Я создала и активно наполняю телеграм-канал "Перець". Здесь лучшие карикатуры из журнала, начиная с 1922 года.
Заходите, подписывайтесь: https://t.me/cartalana
МОЖЕЙКО И.В. (КИР БУЛЫЧЕВ) "В ИНДИЙСКОМ ОКЕАНЕ" (очерки истории пиратства в Индийском океане и Южных морях (XV-XX века)), 1971
Манила в те годы была неукрепленным городом, потому что ей не грозили еще европейские конкуренты. Помимо местных жителей в ней обитало семьсот или восемьсот испанцев, которые весьма выгодно торговали с Макао, Китаем и малайскими государствами.
К разочарованию Кавендиша, когда он подошел к Маниле, оказалось, что о его прибытии уже оповещены. У входа в бухту стояли батареи, а берега патрулировали испанские отряды. Пришлось отказаться от набега на столицу Филиппин, и Кавендиш продолжал путешествие вдоль берегов Лусона, нанося его очертания на карту и наблюдая за тем, как по берегу скакали, опасаясь высадки врага, испанские всадники да как вспыхивали огни на вершинах холмов, предупреждая о появлении английского пирата.
Наконец Кавендиш спустил шлюпку и отправил на ней пленного испанца с издевательским письмом к губернатору Филиппин, у которого, как назло, не было под рукой ни одного сильного корабля. В письме Кавендиш приказывал губернатору подготовить все золото, потому что он может ненадолго заглянуть в Манилу, а времени самому обыскивать дома и склады у него не будет. Единственное, что его удерживает от высадки, это то, что корабль его невелик и перегружен испанскими сокровищами.
Позволив себе развлечься подобным образом, Кавендиш покинул Филиппины и отправился к Индийскому океану. По пути он бросил якорь в проливе между Явой и Суматрой, зная по запискам Дрейка, что местные государи хорошо относятся к врагам португальцев. Тут его ожидала неожиданная встреча, которая имеет прямое отношение к дальнейшему рассказу.
Когда Кавендиш уведомил местного султана, что он хотел бы купить припасов на дорогу и согласен заплатить за них серебром и золотом, султан тут же выслал к нему навстречу несколько прау, груженных товарами. Командовали прау два португальца. Эти португальцы поднялись на борт, вели себя очень дружелюбно, и было видно, что они рады появлению Кавендиша. И не только потому, что португальцы недолюбливали испанцев. Главное заключалось в том, что они в настоящий момент не были слугами португальского короля, а являлись наемниками султана. Не прошло и ста лет со дня открытия Индии, а португальские фидалго, чувствуя, как быстро клонится к упадку португальская империя, разбрелись по всей Юго-Восточной Азии, нанимаясь в армии и ко дворам местных султанов и царей. Это был очень характерный и показательный факт, хотя неизвестно, смог ли тогда Кавендиш осознать его значение для будущего.
Притти записал в этот день в своем журнале: "Эти португалы приехали к немалой радости нашего генерала и всех остальных на корабле, потому что мы не видели ни одного христианина, который бы назвался нашим другом, уже целый год с половиной. Наш генерал отнесся к ним также хорошо, встретив их банкетами и музыкой. И они сказали, что не менее рады видеть нас, чем мы их. Они спрашивали, как дела у них в стране и что стало с домом Антонио, их королем, жив ли он еще или нет, - они так долго не имели вестей из Португалии, а испанцы сказали, что их король мертв".
На это Кавендиш ответил, что их король, добрый дом Антонио, благополучно здравствует и пользуется расположением английской королевы и что он, Кавендиш, прибыл сюда по договоренности с португальским королем для того, чтобы топить испанские корабли, что и делает. А пустил он ко дну кораблей восемнадцать или двадцать, точно припомнить нельзя.
Португальцы были этим удовлетворены.
На прощание Кавендиш передал через португальцев их султану три пушки. На английских кораблях эти пушки были балластом, а подарок оказался царским - в будущем на этого султана можно было рассчитывать.
Что касается рассказов о короле Антонио и его дружбе с королевой Елизаветой, то это была чистой воды ложь. Португалии в те годы как самостоятельного государства уже не существовало, и сведения, которыми располагали португальские наемники, относились к концу 70-х годов, то есть были десятилетней давности. Еще в 1578 году португальский король Себастьян погиб в бою с африканскими маврами. На португальский престол после его смерти претендовали два его родственника: дом Антонио, приор Мальтийского ордена, и король Испании Филипп II. Дома Антонио поддерживало большинство в португальских кортесах. Однако Филипп, заручившись поддержкой иезуитов и подкупив часть португальской знати, ввел в Португалию армию под командованием герцога Альбы. В апреле 1581 года кортесы под испанскими пушками провозгласили Филиппа законным и единственным королем Португалии. Вместе со страной в руки Филиппа перешли и португальские колонии. Получив испанцев в Качестве "старших братьев", португальцы получили и их врагов: голландцев, которые добивались независимости, и англичан, готовившихся к решающим битвам с Филиппом.
Все это было известно Кавендишу, но делиться своими сведениями с "португалами" он не стал, а оставил их в блаженном неведении.
Все время, пока Кавендиш шел через Индийский океан, он приводил в порядок записи, уточнял карты и данные о торговле. Он был трудолюбив и последователен и привез массу конкретных сведений не только об Америке, но и о Филиппинах, вдоль которых он провел смелую разведочную операцию, и о Яве.
На подходе к Плимуту "Желание" повстречалось с фламандским кораблем, и Кавендиш узнал, что только что кончилась серия битв с "Непобедимой армадой", посланной королем Филиппом для покорения Англии. Почти все пятьсот пятьдесят больших испанских кораблей погибли в бурях либо были потоплены англичанами. Пожалев, что судьба не позволила ему принять участие в столь славном деянии, Кавендиш принялся писать отчет правительству.
"Я прошел вдоль берегов Чили, Перу и Новой Испании, и везде я наносил большой вред. Я сжег и потопил девятнадцать кораблей, больших и малых. Все города и деревни, которые мне попадались на пути, я жег и разорял. И набрал большие богатства. Самым богатым из моей добычи был великий корабль короля, который я взял у Калифорнии, когда он шел с Филиппин. Это один из самых богатых товарами кораблей, которые когда-либо плавали в этих морях... От Калифорнии я направился к Филиппинам".
В донесении как будто чувствуется попытка доказать, что и он, капитан Кавендиш, внес свою лепту в разгром Испании. Чаще всего здесь встречаются слова "сжег и потопил", "сжег и разорил". И надо сказать, что Кавендиш правильно оценивал свою роль в борьбе с испанцами. Понимали, сколь велика эта роль, и те, кто устроил ему по возвращении торжественную встречу на Темзе.
Кавендиш заслуженно стоит в одном ряду со знаменитыми победителями "Непобедимой армады". Он лишил короля Испании и Португалии нескольких кораблей и золота, на которое можно было соорудить новые галионы. Он, и это не менее важно, расставил бакены на пути англичан, которые, порой вместе с голландцами, порой отчаянно враждуя с ними, скоро обживут Южные моря и сделают Индийский океан одним из морей Великобритании.
Возвращение Кавендиша усилило энтузиазм торговцев, возбужденный еще плаванием Дрейка. Надо было спешить: голландцы, становившиеся главными конкурентами, уже посылали корабль за кораблем вокруг мыса Доброй Надежды. Вслед за Хоутманом, пробившимся на восток в 1595 году, десятки хорошо вооруженных, крепких голландских кораблей ринулись за пряностями.
После некоторых затяжек, переговоров и споров в 1598 году в Лондоне была создана Ост-Индская компания, получившая торговую монополию в районе между мысом Доброй Надежды и Магеллановым проливом. Ненамного отстали голландцы, которые также поняли необходимость объединиться. Голландская Ост-Индская компания была учреждена в 1602 году, и первоначальный капитал ее был вдесятеро выше, чем у англичан.
В 1601 году английская Ост-Индская компания отправила в плавание свою первую экспедицию. Для нее были приобретены четыре новых корабля, товары и даже специально отчеканены монеты на сумму более двадцати тысяч фунтов стерлингов для закупок в Азии. Командовал эскадрой Джеймс Ланкастер. Эскадра шла по пути Васко да Гамы: морское могущество пиренейских держав было уже подорвано настолько, что англичане могли смело начать наступление с другого фланга португальско-испанской обороны.
В 1603 году три из четырех кораблей Ланкастера вернулись, груженные перцем. Перца было столько, что цены на него в Англии катастрофически упали, и купцы, основатели и пайщики Ост-Индской компании, умоляли капитанов больше его не привозить.
23 декабря 1604 года четыре английских корабля, на самом большом из которых, "Красном драконе", плыл Генри Миддльтон, глава новой экспедиции, бросили якоря у Явы. Они прорвались с запада к Молуккам и вступили в конфликт с голландцами, укрепившимися к тому времени на Бантаме. Миддльтон вмешивался в борьбу голландцев и португальцев на Островах пряностей и, успешно интригуя против тех и других, водя переговоры с султаном и раджами, нагрузил свои корабли гвоздикой и ванилью и благополучно возвратился в Англию. Это плавание еще раз доказало, что в Индийский океан пришли новые хозяева.
XVII век был временем крушения португальской империи в Индийском океане. Конечно, это не значит, что ее уже можно было сбросить со счетов. Португальцы еще были сильны. Они продолжали торговать и грабить. Но с каждым годом они отступали, потому что их империя, едва успев возвыситься, стала разваливаться.
Потеряв право считаться хозяевами Индийского океана, португальцы старались извлечь возможные выгоды из того, что им осталось. Не имея шансов на победу в открытых столкновениях с голландцами и англичанами, португальцы стали поборниками безопасности морей и свободы торговли. Все чаще жертвами пиратства становились их собственные "корабли, потому что новые пираты (особенно голландцы) оказались куда более сильными, целеустремленными и беззастенчивыми.
Метод выдачи лицензий на право свободного прохода по морю, придуманный португальцами, был развит и усовершенствован голландцами и англичанами. Однако индийский или арабский корабль, даже получивший такую лицензию от голландцев, не был в безопасности при встрече с голландским пиратом. Английские же и португальские лицензии вообще никаким уважением голландцев не пользовались. В первой половине XVII века сильнейшими в Индийском океане были именно голландцы, они и творили суд и расправу.
Страдали от этого их конкуренты, в том числе англичане. В первой половине XVII века английская Ост-Индская компания была еще слаба и плохо организована. Правительство то оказывало ей поддержку, то обращало благосклонное внимание на другие компании или поддерживало свободных торговцев. Фактории и поселения англичан охранялись хуже, чем португальские и голландские, и англичане должны были из-за этого более других заигрывать с враждующими между собой восточными властителями. Если же случались открытые столкновения с голландцами, то англичане либо сразу отступали, либо терпели поражение. Яркое тому подтверждение - судьба английской фактории на Амбоне, которую голландцы в 1623 году разрушили, а ее персонал - десять англичан и одиннадцать японцев - казнили.
Голландцы пытались достичь той же цели, что и португальцы - создать монополию на пряности. Но если португальцы подходили к этому довольно примитивно - они выкачивали из Азии все что могли, не слишком заботясь о будущем, то голландцы были представителями уже другой эпохи. Рождался капитализм, и его законы диктовали некоторые особенности поведения голландцев. Добиваясь монополии, они при этом понимали, что не в их интересах вывозить в Европу неограниченное количество товаров. Пример Миддльтона и Ланкастера, заваливших перцем английский рынок, был весьма наглядным. Пряности должны были поступать в таком количестве, чтобы, перепродавая их в Европе, голландцы могли поддерживать цены на достаточно высоком уровне. При этом надо было добиться и того, чтобы конкуренты не могли привезти в Европу те же товары и тем самым сбить цены на них на биржах Амстердама и Антверпена. И потому голландское пиратство было главным образом антипортугальским и антианглийским.
В первую очередь следовало избавиться от европейских конкурентов, а для этого надо было полностью захватить центр пряностей - Молуккские острова - и контролировать поступление товаров у самого истока. Борьба за острова шла с переменным успехом, потому что португальцы уже успели там укрепиться. Голландцы захватывали и уничтожали португальские корабли, стремились вытеснить португальцев из их опорных пунктов.
В 1600 году первый голландский корабль добрался до берегов Японии, и Нидерланды вступили в борьбу с португальцами у дальнего форпоста их торговли.
26 сентября того же года жители самого восточного из португальских торговых центров - Макао на территории Южного Китая - увидели на горизонте паруса. В тот год кораблей из Гоа не ожидалось, и потому тревожно зазвонили колокола в доминиканских монастырях и иезуитской коллегии. Ополчение местных фидалго, привыкших к частым тревогам, собиралось на набережной. Среди ополченцев было много негров: рабы португальцев обычно участвовали в отражении вражеских нападений. А тем временем ценное добро переносили в стоявшую на холме иезуитскую коллегию, считавшуюся цитаделью города.
Корабли оказались голландскими. Они попали в бурю, которая унесла их в сторону от пункта назначения, и потому решили держать курс на Кантон. Однако вместо Кантона они увидели вдруг "большой город, раскинувшийся перед ними, весь построенный в испанском стиле". На кораблях догадались, что это Макао, множество слухов о богатстве которого достигало Нидерландов, но увидеть который пока не удавалось ни одному голландцу.
Голландский адмирал решил рискнуть. Он спустил на воду галеру, и она пошла к берегу под большим белым флагом. Однако капитан-майор дом Пауло да Португал решил в переговоры не вступать. Только что до Макао дошли вести о том, что голландцы напали на остров Тидоре (кстати, одним из кораблей эскадры, приблизившейся к Макао, командовал Якоб ван Нек, руководивший этим нападением). Слухи о зверствах голландцев по отношению к португальским поселениям и кораблям также были слишком упорны, чтобы их игнорировать. Поэтому навстречу галере вышли вооруженные лодки, без особого труда захватившие ее и одиннадцать голландцев в плен. На следующее утро самый маленький из кораблей эскадры неосторожно приблизился к внутренней гавани и также был захвачен. Пришлось голландцам после безуспешных попыток вернуть пленников уйти. Так, пожертвовав двадцатью матросами и офицерами, голландцы узнали последнюю из главных тайн португальцев на Востоке - их базу торговли с Японией.
А в Макао состоялся суд над двадцатью голландскими пленниками. Сегодня трудно судить, много ли пиратов было среди голландцев. Но важно, что семнадцать из них сознались в том, что занимались пиратством и участвовали в нападениях на португальские корабли.
Всех сознавшихся в пиратстве приговорили к смерти. Затем к ним в камеры были допущены иезуиты, которые обещали помилование в случае, если голландцы перейдут в католицизм. Пленные не знали, что за несколько месяцев до того в Манильской бухте в плен к испанцам попало тринадцать голландских моряков с корабля Оливера ван Ноорта. Все тринадцать были обвинены в пиратстве и приговорены к смертной казни. Всем иезуиты обещали жизнь за обращение в католичество и всем после этого обращения отрубили головы.
То же самое случилось и с голландцами в Макао. Несмотря на переход в католицизм, их казнили, а иезуиты направили торжествующее письмо в Гоа, приплюсовав казненных к общему числу "обратившихся к истинной вере".
Ответ голландцев не заставил себя ждать. Вот что пишет хронист Макао о событиях 1603 года: "30 июля года шестьсот третьего, между одиннадцатью часами и полуднем, в город Макао прибыла сиамская джонка и принесла новости, что прошлым мартом каррак из Китая, который шел в Малакку, захвачен голландцами в Сингапурском проливе. И в тот же самый вечер каррак, который должен был уйти из Китая в Японию, подвергся нападению двух кораблей и бота, тех же самых врагов Христа, которые вошли в самый порт Макао и взяли на абордаж каррак без сопротивления, так как никого не было на борту, а все находились на берегу, готовясь к погрузке. И от этих двух прискорбных известий граждане Макао потеряли все свое имущество, которое как раз и находилось на этих кораблях, и все они попали в должники к японцам, так как купили там много товаров в кредит, и все португальцы оказались в таком положении, когда можно было просить милостыню".
Захват португальского каррака в Малаккском проливе в октябре 1602 года английскими и голландскими кораблями
Каррак, взятый в результате отчаянного пиратского набега в бухту Макао небольших кораблей "Эразм" и "Нассау", был нагружен тысячью четырьмястами тюками шелка, не говоря ужо о прочих ценных товарах. Каррак "Санта Катарина", захваченный голландцами близ Сингапура, имел водоизмещение в тысячу пятьсот тонн. Общая сумма, вырученная за груз "Санта Катарины" на торгах в Амстердаме, достигла трех с половиной миллионов гульденов. На борту каррака было столько китайского фарфора, что китайскую посуду еще много лет называли в Голландии карраковым фарфором.
Протесты, которые вызвало в Португалии это пиратское нападение, разнеслись так широко, что на следующий год директор голландской Ост-Индской компании заказал известному юристу Гуго Гроциусу трактат о призовом праве, который оправдывал бы захват "Санта Катарины" и продажу ее добра. Глава из этого труда была опубликована в 1609 году под названием "О свободном море" и послужила основанием всех последующих законов о судоходстве в открытом море.
Голландские капитаны основное внимание обращали на карраки из Макао - они были для них не менее желанной добычей, чем манильские галионы для англичан. В последующие годы захватить каррак им не удавалось, хотя в 1605 году голландскому адмиралу ван Варвику попался в бухте Патани корабль с богатым грузом, шедший из Макао в Малакку. В том же году голландцы захватили все португальские форпосты на Молукках, и спасла положение лишь испанская эскадра с Филиппин. Это был один из немногих случаев, когда уния Португалии и Испании помогла португальцам. Куда чаще она приносила им вред: ведь голландцы оправдывали свои нападения на португальцев тем, что они борются с Испанией.
На следующий год голландский адмирал Корнелис де Йонг в союзе с раджей Джохора осадил Малакку, но взять ее не смог. Малакку защищали португальский гарнизон и отряд японских авантюристов. Япония официально оставалась в стороне от борьбы, шедшей в Южных морях, но группы молодых воинов часто поступали наемниками к португальцам или их врагам. Осаду удалось снять эскадре, пришедшей из Гоа. После этого голландские корабли ушли к Тернате и в 1607 году отвоевали у испанцев часть острова.
Можно до бесконечности продолжать перечисление сражений, названий голландских, испанских, английских и португальских кораблей, набегов и засад. Каким бы ни был исход каждого из столкновений в отдельности, в целом Португалия и Испания терпели поражение, а голландцы и англичане постепенно, год за годом, укрепляли свои позиции.
Нападение голландцев на Макао в 1622 году можно считать таким же пиратским набегом, как нападение Моргана на Панаму или Дрейка и Кавендиша на города Тихоокеанского побережья. Однако цели, которые преследовали голландцы, были в данном случае более широкими: они стремились не только разграбить склады и дома португальцев, но и лишить их, если удастся, крупной восточной базы на торговом пути в Японию.
Еще в 1614 году голландский колониальный деятель Ян Питерсзон Кун направил директорам Ост-Индской компании доклад, в котором призывал выделить средства и флот для нападения на Манилу или Макао. Отмечая, что это можно будет сделать с помощью японских наемников, Кун подчеркивал, что в случае успеха голландцы расколют надвое иберийскую колониальную империю и получат в руки "богатство и товары Китая, к которым стремится весь мир".
В Батавии полагали, что захватить Макао можно будет без особого труда - ведь удалось же в 1603 году похитить каррак прямо из бухты этого города. Было известно, что Макао не укреплен и даже не окружен стеной. Впрочем, для гарантии успеха голландцы обратились за помощью к англичанам, с которыми в этот момент не было открытой войны. Представитель английской Ост-Индской компании Роберт Кокс также направил в Европу меморандум, в котором следующим образом оправдывал выгоды совместного голландско-английского набега: "Совершенно ясно, что с малой опасностью для нашего флота мы можем взять и ограбить Амакон (Макао) в Китае, который населен португальцами. Город не окружен стенами. Король Китая этого им не позволяет, как не позволяет и строить укрепления и ставить пушки на бастионах... на этот счет я советовался с Президентом и Советом в Джакарте, и, если бы не то, что у меня только два небольших корабля "Бык" и "Носорог", я мог бы сам совершить туда набег в этом году и захватить 17 галиотов, которые стояли на якоре в Макао, из которых два, направлявшихся в Японию, были полностью нагружены..."
В конце 1621 года произошло событие, ускорившее набег да Макао. У берегов Малакки голландцы захватили торговый галиот, на котором находился сундук с секретной перепиской между капитан-майором Макао и вице-королем Гоа. Жалобы капитан-майора на отсутствие гарнизона и укреплений, содержавшиеся в его письмах, были последним аргументом, склонившим голландцев к походу.
Голландско-английская эскадра, во главе которой был поставлен голландский адмирал Рейенсен, состояла первоначально из восьми кораблей (половина их имела водоизмещение в пятьсот тонн и более), вооруженных двумя сотнями орудий. Кун был доволен. Он даже написал директорам, что сожалеет, что не сможет возглавить лично "столь великолепную экспедицию".
В инструкциях, которые были даны Куном адмиралу Рейенсену, говорилось: "Макао всегда был открытым городом без гарнизона, который, хотя там и есть несколько слабых фортов, можно легко взять десантом в тысячу или полторы тысячи солдат и превратить в крепость, которую мы могли бы защищать против всего мира". Важно отметить, однако, что инструкции адмиралу предусматривали и отказ от захвата Макао, если обстоятельства окажутся неблагоприятными. В таком случае он должен был захватить Пескадорские острова (Пэнху-ледао), а если китайцы будут возражать против первой или второй акции или не захотят передать голландцам монополию на торговлю, то адмиралу предписывалось блокировать китайское побережье, захватывать, грабить и уничтожать все без исключения китайские корабли, а захваченные команды отсылать в Батавию и продавать в рабство. Кун был убежден, что таким путем он подчинит себе не только португальские крепости, но и весь Китай, ибо, как он полагал, "китайцы не способны прислушаться к соображениям разума, но преклоняются перед грубой силой".
Чтобы увеличить силы нападавших, Кун приказал голландской эскадре, которая дежурила у Манилы, перехватывая и грабя испанские корабли, отрядить несколько судов Рейенсену. В этих условиях отпадала надобность в услугах двух уже упоминавшихся английских кораблей, с которыми договорились раньше и которым очень хотелось принять участие в грабеже Макао. В отношении их Рейенсену были даны такие инструкции: если англичане захотят участвовать в боях, разрешить, однако на берег их ни в коем случае не допускать. Макао должен был стать голландским, и делиться добычей с англичанами голландцы не намеревались.
Слухи о большом набеге обгоняли эскадру, и по дороге - в Малаккском проливе и у вьетнамских берегов - к ней приставали все новые корабли. Эскадра увеличивалась. К Рейенсену присоединилась даже "вольная" пиратская джонка с пятьюдесятью японцами и сиамцами, которых также включили в десант.
В пути шли последние приготовления. Голландские солдаты и матросы десанта были разделены на три отряда по двести человек в каждом. Эти отряды - красный, синий и зеленый - получили соответствующие по цвету повязки на рукава и знамена. Каждому отряду были приданы артиллерия, лекарь, носильщики пороха. Отдельно действовали японцы, сиамцы и малайцы.
У входа в бухту Макао поджидали еще четыре корабля. Правда, на следующий день выяснилось, что два английских корабля участвовать в боях отказываются. Когда Рейенсен призвал на борт их капитанов и сообщил, что им позволено лишь бомбардировать Макао, но сходить на берег нельзя, англичане заявили, что предпочитают держать нейтралитет. Это была единственная возможность "сохранить лицо" и в то же время не покидать поле боя. Английские капитаны были оскорблены, потому что считали себя инициаторами столь легкой и прибыльной экспедиции.
22 июня адмирал выслал на берег разведку, которая должна была пробраться в китайские кварталы и узнать, можно ли рассчитывать на помощь китайцев. Но кварталы были пусты. За день до этого все китайское население Макао - более десяти тысяч человек - покинуло город, обреченный на разграбление, и скрылось в соседних холмах.
На следующее утро три голландских корабля начали обстрел португальской батареи, расположенной у входа в бухту. Было разрушено несколько домов, но подавить батарею не удалось. Голландские матросы кричали защитникам батареи, что завтра они войдут в город, изнасилуют всех женщин и перебьют всех мужчин. Естественно, такие заявления не вызывали у португальцев желания сдаться на милость победителей. На церквах звенели колокола, миссионеры надевали под рясы панцири и кирасы. Вечером, когда бомбардировавшие батарею корабли присоединились к эскадре, на ней начался фейерверк, запели трубы, начали бить барабаны - шел пир по случаю завтрашней победы. В ответ на это капитан-майор Макао Лоно Сарменто де Карвало приказал начать празднества на набережной, "чтобы враг понял, что у нас куда больше оснований радоваться, ввиду того, что господь Бог осыпает нас куда большими милостями, чем наших противников". Впрочем, надежда на бога не помешала капитан-майору в сопровождении офицеров и нескольких иезуитов объехать ночью посты и отдать распоряжения об особой охране мест возможной высадки.
Утром голландцы возобновили бомбардировку форта, однако и на этот раз действовали неудачно. Один из голландских кораблей был настолько поврежден огнем береговой батареи, что команде пришлось его покинуть. Но эта маленькая победа португальцев прошла почти незамеченной. В разгар артиллерийской дуэли восемьсот десантников на тридцати двух шлюпках и ботах под прикрытием корабельных пушек начали высадку на пляже у северо-восточной окраины города. Для того чтобы португальцы не могли прицельно стрелять по лодкам, голландцы устроили дымовую завесу; несколько лодок с бочками влажного пороха было выслано вперед, и черный дым покрыл воду у берега.
Против восьмисот нападавших, которыми командовал находившийся в их рядах адмирал Рейенсен, в неглубокой траншее разместились с заряженными мушкетами сто пятьдесят португальцев - почти все защитники города. Капитан-майор, пригибаясь, пробегал вдоль траншеи, повторяя приказ не открывать огня, пока голландцы не приблизятся.
Мушкетный залп встретил голландцев уже на берегу. И один из первых выстрелов ранил в живот самого адмирала. Командование принял следующий по старшинству капитан; потеряв сорок человек, голландцы захватили траншею и продолжали наступление. Однако португальцы не были разбиты: они успели вовремя покинуть позиции и в порядке отступили к городу.
Голландцы наступали стройными рядами под прикрытием огня корабельной артиллерии, и казалось, ничто уже не остановит их наступление. Но тут на их пути оказался ручей, в котором в мирное время обычно стирали белье. Как раз до этого ручья могли долетать ядра из цитадели Макао - иезуитской коллегии. Цитадель еще не была достроена, но иезуиты установили на ее стенах большую бомбарду и приготовились к бою весьма тщательно. Пушкарем у иезуитов был известный португальский математик (также иезуит) падре Иеронимо Ро, и это, возможно, сыграло роковую роль в судьбе голландского десанта. Математику удалось послать ядро так метко, что оно угодило в бочку с порохом, которую предусмотрительные голландцы несли с собой. Взрыв произошел в самом центре передового отряда.
Потрясенные числом жертв, голландцы остановились; после краткого совещания их командиры не решились штурмовать португальскую позицию в лоб, а повернули к холму, который господствовал над этой частью города. Однако в бамбуковой роще на их пути засели тридцать португальцев и около ста негров-рабов. Огонь, который они открыли по приблизившимся голландцам, был столь эффективен, что те вновь остановились.
Прошло уже три часа с начала боя. Жара стояла в тот день страшная. Голландцы были в касках, кожаных колетах, высоких сапогах, а некоторые - еще и в металлических кирасах. Конца бою не предвиделось, а десант был не ближе к городу, чем три часа назад. Снова состоялось совещание командиров, и был избран целью атаки еще один холм. Создавалось впечатление, что голландским командирам нужна хоть какая-нибудь победа.
Но и второй холм оказался защищенным. Прячась за камнями, португальцы и их рабы наносили такие тяжелые потери карабкавшимся на холм голландцам, что те все чаще поглядывали на берег, где маячили шлюпки и мучился на раскаленном песке бездействующий резерв. Несколько минут весы боя покачивались в равновесии. Однако тут к защитникам холмов присоединились португальские артиллеристы, которых прислал командир батареи. Поняв, что перестрелка с голландскими кораблями никакого влияния на оборону города не оказывает, он снял половину пушкарей, раздал им мушкеты и приказал идти на помощь своим. Пушкарей было всего пятьдесят, но они подоспели в решающий момент. Увидев свежий отряд, капитан-майор Лопо Сарменто де Карвало поднял свою смешанную армию, больше половины в которой составляли рабы и монахи, и бросил ее вниз, на уставших врагов.
Несмотря на большое численное превосходство, которое все еще имели голландцы, они были разбиты наголову. Разгром был усугублен гибелью в этот момент очередного голландского командующего и тем, что матросы в шлюпках, увидев бегущих в панике солдат, поспешили отгрести от берега, боясь, что беглецы потопят лодки. Погибло больше трехсот голландцев. Торжествующие победители добивали пленных - шел к закату день святого Иоанна Крестителя, и монахи кричали: "Пленных не брать! Пусть этот день будет кровавым крещением для еретиков!" Погибло семь голландских капитанов. Нельзя не отметить важную роль, которую в последней стычке сыграли рабы. Благодарные им за это, португальцы прямо на пляже, среди убитых голландцев и в виду последних шлюпок, спешивших к кораблям, отпускали рабов на волю.
В письмах, которые Кун и оставшиеся в живых голландские командиры слали в Амстердам, говорилось, будто победили голландцев не португальцы, а "орды диких негров", якобы многократно превосходившие численностью голландский десант. Сообщения, которые посыпались из Макао в Гоа и Лиссабон, зачастую также были далеки от правды. Каждая из участвовавших в обороне партий пыталась доказать, что именно ей принадлежит заслуга победы над голландцами. Особенно грызлись иезуиты и доминиканцы, которые вообще всегда враждовали между собой в Макао. Впрочем, и те и другие были едины, когда пытались доказать, что настоящий организатор обороны, капитан-майор Карвало, вообще ничего, кроме ошибок, в тот день не совершил. Враги Карвало ссылались даже на то, что мать капитан-майора - "мавританка, дочка черного мавра и еврейки - все об этом знают в Макао". Однако правительство Португалии не приняло во внимание столь роковые генетические огрехи старой сеньоры де Карвало, все пять сыновей которой были выдающимися военачальниками Португальской империи, и даже, назло всем клеветникам, наградило капитан-майора орденом Христа - высшим орденом Португалии. Как бы подытоживая многолетний спор о том, кто же победил голландцев, английский историк Боксер привел характерное высказывание французского маршала Жоффра, который на вопрос, кто выиграл битву на Марне в первой мировой войне, ответил: "Нельзя сказать наверняка, кто ее выиграл, зато, если бы она была проиграна, можно сказать с уверенностью, что виновником был бы объявлен я". То же относится и к капитан-майору.
А пока в Амстердам и Лиссабон шли донесения о случившемся, голландская эскадра, не повторяя попыток захватить Макао, приступила к выполнению резервного плана. Был высажен десант на Пескадорские острова, и началась тотальная пиратская война против китайской морской торговли. Два года озлобленные поражением голландцы грабили и топили китайские джонки, а моряков вывозили в Батавию, где продавали в рабство. На счету у голландской эскадры тысячи жизней ни в чем не повинных людей и сотни потопленных кораблей. Выгоду же из всего этого извлекли сидевшие в Пекине иезуиты, политика которых сводилась к частому повторению слов: "Мы же вас предупреждали".
Наконец, отрицательный эффект пиратской войны стал сказываться во всей Юго-Восточной Азии, ибо торговый мир Южных морей и Индийского океана был сложным и взаимосвязанным механизмом. Однако засевшие у Пескадор голландцы, естественно, не смогли уничтожить все судоходство в Южных морях и тем более не могли заставить своих противников добровольно передать им монополию на торговлю. Скоро обнаружилось, что выгоды от пиратской деятельности голландцев получают португальцы и англичане, так как практически все государства Южной Азии были озлоблены против голландцев и стали поддерживать их соперников.
Малакка за несколько лет до захвата ее голландцами в 1641 году
Среди критиков пиратской политики были и голландцы. Фактор из Хирадо доносил в Амстердам, что если уж нет никаких шансов победить таким образом, то лучше торговать, чем грабить. И даже адмирал Мартинус Сонк, сменивший так и не оправившегося от ран адмирала Рейенсена, послал в Амстердам достаточно откровенный доклад, послуживший одним из надгробных камней на могиле имперской политики Куна: "Наши предыдущие действия у китайских берегов настолько восстановили против нас всю страну, что нас теперь в этих краях все поголовно считают только убийцами, грабителями и пиратами... Наши действия были очень жестоки и бесчеловечны, и мое мнение заключается в том, что нам никогда не добиться торговли с Китаем этими способами. Я хотел бы, чтобы мы никогда не приближались к китайскому берегу и чтобы Ваше Превосходительство получило бы действительные сведения о силе и намерениях китайцев, а также о ситуации в этих местах, прежде чем отправлять из Батавии адмирала Рейенсена... Теперь нам придется долго искупать эти и другие ошибки и преступления, прежде чем о них забудут и наша Компания сможет пожать желанные плоды китайской торговли".
История, о которой будет рассказано ниже, достаточно известна, а обилие жертв делает ее в какой-то степени исключительной. Но герои этой саги XVII века типичны, и их поступки - лишь доведение до абсурда той политики голландцев в Азии, примеры которой мы уже видели.
"Батавия" была одним из самых больших кораблей Ост-Индской компании - ближайшими аналогами ее можно считать португальские карраки. В начале 1629 года она вышла из Амстердама, имея на борту шестьсот пассажиров и членов команды, а также важные грузы и крупные суммы денег. Среди пассажиров "Батавии" были чиновники и купцы, их семьи, отряд солдат. Губернатор Нидерландской Индии Кун ждал прибытия "Батавии" с нетерпением. Ему нужен был скорый и решительный перелом в войнах, которые голландцы вели с индонезийскими владетелями, было необходимо резкое увеличение доходов, на отсутствие которых уже несколько лет жаловались пайщики Компании.
Командовал "Батавией" капитан Якобс, но действительным начальником экспедиции был старший фактор и доверенное лицо совета Компании Франциск Пелсерт, который отвечал за сохранность груза и ценностей на сумму более двухсот тысяч гульденов.
Идея захватить ценный корабль возникла, очевидно, и у капитана Якобса, и у многих из его подчиненных: уж очень соблазнительной была добыча. Капитан корабля, вероятно, не собирался стать после этого профессиональным пиратом, а предполагал перейти на службу к португальцам. Пелсерт подозревал капитана в опасных замыслах, но прямых улик не имел. Рассчитывать на команду он в такой ситуации не мог, зато в его распоряжении было тридцать солдат, из которых десять были французскими наемниками, а также несколько служащих Компании. На стороне капитана были второй компанейский фактор и суперкарго Иероним Корнелис, старший боцман и большинство матросов. Часть команды предпочитала до поры до времени держать нейтралитет.
Осуществление заговора осложнялось тем, что заговорщики решили после выхода в Индийский океан отстать от эскадры и затеряться в океане. Пелсерт не скрывал, что не доверяет капитану, и настоял на том, чтобы ночная вахта состояла из преданных Компании людей. Но вскоре после того, как корабли обогнули мыс Доброй Надежды, Пелсерт свалился в лихорадке, и капитану удалось провести свой план: в тумане "Батавия" оторвалась от эскадры.
Обнадеженные болезнью Пелсерта, заговорщики решили отложить переворот до того момента, когда фактор умрет. Неизвестно, насколько болезнь Пелсерта была действительной, а насколько - дипломатической: каждый вечер ему становилось так худо, что он не надеялся пережить ночь, но по утрам принимал доклады офицеров, хотя и не покидал постели. Так прошли две недели. Вот-вот могли показаться берега Явы, и это побуждало заговорщиков к действию. Но люди Пелсерта были начеку, а часть экипажа, как мы уже говорили, предпочитала соблюдать нейтралитет. Тогда решено было пойти на провокацию.
На корабле находилась состоятельная голландская дама Корнелия Лукреция Янс, которая ехала в сопровождении служанки Жанте к своему мужу в Батавию. Капитан Якобс еще в начале путешествия обратил на нее внимание, но дама отвергла все его ухаживания; тогда капитан переключил свои усилия на ее служанку и быстро добился взаимности. Теперь Иероним Корнелис должен был распустить среди матросов слух, что Лукреция Янс ведьма, и подговорить их вымазать ее дегтем. (Ревнивый капитан даже предложил изрезать ей лицо бритвой, но Корнелис его от этого отговорил.) Расчет был на то, что Пелсерт вынужден будет принять суровые меры против матросов, которым поручена эта операция. Тогда за матросов вступятся остальные члены экипажа - между солдатами Пелсерта и моряками отношения были натянутыми.
Вечером, когда Пелсерт лежал у себя в каюте, матросы во главе со старшим боцманом ворвались в каюту Лукреции (дверь была не заперта - об этом позаботилась Жанте) и вытащили ее на палубу. Надругавшись над Лукрецией, они затем вымазали ее дегтем и грязью. Священник, оказавшийся поблизости, бросился к Пелсерту. Тот поднялся с постели и вызнал стражу. Но к тому времени, когда он добрался, поддерживаемый помощниками, до палубы, солдаты уже разогнали матросов, а пассажирки помогли Лукреции вернуться в каюту.
⇦ Ctrl предыдущая страница / следующая страница Ctrl ⇨
МЕНЮ САЙТА / СОДЕРЖАНИЕ