюртнер переслал эти жалобы Гитлеру с припиской: "Заключенных без всякого основания не только бьют кнутами и разными инструментами до потери сознания, но и подвергают разнообразным пыткам, например в лагере для интернированных, находящемся в Бредове, близ Штеттина".

Бредовский лагерь был создан местным руководителем штурмовиков Карпфенштейном, бывшим гаулейтером Померании. Геринг закрыл этот лагерь и лагерь Бреслау, руководимый Гейнсом, близким сотрудником Рема, тоже гомосексуалистом, подвергавшим заключенных самым садистским пыткам. Кроме того, в пригороде Берлина один из руководителей штурмовиков Эрнст, в прошлом официант кафе, имел свой лагерь. Прошлое этого человека было более чем сомнительно. Геринг прикрыл его заведение.

Зато не было и речи о вмешательстве в дела лагерей, подведомственных эсэсовцам, таких, как Дахау, название которого станет общеизвестным 12 лет спустя. Начальник этого лагеря СС Эйке подготовил для своего лагеря специальное положение, в котором были следующие строки:

"Терпимость означает слабость. Поэтому следует безжалостно наказывать всякого, кто посягает на интересы родины. Настоящее положение не относится к добропорядочным гражданам, совершившим ту или иную ошибку. Но политические агитаторы и вожаки-интеллигенты любой политической окраски должны быть предупреждены: не попадайтесь нам. Мы вас возьмем за горло и заставим замолчать вашими же собственными методами".

Каждый эсэсовец знал, что следовало понимать под "интересами родины". В мае в Дахау были убиты депутаты-коммунисты Дрессель и Шлеффер. Между 16 и 27 мая четверо других заключенных были убиты четырьмя охранниками СС, действовавшими поодиночке, что свидетельствует о том, что такие убийства вошли в обычную практику. 24 мая после пыток был убит двумя пулями в затылок доктор Альфред Штраус, мюнхенский адвокат. Врач, проводивший вскрытие трупа, записал, что все тело "покрыто почерневшими и синими кровоподтеками и многочисленными ранами". При подобных же обстоятельствах нашли смерть и трое других заключенных: Леонард Гаусман, Луис Шлосс и Себастьян Нефцгер.

Мюнхенская прокуратура, которая еще не перестроилась, как того требовали нацисты, попыталась начать расследование в связи с этими убийствами. Однако руководство эсэсовцев ответило, что все четверо заключенных были убиты при попытке к бегству. Между тем в акте вскрытия трупа Штрауса указывается, что он был в тапочках, "носок имелся лишь на одной ноге, другая же была без носка из-за раны на ней". К тому же пули были выпущены в затылок и в упор.

Совершенно ясно, что лагеря штурмовиков были закрыты отнюдь не по причине плохого обращения с заключенными, а именно потому, что они принадлежали формированиям СА Рем и его друзья прекрасно поняли существо дела. Тут же они попытались ответить..

В одно прекрасное утро берлинское гестапо доставило двух новых узников в Ораниенбург. Как повелось, оба были в очень тяжелом состоянии. Было очевидно, что их подвергли "усиленному" допросу. Однако на этот раз администрация лагеря восприняла случившееся чуть ли не с негодованием; начальник лагеря Шефер доложил об инциденте своему непосредственному начальству - штандартенфюреру Шутцвехслеру. Тот также продемонстрировал свое негодование по поводу столь "отвратительных методов". Оба тут же отправились на Принц-Альбрехтштрассе, где находилось гестапо, чтобы "потребовать объяснений". Их встретили вежливо, пообещали найти виновных и завтра же дать окончательный ответ.

На следующий день ответ был получен по телефону: ораниенбургский лагерь ликвидировался по причине грубого обращения в нем с заключенными. При этом сообщалось, что к лагерю направлен поезд, на котором все заключенные должны быть переправлены в новый лагерь, открытый эсэсовцами около Эмса. Шефер едва успел домчаться до Берлина и рассказать всю историю государственному секретарю Грауэрту. Почувствовав, что назревает крупный конфликт, Грауэрт решил приостановить действие приказа о ликвидации лагеря. Ораниенбургский лагерь, таким образом, продолжал действовать под руководством того же Шефера.

Но это была лишь мелкая стычка в войне, которую различные службы нацистов вели между собой на протяжении всего их существования, пока сам режим не потерпел крах. А личные счеты сводились и в зале заседаний Нюрнбергского трибунала! Подчас соперничество перерастало в лютую ненависть друг к другу.

Соперничество это возникло на почве борьбы за теплые местечки, за почести, за материальные выгоды, которыми вознаграждались обычно не те, кто проявил способности, имел заслуги и высокие моральные качества, а те, кто сумел понравиться, или принадлежал к тому или иному набравшему силу в данный момент клану, или же располагал влиятельными друзьями. Крупная организация стремилась потеснить соседнюю, особенно если сфера компетенции последней соприкасалась с ее собственной. А внутри каждой крупной организации, каждой службы процветала групповщина, стремление каждой группки продвинуться поближе к власти.

Гестапо не было исключением из этого правила. Даже если внешне гестапо выглядело как внушающая ужас единая организация, проникнутая ледяным спокойствием, то любому, кто был знаком с внутренним положением этой организации, она представлялась скорее банкой с разъяренными пауками.

Нашлись претенденты и на место, занимаемое Дильсом, фаворитом Геринга, незаменимым для него человеком. Некоторым стало казаться возможным свалить Дильса и самим занять его кресло. Согласно сложившейся у нацистов практике, доносчиков поощряли тем, что давали им усесться на место того, кого они отправляли к палачам. Соперники Геринга метили в Дильса потому, что его уход означал бы существенную потерю для министра-президента. Но пока что, лавируя, Дильс противостоял этим попыткам устранить его с ловкостью прожженного дворцового интригана.

Настал, однако, день, когда один из врагов Дильса нашел у него уязвимое место. Была развернута лицемерная кампания протестов против жестокости гестапо, и президенту Гинденбургу было вручено соответствующее досье, которое ему передали представители немецкого генералитета, пользовавшиеся его доверием. Составлено оно было Фриком, который все еще не мог забыть методы, использованные Герингом для выводу гестапо из-под его контроля. Однако демарш не дал никакого результата. Геринг разъяснил, что речь здесь шла об отдельных случаях, имевших место вследствие непомерного усердия нижних чинов. Он даже пошел на создание специальным декретом комиссии, которой вменялось в обязанность подготовить реорганизацию гестапо и наказать виновных. Само собой разумеется, что эта комиссия так никогда и не собралась. Впрочем, чтобы успокоить маршала, Геринг был вынужден пожертвовать Дильсом, который был смещен со своего поста в сентябре 1933 года. Однако последовавшее в тот же день назначение его на должность заместителя начальника берлинской полиции вполне компенсировало ему эту потерю, Зная нравы учреждения, одним из создателей которого он являлся, Дильс, не колеблясь ни минуты, пренебрег новым назначением и эмигрировал в Чехословакию. Он считал, что безопасней для него будет наблюдать дальнейшее развитие событий из Богемии. Даже Австрия, уже напичканная нацистами, показалась ему недостаточно надежной.

Геринг не мог не почувствовать нанесенного ему удара: отставка Дильса стала победой его врагов. И он нашел способ парировать этот удар.

На освободившееся место Геринг назначил проверенного члена нацистской партии, представителя ее старой гвардии, которого никто не мог заподозрить в чем-либо, порочащем звание члена партии. Это был Поль Хинклер, близкий друг Вильгельма Кубе, бывшего председателя нацистской фракции в ландтаге Пруссии, обер-президента Бранденбурга.

Хинклер приступил к исполнению своих обязанностей. Однако Геринг знал, хоть и виду не подавал, что Хинклер законченный алкоголик и по сравнению с достигнутым им в этой области уровнем запои Дильса могли показаться детской забавой. К тому же в прошлом Хинклер был судим за соучастие в убийстве, хотя суду и не удалось установить меру его ответственности. В сущности, это был умственно неполноценный человек, и к тому же алкоголик.

Скрывшись в сельской глуши, Дильс не переставал внимательно наблюдать за событиями. Судебный процесс о поджоге рейхстага начался 21 сентября, примерно за неделю до бегства Дильса, и, поскольку он руководил расследованием и знал все его тайные стороны, ему было ясно, что дело приобретет скандальный оборот. За границей начавшийся суд привлек всеобщее внимание, немцы-эмигранты всячески стремились пролить свет на эти события, и в подобной обстановке Дильс дал знать в Берлин, что он мог бы вернуться, если его возвращение будет оценено по достоинству.

Тем временем Хинклер в Берлине делал глупость за глупостью, так что к концу октября, меньше чем через месяц после вступления в должность, его пришлось спешно увольнять. Получив срочный вызов, Дильс согласился вернуться на свой пост. Сразу же по возвращении он приказал выдать ордер на арест Хинклера. Когда Хинклер ранним утром увидел у своих дверей вчерашних коллег из гестапо, он, не медля ни минуты, выпрыгнул в окно в пижаме и оказался в садах Тиргартена. Откуда полицейский патруль доставил его в участок, где он смог связаться со своим другом Кубе, примчавшимся выручать Хинклера из беды.

Эта акция подействовала как предостережение, и Дильс вернулся к своим обязанностям и к прежним методам. В свою очередь Геринг хорошо понял, в кого метили противники Дильса, и решил принять превентивные меры. 30 ноября 1933 года, используя свои полномочия министра-председателя правительства Пруссии, он издал поистине "революционный" указ, которым политическая полиция, гестапо, объявлялась полностью независимой от министерства внутренних дел. В силу этого документа гестапо подчинялось одному лишь Герингу. С правовой точки зрения подобное выделение политической полиции в самостоятельную организацию представляло собой чудовищную юридическую несуразность. Но для нацистов пренебрежение к юридическим нормам было делом совершенно обычным.

В тот же день Геринг выдал ордер на арест некоторых членов той самой комиссии, которой после ухода Дильса было поручено реорганизовать гестапо и которая так и не собралась ни одного раза. Эти ордера не нашли себе практического применения, но цели своей достигли: они послужили предупреждением для всех, кто захотел бы поближе взглянуть на то, что происходит в недрах неприкосновенного гестапо.

В начале 1934 года пресса Херста опубликовала в Соединенных Штатах статью Геринга, где он писал: "Мы лишаем защиты закона врагов народа... Мы, национал-социалисты, сознательно отказываемся от фальшивой мягкости и ложного гуманизма... Мы не признаем лживых выдумок адвокатов, ни их китайской грамоты и юридических тонкостей".

Действительно, никогда нацисты не считались с "адвокатской китайской грамотой". Один лишь раз они попытались использовать в целях пропаганды большой публичный, тщательно отрепетированный ими судебный процесс, но и эта попытка обернулась для них крахом.

21 сентября 1933 года в Верховном суде "третьего рейха", заседавшем во Дворце юстиции Лейпцига, начался второй акт той драмы, которая в феврале потрясла Германию и весь мир. Семь месяцев прошло с того дня, когда наполовину обрушился купол рейхстага, объятый пламенем, и свободная либеральная Германия рухнула вместе с ним во все пожирающий огонь нацистских пожарищ. В эти дни новые хозяева рейха пытались оправдать себя в глазах международного общественного мнения, поскольку после пожара рейхстага никто в мире не верил в сказки о причастности к нему коммунистов. А эта нацистская версия уже позволила к тому времени начать жестокие репрессии и подавить оппозицию, без чего национал-социалисты, еще не вполне окрепшие, не смогли бы удержать власть в своих руках.

Судья Бюнгер, поседевший в служении Фемиде, в окружении четырех заседателей в красных мантиях в ходе пятидесяти четырех судебных заседаний прилагал все мыслимые усилия, чтобы придать хотя бы минимальную пристойность развернувшимся судебным прениям, которые то и дело выходили из-под его контроля.

На скамье подсудимых расположились пятеро обвиняемых, которых, как это было очевидно, свело здесь лишь случайное стечение обстоятельств, использованное организаторами процесса. Первым был полусумасшедший голландец ван дер Люббе, арестованный в горящем рейхстаге и который, вне всякого сомнения, был одним из поджигателей. Рядом с ним находился Торглер, бывший руководитель группы коммунистов-депутатов рейхстага, один из наиболее известных ораторов германской компартии, уступавший по популярности лишь ее руководителю Эрнсту Тельману. Он по собственному почину явился в полицию на следующий день после пожара рейхстага, чтобы изложить свою точку зрения на события, и был тут же арестован. Обвинение против него держалось на показаниях двух подозрительных субъектов - депутатов Фрея и Карвана, бывших активистов компартии, перешедших в ряды Национал-социалистской немецкой рабочей партии. Они заявили под присягой, что видели, как Торглер в день пожара входил в рейхстаг вместе с ван дер Люббе. Судье эти свидетельства показались заслуживающими доверия. Гораздо больший интерес представляли трое других обвиняемых. Это были болгары, арестованные при весьма странных обстоятельствах. Некий Гельмер, официант ресторана "Байернгоф", что на Потсдамерштрассе, увидел в газетах фотографию ван дер Люббе. Он также прочел объявление, обещавшее 20 тыс. марок тому, кто сможет помочь в розыске его сообщников. Гельмер вспомнил, что видел ранее ван дер Люббе в своем ресторане, куда он заходил с тремя незнакомцами, выглядевшими, конечно, как "большевики". То обстоятельство, что "Байернгоф" был рестораном достаточно высокого класса, чтобы бродяг вроде ван дер Люббе не пускали далее порога, было проигнорировано. Полиция устроила засаду в "Байернгофе" и 9 марта арестовала там трех его завсегдатаев. У двоих оказались паспорта, не вызывавшие на первый взгляд сомнений, а у третьего документов не было. По паспортам первые двое числились как доктор Гейдигер и Панев. Полиции потребовалось лишь несколько минут, чтобы установить, что эти документы фальшивые. Тогда все трое признались, что они являются гражданами Болгарии, и дали свои настоящие имена: Благой Попов, Басил Танев и Георгий Димитров.

Димитров! Как только о его задержании узнали в штаб-квартире гестапо, радости ее сотрудников не было конца. Еще бы! Димитров являлся руководителем коминтерновского подполья в Западной Европе и был уже осужден в Болгарии: первый раз на 20 лет тюремного заключения и второй раз на 12 лет. Двое его товарищей были также осуждены за свою политическую деятельность на 12 лет каждый. Они бежали из Болгарии, нашли себе убежище в России, где пробыли достаточно долго, и только что прибыли в Германию, пытаясь отсюда нелегально пробраться в Болгарию. Они утверждали, что никогда не видели ван дер Люббе, а Торглер известен им лишь по фамилии. Как только распространилось известие об их аресте, сбежались десятки свидетелей. Все они уверяли, что видели троих болгар в компании ван дер Люббе и Торглера в ресторане, на улице, в рейхстаге, когда они таскали ящики, что-то высматривали в холле рейхстага и в других самых немыслимых местах. Димитров воспринял эти утверждения с полным спокойствием. Ему нетрудно было доказать, что в день пожара он находился в Мюнхене.

Таковы были люди, сидевшие на скамье подсудимых, и таковы были улики, справедливые в отношении ван дер Люббе и беспочвенные в том, что касалось четырех других.

Процесс привлек внимание широкой публики. В зале находились 120 журналистов почти всех стран, за исключением советских, не допущенных в помещение суда. Гитлер возлагал большие надежды на "суровый" приговор, который должен был дать новую пищу для антикоммунистической пропаганды.

Незадолго до Лейпцигского процесса дело разбиралось в другом суде. Немецкие эмигранты, нашедшие себе убежище во Франции, в Голландии, в Англии, а некоторые и в Соединенных Штатах, подняли на ноги мировую общественность. Они сами провели расследование, собрали свидетельства, опубликовали фотографии и документы, проливающие свет на ту истину, о которой догадывался каждый: рейхстаг был подожжен самими нацистами ради того, чтобы престарелый Гинденбург согласился подписать законы о введении чрезвычайного положения и чтобы найти оправдание начавшимся репрессиям.

В Париже сложилась чрезвычайно активная группа, в работе которой приняли участие Андре и Клара Мальро, Жан Гюенно, итальянец Кьяромонте. Двое немецких писателей-коммунистов - Вилли Мюнценберг и Густав Реглер - опубликовали на многих языках "Коричневую книгу", получившую широкое распространение. Подлинный смысл событий становился достоянием гласности.

В начале сентября один из антифашистских комитетов образовал в Лондоне Международную комиссию по расследованию, которая решила провести заранее слушание дела о поджоге рейхстага. В работе комиссии, проходившей под председательством крупного лондонского адвоката, советника Двора Ее Величества Дениса Ноуэлла Притта, приняли участие французские, английские, американские, бельгийские, швейцарские общественные деятели, и в частности Гастон Бержери, г-жа Моро Джиафери, г-жа Анри Торрес, Артур Хейс, Вер- мелен. Место прокурора в ходе этого процесса занимал сэр Стаффорд Криппс, изложивший все известные факты и пояснивший, что данная имитация судебного разбирательства не имеет подлинной юридической силы и служит лишь тому, чтобы выяснить истину, которой определенные обстоятельства мешают выявиться в самой Германии.

⇦ Ctrl предыдущая страница / следующая страница Ctrl ⇨

МЕНЮ САЙТА / СОДЕРЖАНИЕ