Я создала и активно наполняю телеграм-канал "Перець". Здесь лучшие карикатуры из журнала, начиная с 1922 года.
Заходите, подписывайтесь: https://t.me/cartalana
МОЖЕЙКО И.В. (КИР БУЛЫЧЕВ) "В ИНДИЙСКОМ ОКЕАНЕ" (очерки истории пиратства в Индийском океане и Южных морях (XV-XX века)), 1971
Пелсерт не сомневался, что капитан, несмотря на свое картинное возмущение происшедшим и клятвенные обещания строго наказать матросов, является зачинщиком всей этой истории. В ту же ночь Пелсерт пригласил трех верных офицеров на совет. На палубе, требуя утопить ведьму, шумели матросы. Арестовать их значило сыграть на руку капитану, оставить безнаказанными - подорвать дисциплину, придать заговорщикам уверенность.
Пелсерт не успел прийти к какому-либо решению. Той же ночью "Батавия" налетела на рифы у небольшого архипелага, состоящего из скал и голых песчаных островков, в нескольких десятках миль от северного берега Австралии. Можно предположить, что капитан сознательно сошел с курса, чтобы не попасть к Яве: слишком уж велика была эта ошибка.
Якобс сообщил Пелсерту, что немедленной опасности кораблю нет и что он продержится на поверхности по крайней мере до утра, однако пассажиров и солдат предложил перевезти на берег. Первую спущенную шлюпку разбило волнами о борт, за места в других шла драка. Наконец спустили благополучно шлюпку, в которую поспешили сойти Пелсерт и его офицеры; вслед за ними на берег отправился капитан. Старшим на тонущем корабле Якобс оставил Корнелиса. Пока матросы, разбив бочонки с вином, пировали, Корнелис поднял люк в полу каюты Пелсерта и спустился в кладовую, где хранились деньги и драгоценности. Там он взломал сундуки, надел на шею массивную золотую цепь, украшенную изумрудами, и позвал матросов. Те в восторге набивали монетами карманы. Это входило в планы Корнелиса. Теперь матросы были связаны круговой порукой, так как совершили одно из самых серьезных преступлений - запустили руку в казну Компании.
Не ведая о том, что творится на борту "Батавии", Пелсерт приказал обследовать островок в поисках воды. Воды на острове не оказалось. Была послана шлюпка на соседний клочок земли, также оказавшийся безводным. Тогда несколько солдат, сколотив плот, поплыли к большому острову, видневшемуся на горизонте.
Поняв, что расправиться с Пелсертом сейчас нельзя (тот все время находился в окружении верных людей), капитан Якобс предложил ему отправиться на поиски воды на боте. План Якобса заключался в том, чтобы убить Пелсерта, как только остров скроется из виду, а самому отправиться на боте к Яве. Там он должен был сообщить, что "Батавия" погибла, а Пелсерт остался сторожить грузы. Следующим шагом было получить в Батавии корабль для спасения грузов и людей и привести его к месту катастрофы, где Корнелис должен был все подготовить для его захвата. Потом можно будет забрать золото и отправиться в плавание.
План был связан с определенным риском, но ему нельзя было отказать в определенной логике и шансах на успех. Впрочем, Пелсерт, соглашаясь плыть с Якобсом, также надеялся как можно скорей добраться до Явы. Его беспокоила судьба сундуков с деньгами, а поиски воды были только предлогом.
Команду бота подбирали капитан и старший боцман. Пелсерту команда не понравилась: он узнал среди матросов знакомые по инциденту с Лукрецией Янс лица. Под предлогом малочисленности экипажа бота Пелсерт взял с собой двух верных офицеров и пятерых солдат. Это не нарушило планов капитана, потому что у него на боте было пятнадцать верных людей.
На счастье Пелсерта, по пути им встретился возвращавшийся с большого острова плот с десятью солдатами. Несмотря на протесты Якобса, Пелсерт приказал солдатам перейти в бот. Так рухнули планы капитана.
На большом острове воды не нашли, да, видно, и не очень старались найти. Бот тут же пошел на север, к Яве. В пути Якобс и не пытался убить Пелсерта. Охрана была надежна, и капитану пришлось смириться. Он даже начал заигрывать с Пелсертом, уверяя его, что не имел злых умыслов.
Путешествие до Явы оказалось невероятно трудным. Они прошли в открытом, переполненном людьми боте более полутора тысяч миль. В двух днях пути от Батавии бот повстречался с кораблем "Саардам" из эскадры, сопровождавшей "Батавию" до мыса Доброй Надежды.
В Батавии Пелсерт тут же направился к губернатору и доложил ему о случившемся и о своих опасениях. В тот же день были арестованы боцман и матросы, виновные в нападении на Лукрецию Янс. Капитана Якобса арестовывать не стали, но сообщили ему, что он находится под следствием по подозрению в подготовке мятежа и пиратского захвата корабля. Однако доказать это было пока невозможно, так как против капитана не было улик, а имелись лишь показания Пелсерта. Пелсерт же мог обвинять капитана в заговоре, чтобы оправдать свое бегство. Кстати, Пелсерт получил от губернатора строгий выговор за то, что не пресек бунт в самом начале, а затем скрылся с места гибели корабля, оставив команду и пассажиров без начальника.
Пелсерт сообщил, что подозревает капитана в намерении захватить спасательное судно, как только оно приблизится к месту крушения, поэтому Якобса в спасательную экспедицию не взяли. В команду "Саардама" включили водолазов для подъема груза и отряд солдат; Пелсерта поставили во главе экспедиции.
Через пятьдесят дней "Саардам" подошел к месту катастрофы. На островке, где Пелсерт оставил потерпевших кораблекрушение, никого не было, однако с "Саардама" увидели столб дыма, поднимающийся над большим островом. Направились туда. Навстречу выскочила лодка, в которой было четыре человека. Двое гребли; двое, раненные, лежали на дне. В одном из гребцов Пелсерт узнал солдата Хейса; поднявшись на борт корабля, тот сообщил, что на "Саардам" готовится нападение, что власть на островах находилась до последнего дня в руках Корнелиса, но сейчас перешла к некоему Лоосу...
Хейс не успел закончить рассказ, как показался большой плот с двумя десятками человек, увешанных драгоценностями и разодетых словно на маскарад. Плот приблизился к "Саардаму". По знаку Пелсерта Хейс спрятался. Пелсерт сам подошел к борту и спросил у людей на плоту, где все остальные. Ему ответили, что все на дальнем острове, где нашли воду и устроили лагерь. На вопрос с плота, где капитан Якобс, Пелсерт ответил, что он остался в Батавии.
Убедившись, что на "Саардаме" готовы к бою, Пелсерт неожиданно для пассажиров плота приказал им сдаться. Те попытались было отойти от борта, но после предупредительного выстрела побросали оружие. Их связали, и "Саардам" направился к малому острову, где остальные мятежники ждали, когда их сообщники приведут захваченный корабль. Взяв под стражу и этих, стали искать остальных потерпевших крушение. И велико было изумление Пелсерта и голландцев с "Саардама", когда они узнали, что из сотен пассажиров "Батавии" - чиновников, купцов, женщин, детей - в живых осталось только сорок.
Из допросов мятежников и бесед с оставшимися в живых пассажирами удалось выяснить, что произошло за три с небольшим месяца, миновавшие со дня ухода бота...
Первые три недели прошли мирно: в устройстве жилищ, поисках воды и перевозе с обломков "Батавии" кое-какого добра. Потерпевшие крушение избрали совет, во главе которого встал Иероним Корнелис. Именно он через три недели начал проводить в жизнь план, задуманный им совместно с капитаном Якобсом.
4 июля один из солдат украл бочонок вина и напился пьяным. Корнелис потребовал смертной казни для провинившегося. Совет отказал ему, но Корнелис настаивал, ссылаясь на инструкции, якобы оставленные Пелсертом. Совет продолжал сопротивляться, тогда Корнелис разогнал его и собрал новый, из послушных ему людей. Солдата казнили. На следующий день Корнелис отправил на поиски воды плот, а в команду включил десять верных матросов и четырех солдат, которым не доверял. Через несколько часов плот возвратился, и матросы доложили новому совету, что, к несчастью, все четыре солдата утонули.
Так началось истребление пассажиров "Батавии". Вскоре для этого была выработана простая процедура. Намеченную жертву отправляли куда-нибудь в сопровождении двух-трех верных людей и одного "нейтрала". Возвратясь, они докладывали, что с их спутником случилось несчастье - упал со скалы или утонул в море. Исполнителем приговора всегда назначали "нейтрала". Если он отказывался, его самого тут же убивали, если соглашался, то становился одним из членов пиратской шайки, ибо кровавая порука связывала крепче денег или клятв.
Как-то в палатку к Корнелису вбежал юнга и сообщил ему, что видел, как два матроса только что на берегу убили третьего. Корнелис выслушал мальчика и сказал своему помощнику: "Успокой ребенка". Матрос вывел юнгу и одним ударом заколол его.
Пока шли первые убийства, Корнелис приказал привести к нему в палатку Лукрецию. Двенадцать дней она отказывалась стать любовницей диктатора острова. Тогда Корнелис решил показать ей, что шутить не намерен. Помощник Корнелиса притащил в его палатку сына одного из солдат и, на глазах у Лукреции перерезав ему горло, объявил ей, что, если она будет упрямиться и дальше, ее ждет та же участь. Сам же Корнелис в это время ужинал в соседней палатке с отцом и матерью мальчика и поднимал тосты за их здоровье и здоровье их сына.
Лукреция сдалась.
Постепенно пираты перестали таиться. Однажды Корнелис пригласил на ужин священника и его старшую дочь, приглянувшуюся одному из матросов. В это время несколько человек вошли в палатку, где оставалась жена священника и три его младшие дочери, и всех задушили. Когда пираты вернулись и доложили, что приказание исполнено, Корнелис велел священнику отправляться домой, а старшую его дочь тут же передал матросу.
С каждым днем на острове оставалось все меньше людей. И здесь действовал таинственный закон страха, который через сотни лет заставлял людей послушно собираться в гетто и верить в то, что именно их помилуют; закон страха, который позволял подлецам всех времен безнаказанно истреблять свои жертвы, даже если последних было намного больше, чем преступников. Люди старались убедить себя, что жертвы пиратов в самом деле тонут или падают со скал, а если кого-то казнят на глазах у всех, значит, человек заслуживает казни. Безнаказанность преступлений делала Корнелиса и его помощников все более наглыми. Они уже верили в то, что никто не посмеет объединиться против них, и изобретали убийства одно страшнее другого, чтобы окончательно запугать и без того покорных пассажиров. Однако случилось непредвиденное: эскалация безумств натолкнулась на сопротивление. И это было началом конца пиратского ада. Несколько десятков человек, решивших не сдаваться пиратам, смогли выстоять.
Солдат Хейс, впоследствии добравшийся на шлюпке до "Саардама" и предупредивший Пелсерта, во время самого разгара убийств был на большом острове, где с несколькими товарищами искал воду, в которой всегда ощущался недостаток. Он уже собирался вернуться обратно, когда ночью через пролив переплыл юнга и рассказал солдатам, что чудом спасся от Корнелиса, который всех убивает. Оружия у Хейса и его друзей не было, но на острове с каждым днем собиралось все больше людей. Все, в ком еще теплились человеческое достоинство или хотя бы воля к жизни, переплывали пролив на плотиках, на бревнах, а то и просто вплавь и присоединялись к Хейсу и его товарищам. Когда этих людей стало более тридцати, они поняли, что не сдадутся Корнелису и будут с ним сражаться.
Наступил день, когда на острове, где правил Корнелис, остались только пираты и несколько женщин, да еще священник, полностью деморализованный и во всем покорный пиратам, умоляющий лишь об одном - чтобы не убивали его последнюю дочь. В это время Корнелис узнал, что на маленьком островке по соседству нашли убежище десятка два женщин и юнг. В тот же день пираты снарядили туда карательную экспедицию и перерезали всех обитателей островка. Один из участников этой расправы впоследствии рассказал, что среди жертв была беременная женщина. Увидев ее, помощник Корнелиса отвел ее в сторону и сказал: "А ведь тебе, милая, придется тоже умереть". Женщина бросилась ему в ноги, умоляя не губить еще не родившегося ребенка. Пират вонзил ей в грудь кинжал.
Обшарив весь островок, пираты нашли трех юнг, спрятавшихся в кустах. Их взяли с собой и придумали изысканную казнь: тот из них, кто выкинет за борт товарищей, останется в живых. Один юнга оказался сильнее своих товарищей, и ему сохранили жизнь.
Наконец пираты заметили, что над большим островом поднимается столб дыма, и поняли, что там тоже скрываются беженцы. С их ликвидацией надо было спешить: ведь со дня на день Якобс должен был привести спасательный корабль и обитатели большого острова могли предупредить его команду об уготованной ей судьбе.
Корнелис знал, что на острове есть несколько мужчин, и потому решил прибегнуть к хитрости. Он высадился на берег в сопровождении телохранителей и предложил спустившимся с холма Хейсу и его помощнику перейти на сторону пиратов, обещая сохранить им жизнь. Хейс отказался. Тогда Корнелис приказал своему телохранителю застрелить Хейса. Но тот не успел вскинуть мушкет, как из-за скалы вышло более двадцати мужчин. Корнелис испугался, так как не ожидал встретить здесь столько людей, способных дать отпор. Он стал отступать к воде, уверяя Хейса, что пошутил и не желал сделать ничего плохого. Но ему никто не поверил. Солдаты набросились на телохранителей Корнелиса и перебили их, самого же Корнелиса связали и увели с собой. Остальные пираты, наблюдавшие за событиями с плота, не пришли на помощь своему вождю, а поспешили обратно к своему острову, избрали "императором" матроса Лооса и, вооружившись, начали готовить штурм большого острова.
Судьба почти безоружных защитников острова была предрешена. Вооруженные пираты медленно вытесняли их в холмы, но тут Хейс увидел паруса "Саардама" и успел отплыть на лодке ему навстречу.
Несколько дней водолазы доставали с "Батавии" сундуки с ценностями, которые не успели захватить мятежники. Одновременно с этим шел суд над пиратами. Большинство из них быстро во всем сознались, только Корнелис вел себя на допросах упрямо и лишь под пытками давал показания. Пелсерту важнее всего было добиться, чтобы Корнелис назвал вдохновителем заговора капитана Якобса, и эти показания он в конце концов получил.
Корнелиса и еще семерых пиратов повесили. Двоих высадили без пищи и воды на берегу Австралии, и они стали, таким образом, первыми европейскими колонистами на материке и положили начало традиции посылать туда преступников. Остальных пиратов приговорили к различным наказаниям: протаскивали под килем, пороли плетьми, но оставили в живых, потому что Голландии были нужны матросы и солдаты. Правда, по возвращении в Батавию губернатор пересмотрел приговор, и еще нескольких пиратов повесили уже там. Причем юнги, как несовершеннолетние, должны были тянуть жребий, кому умереть на виселице, а кому получить двести плетей, что тоже было равнозначно смерти.
Хейс был произведен в прапорщики, остальные защитники большого острова получили не в зачет двухмесячное жалованье. Лукреция Янс, муж которой, не дождавшись ее прибытия, скончался от болезней, вскоре вышла замуж снова. Капитан Якобс был заключен в тюрьму; дальнейшая его судьба неизвестна. Пелсерт, так и не вернувший себе расположения Компании, погиб через год в одном из походов. Деньги и грузы, поднятые с "Батавии", пошли на закупку пряностей и ведение войн.
Пиратские действия голландцев породили ненависть к ним во всех странах Южной и Юго-Восточной Азии. Этим нередко пользовались их конкуренты, в первую очередь англичане, заключавшие выгодные торговые соглашения с местными правителями. Бывало, однако, и так, что репрессии за голландское пиратство обрушивались на англичан. В 1623 году, например, индийские власти в Сурате опечатали склады основанной там английской фактории, заключили под стражу президента Компании и всех факторов, и тем пришлось провести в тюрьме семь месяцев.
С тех пор жизнь и имущество англичан в Сурате и других факториях все время находились под угрозой. А когда англичанам все же удалось доказать, что они не имеют отношения к пиратству голландцев, опасность возникла с другой стороны.
В 1630 году, перед самым заключением мира с Францией и Испанией, король Англии Карл I направил в Красное море военный корабль "Морской конек" под командованием капитана Квейла с заданием захватывать корабли и грузы Испании и других стран, которые не состоят в союзе с Англией. Это государственное предприятие должно было не столько повредить испанцам, сколько пополнить казну Англии - память о богатой добыче Дрейка и Кавендиша не давала покоя английскому королю. Пикантность ситуации заключалась, однако, в том, что в Красном море не было, да и не могло быть, испанцев, корабли которых в Индийский океан почти не заходили; не могло там быть и французов, которые появились в этих водах значительно позже. Поэтому вопрос о том, кто является союзником Англии, а кто - нет, должен был решаться капитаном Квейлом на месте.
Добыча капитана была невелика, но среди захваченных им кораблей было индийское судно с Малабарского побережья. Как только весть о его захвате дошла до Сурата, факторам Ост-Индской компании предложили оплатить стоимость захваченных грузов, ибо индийцы вполне резонно разницы между коммерческими начинаниями английского короля и его подданных не видели. Англичане в Сурате были вынуждены внести требуемую сумму, после чего начали бомбардировать Лондон жалобами, в которых намекали, что в их интересы не входит оплата пиратских развлечений короля Великобритании.
Дурной пример, однако, оказался заразительным. Через несколько лет постельничий короля Эндимион Портер снарядил на паях с двумя лондонскими торговцами - Бонеллом и Кайнстоном - два корабля, для которых получил корсарские патенты. Эти корабли должны были захватывать грузы всех кораблей, которые не находятся в союзе и дружбе с Англией. На всякий случай господин постельничий постарался, чтобы снаряжение этих кораблей прошло в тайне от лондонского сойота Ост-Индской компании. У него были основания полагать, что этот поход совету не понравится.
В апреле 1635 года корабли отплыли в направлении Красного мори. Один из них потонул у Коморских островов, зато второй сумел ограбить два индийских корабля, принадлежавших Великому Моголу. На одном из этих кораблей оказалось много товаров и денег, которые и были захвачены, несмотря на то что у капитана ограбленного корабля имелся пропуск английской Ост-Индской компании, дававший право на свободное плавание.
Вести об этом быстро достигли Сурата, и английские торговцы, перепуганные перспективой нового тюремного заключения, срочно отправили к Красному морю компанейский корабль "Лебедь", который настиг пиратов. После короткого боя пираты выкинули белый флаг, однако с награбленными товарами расставаться не пожелали и привезли их в Лондон, где они были проданы с большой прибылью для постельничего и его компаньонов.
Ост-Индская компания обратилась к королю с жалобой, уверяя его, что урон, понесенный Компанией, наносит вред интересам Англии. Король был крайне раздосадован происшедшим и обещал направить Великому Моголу письмо с объяснениями. Пользуясь официально высказанной точкой зрения его величества, Компания тут же обратилась в адмиралтейский суд. Правда, господин постельничий не был упомянут в списке ответчиков - иск был вчинен Бонеллу и Кайнстону. Бонелл, почуяв неладное, сбежал во Францию. Кайнстона арестовали и посадили в тюрьму. Члены совета Компании уже потирали руки, полагая, что им вернут награбленное, но тут особым королевским указом торговец был выпущен из тюрьмы, дело прекращено, и король заявил, что сам лично займется им на досуге. Досуга у него для этого так и не нашлось.
Тем временем Компании пришлось вновь вступить в борьбу с постельничим Портером. Оказалось, что он, обрадованный успехом пиратской экспедиции, пошел дальше: основал ассоциацию по торговле в Ост-Индии, то есть нарушил монополию Ост-Индской компании. И пока члены совета пытались с помощью придворных интриг убрать соперника, они узнали, что сам король внес десять тысяч фунтов стерлингов в начинание Портера. Впрочем, от короля, чья борьба за абсолютную власть и весьма неразумная политика послужили одной из причин английской буржуазной революции, вряд ли можно было ждать иного.
Четыре корабля были снаряжены и посланы новой ассоциацией в Индийский океан. А еще через несколько недель стало известно, что опасения Ост-Индской компании более чем обоснованны: два индийских корабля были остановлены и ограблены пиратской шайкой, которая действовала от имени короля Англии в индийских водах. Более того, команды и пассажиры кораблей были подвергнуты страшным пыткам, чтобы узнать, где спрятаны драгоценности.
Представители Ост-Индской компании в Сурате еле успели запрятать подальше деньги, как оказались в тюрьме. На этот раз они провели там два месяца и отпущены были только после уплаты в казну Сурата ста семидесяти тысяч рупий и клятвенного обещания уважать индийское судоходство.
Лишь начало гражданской войны в Англии и свержение Карла положили конец безрассудному государственному пиратству.
Обстановка в Индийском океане в середине XVII века лучше всего раскрывается в записках путешественников той поры, для которых господство голландцев естественно, португальское могущество уже забыто, а англо-французское соперничество еще неизвестно. Примером могут служить несколько эпизодов из книги Яна Стрейса, того самого голландского парусного мастера, который пустил в оборот легенду о Стеньке Разине и персидской княжне. Он совершил три больших путешествия, побывал в России, был в рабстве в Персии, видел Мадагаскар и Батавию. Стрейс - человек сродни Дампиру, о котором речь пойдет дальше. Для него важны две стороны путешествия - нажива и описание своих приключений, причем неизвестно, что важнее. В XVIII-XIX веках Кук и Крузенштерн будут довольствоваться жалованьем, положенным им правительством, однако в XVII веке жалованье, как таковое, никого не устраивает. Каждый европеец стремится извлечь из путешествия на Восток выгоду, он мечтает о богатстве. И нелишне отметить, что те из путешественников, которые отличались развитым воображением, литературными талантами и наблюдательностью, реже других обретали богатство.
Причину, заставившую Стрейса отправиться в путешествия, он излагает в своей книге следующим образом: "Подобно тому как с отчаяния человек нередко становится монахом или солдатом, так детское упрямство и распущенность часто толкают на бесчестные дела или создают страстных путешественников; к числу последних принадлежу и я. Отец обучил меня ремеслу парусному делу - и охотно оставил бы меня при себе; но так как он наказал меня однажды за какое-то озорство, то я сбежал и без долгих разговоров отправился путешествовать... Я нанялся младшим парусным мастером на "Св. Иоанна Крестителя", тогда мне было 17 лет, и я много не думал о том, куда поеду и надолго ли".
В феврале 1647 года корабль, на котором плыл Стрейс, вошел в гавань Генуи, разгрузился, и моряки получили расчет. Корабль был тут же куплен генуэзцами, которые снарядили его и еще одно судно в дальнее плавание - одну из немногих попыток итальянцев вернуть себе былое торговое могущество. Корабли были снабжены порохом, припасами и военным снаряжением из расчета на трехлетнее плавание. На обоих кораблях остались их голландские команды и капитаны; помимо этого, как пишет Стрейс, на кораблях "были итальянцы, в том числе несколько бандитов".
Экспедиция собиралась втайне. Не знали, куда они поплывут, и матросы, и парусный мастер Ян Стрейс.
Путешествие продолжалось долго. Выйдя из Средиземного моря в Атлантику, пошли вдоль Африки к югу, иногда подходя к берегу и спуская шлюпки, чтобы набрать воды. В бухте Сьерра-Леоне командир экспедиции Ян Маас решил, что местный вождь требует слишком высокую плату за фрукты, дрова и воду. "Такое бесстыдство побудило нашего командира Яна Мааса искать средства захватить короля в свои руки. Он послал за ним лодку и велел сказать ему, чтобы он явился на судно, где он будет одарен по его желанию. Неосторожный дикарь, когда ему сделали подобное предложение, не мешкая, тотчас же сел со своей свитой в лодку... Король, взойдя на корабль, сразу побежал в каюту в надежде получить большие дары, но ему поднесли железные прутья, какие применяются в тюрьмах, сковали руки и ноги и упрятали вместе с четырьмя спутниками. У него был понурый вид, тем более что командир, указывая на его вероломство, грозил его повесить, что и сделал бы, если бы шкипер Генрик Кристианс не отсоветовал этого по многим причинам. Однако же командир приказал выбросить короля за борт через кухонное оконце... После этого, чтобы доказать, что у него хватит смелости высадиться на берег без разрешения, командир отправил на берег две лодки с таким количеством стрелков, чтобы они, невзирая ни на что, достали воды и нарубили дров, сколько нужно. Затем командир, считая, что месть еще не доведена до конца, приказал нам разнести их изгороди и дома и сжечь поселок, что и было приведено в исполнение с большой быстротой. Увидев это, король поспешно собрал около тысячи лодок, половина их была нагружена пучками сухой рисовой соломы... Мы не сочли благоразумным ждать, пока явится это дикое полчище".
С такими вот "невинными развлечениями" шло это путешествие - обычный торговый рейс обычного европейского корабля. Но как только обогнули мыс Доброй Надежды, действие всех законов, применявшихся на морях Европы, кончилось. Теперь можно было не только грабить и убивать "туземцев", но и захватить корабль и уйти в пираты либо просто присвоить его добро, а затем наняться на службу к португальцам. Такая возможность была тем заманчивей, что принадлежность кораблей была необычной. Итальянцы в Индийском океане никакими правами не пользовались. Захват голландского или английского корабля мог вызвать гнев соответствующей Ост-Индской компании и даже снаряжение экспедиции для поимки преступников. Но кто воспылает гневом по поводу захвата корабля генуэзцев? Голландцы и англичане будут только довольны.
Поэтому командиру эскадры, если он намеревался сохранить лояльность по отношению к своим нанимателям, надо было вдвойне внимательно следить за возможным брожением на борту кораблей. Тем более что Мадагаскар, у которого корабли остановились, и в это время и через сто лет оказывал странное влияние на моряков - его вид почему-то усиливал в них пиратские наклонности.
Первым не выдержал шкипер меньшего из кораблей - Гармен Фоогт. Неожиданно умер капитан корабля. Это устраивало Фоогта, который теперь имел возможность, как только корабли выйдут в море, без труда захватить судно - ведь он остался на нем старшим. Но совет корабля решил иначе. Капитаном судна назначили Кристианса, а Фоогту велели занять место штурмана на флагманском корабле.
Это было крушением всех его планов. В растерянности он заявил, что останется на своем корабле и в повышении не заинтересован. Тут же он покинул совет, вернулся к себе на корабль и приказал поднять из трюма пушки и изготовиться к бою. На рассвете Фоогт объявил себя пиратом, а чтобы ни у кого по оставалось в этом сомнения, поднял красный пиратский флаг.
Едва успев стать командиром, Фоогт совершил роковую ошибку. Обнаружив, что его корабль не успел запастись водой, он, чтобы но терять времени, послал за водой на шлюпках чуть ли не половину команды. Эти шлюпки были перехвачены Кристиансом, а затем флагман подошел вплотную к пиратскому кораблю. Гармен Фоогт испугался боя и, предложив пойти на мировую, сам прибыл на борт флагмана. Но командующий эскадрой не был склонен прощать. Как только Фоогт вступил на борт, его на глазах у всех схватили и заковали в кандалы. Матросы с пиратского корабля кричали, что, если их командира не освободят, они будут драться до последнего. Фоогта не освободили, матросы еще некоторое время покричали, да и сдались. Их перемешали с матросами большого корабля, и только Фоогта оставили в кандалах до возвращения в Геную, чтобы там отправить его на галеры.
Подавление пиратского бунта и последующие действия эскадры задержали отход с Мадагаскара, и потому корабли добрались до Суматры лишь в июне 1649 года. Там выменяли и купили некоторое количество перца. Далее Стрейс пишет с эпическим спокойствием: "В этом месте мы захватили две китайские джонки, весь народ с них спрыгнул в море, за исключением женщины, которую изнасиловали и обесчестили итальянцы, а офицеры ничего не смогли сделать, чтобы помешать этому".
Затем новый эпизод: "28-го мы снялись с якоря и по пути снова овладели двумя китайскими джонками, нагруженными перцем, сандаловым деревом, камфарой и прочим".
Далее: "29-го мы прибыли в Индрапуру, где закупили свежих припасов. Мы рассчитывали захватить здесь еще несколько джонок, но обманулись, ибо они уже уплыли".
Из этих деловитых заметок участника рейса вырисовывается типичная картина торговой экспедиции европейцев середины XVII века. Если можешь - торгуй, если есть возможность - забирай все бесплатно. Если ты уступаешь в силе противнику - беги или сам становись жертвой.
И генуэзские корабли стали жертвой более сильных пиратов раньше, чем успели как следует набедокурить в Индийском океане.
Уже 2 июля они встретили в море голландскую эскадру из четырнадцати судов и после переговоров (а ведь командовали генуэзскими кораблями голландцы) сдались в плен. Интересно замечание Стрейса о тем, что "матросы ничего не имели против этого решения. Среди них после восстания на Мадагаскаре не было единодушия, а, напротив, продолжалась старая вражда; они ежедневно осыпали друг друга бранью и тяжелыми обвинениями; в этой вражде они так надоедали друг другу, что охотно расстались бы, и чем скорее, тем лучше, и теперь к этому представился удобный случай. Так голландский флот захватил хороший улов без малейшего сопротивления".
В Батавии голландцев отвели на гауптвахту, а иностранцев оставили на борту. Потом итальянцы ушли на португальском корабле в Гоа и там нанялись на службу к католическому королю, а гамбуржцы и другие отправились домой либо остались в Батавии. Тем временем кто-то (Стрейс полагает, что один из бандитов, опасавшийся разоблачения) отравил командира Яна Мааса. Впрочем, голландцев недолго держали на гауптвахте: через две недели им приказали написать смиренные прошения генерал-губернатору с извинениями за то, что служили католикам. После окончания этой комедии всем им заплатили жалованье и мобилизовали на службу Компании. Таким образом, захват генуэзских судов принес голландцам двойную выгоду. Они получили хорошие корабли с большим запасом продовольствия и оружия и увеличили более чем на сто человек свои силы в Нидерландской Индии. Уже 15 января следующего года парусный мастер Ян Стрейс взошел на палубу компанейского корабля "Черный медведь" и отправился на нем в Сиам.
К концу XVII века от былого могущества Португальской империи остались только следы, но следы эти были весьма заметными. Португальцы контролировали громадные территории - Бразилию, Анголу, Мозамбик, сохраняли важные базы - Гоа, Макао, Тимор и многие другие. Португальские корабли продолжали пересекать моря, и воспоминание о славе великой державы влекло многих молодых людей из обедневшей и попавшей на задворки европейской политики Португалии в ее колониальные форпосты, превратившиеся в своеобразный, колоритный мир. В этом мире сохранялись средневековые обычаи и правы, в нем царствовали иезуиты и доминиканцы, а заговоры и интриги занимали куда больше места, чем в других мирах, ибо мир этот, все более замыкавшийся в себе, отсталый и во многом нелепый, законсервировался в XVI веке и остался таким чуть ли не до наших дней.
Португальцы все чаще начинают искать счастья на службе азиатских монархов. В бирманской, сиамской и других восточных армиях португальские наемники становятся почти обязательной составной частью, а португальские авантюристы нередко пускаются в самостоятельные предприятия. Де Бриту основывает собственное "царство" на юге Бирмы; Тибао становится "королем" пиратского острова Сандвип в Аракане...
Следующий небольшой эпизод может служить иллюстрацией жизни в португальских владениях начала XVIII века. И пусть он будет эпилогом к повествованию, начавшемуся с походов Диаша и Васко да Гамы...
Антониу де Альбукерки Коэло, родившийся в 1682 году, был сыном португальского вельможи Антониу де Альбукерки де Коэло де Карвало и мулатки из Пернамбуко Ангелы де Барриос, происхождение которой было "сомнительным и туманным". Правда, ничего удивительного в этом не было, потому что незаконнорожденных детей у португальских вельмож было множество, и постепенно даже самым строгим ревнителям чистоты крови пришлось научиться закрывать глаза на все увеличивающуюся долю туземной крови в жилах португальской аристократии. Так приходилось расплачиваться за поддержание империи. Это не исключало расовой непримиримости тех же вельмож, когда дело шло о недругах и покоренных.
Антониу получил образование в Португалии, стал капитаном морской пехоты и в этом качестве прибыл в Макао на борту корабля, который попал в шторм и был настолько поврежден, что ему пришлось встать в порту на длительный ремонт.
Офицеры фрегата сошли на берег, сняли там дома и зажили бурной жизнью средневековых фидалго и охотников за деньгами, соблюдая при этом видимость религиозности, ибо в Макао не последнюю роль играли иезуиты. Они торговали и обогащались не менее светских дельцов, боролись за власть с доминиканцами и старались держать в узде всю колонию.
Антониу де Альбукерки, любивший подчеркивать свое мифическое родство с давно умершим великим адмиралом, стал одним из светских львов Макао и через некоторое время начал охоту за приданым, собственницей которого была сирота девяти лет от роду по имени Мария да Моура. Юный возраст сироты не спасал ее от борьбы за ее руку. Главными претендентами были герой нашего рассказа Антониу де Альбукерки и лейтенант королевского фрегата дом Энрике да Норон. Оба были бедны, настойчивы и кичились знатным происхождением. Невеста тем временем играла в куклы.
Женихи вскоре стали центром интриги, охватившей весь город. На стороне лейтенанта дома Энрике была богатая и властная бабушка девочки, а также доминиканцы, на стороне Антониу - командир фрегата, епископ Макао и иезуиты. Борьба была позиционной до тех пор, пока Антониу с помощью верных друзей не украл Марию из дома и не помолвился с ней в церкви св. Лаврентия.
После помолвки девочку отвезли домой и сдали бабушке. Казалось, можно праздновать победу. Но бабушка призвала на помощь другого жениха, и начался второй акт драмы.
Через две недели на капитана Антониу, ехавшего верхом по улице Макао, было совершено покушение. Выстрел из мушкета, правда не очень меткий, был сделан из-за угла негром, в котором Альбукерки узнал раба своего соперника. Капитан бросился за негром, но догнать его не смог: в стене услужливо отворилась дверь, впустила негра и закрылась на щеколду, как только в нее стал ломиться капитан морской пехоты. Тогда Антониу снова вскочил на коня. И тут же из окна второго этажа раздался еще один выстрел. Стрелял уже сам лейтенант дом Энрике, который оказался лучшим стрелком, чем его раб, и раздробил Антониу кость руки выше локтя. Еле держась в седле, Антониу поскакал к францисканскому конвенту, надеясь найти там убежище. У ворот конвента Антониу настиг еще один раб лейтенанта, но Альбукерки уклонился от пули и, упав у дверей, был спасен от подбегавших с обнаженными шпагами друзей Энрике благочестивыми монахами, верными слугами епископа. Капитан корабля в тот же вечер прислал Антониу охрану, и поэтому все попытки людей Энрике проникнуть за стены конвента провалились. На некоторое время война затихла.
Но рука жениха не заживала. Она распухла, и от боли Антониу не мог заснуть. Ни городской хирург, ни лекарь с фрегата не могли помочь ему. Настоятель конвента приказал готовить раненого к принятию святых даров. Невесте бабушка сказала, что она больше никогда не увидит Антониу и может начать готовиться к новой свадьбе. Девочка плакала и не хотела играть в куклы. Ей больше нравился смуглый и красивый дядя Антониу, чем злой лейтенант, которого расхваливала бабушка.
В эти дни в Макао пришел корабль английской Ост-Индской компании, и иезуиты обратились к находившемуся на нем корабельному врачу, обещая, что орден хорошо оплатит его услуги, если он спасет жизнь Антониу де Альбукерки. У ордена были основания противиться успеху лейтенанта Энрике.
Осмотрев больного, врач передал иезуитам, что спасти жизнь Антониу, у которого уже началась гангрена, может лишь немедленная ампутация руки. Португальские врачи отказались помогать английскому коллеге. Иезуиты сообщили о своем согласии. Антониу попросил подождать с операцией до вечера и послал раба с запиской к Марии. В записке, написанной под его диктовку монахом, он спрашивал невесту, сможет ли она стать женой однорукого фидалго. Лучшие рыцарские традиции были соблюдены. Мария, которая не умела еще писать, сообщила жениху в ответной записке, что она выйдет за него замуж, даже если у него не будет обеих ног. Эта записка была написана тем же иезуитским монахом, который написал и отнес письмо Антониу. В хроники, которые велись монахами в Макао, была вставлена назидательная история о верности возлюбленных, обрученных католической церковью. А в городе распевали песенку:
Она не пригожа
Ни ликом, ни станом,
Но деньги девице
Красавца достанут.
Однако борьба еще не была окончена. Бабушка обратилась в сенат города с просьбой о защите против Антониу, который намеревается похитить и увезти на фрегате ее внучку. Сенат был в растерянности. Узнав о его заседании, капитан фрегата высадил на берег десант, окруживший здание сената и дом бабушки. А когда сенат все-таки осмелился удовлетворить просьбу бабушки о защите, сам епископ потребовал пересмотра дела.
Моряки с фрегата обшаривали город в поисках дома Энрике, и тому пришлось спрятаться в доминиканском конвенте. Город был расколот на враждующие фракции. Свободные от борьбы монахи писали в Гоа и Лиссабон кляузы, но послать их не могли, потому что капитан фрегата на всякий случай блокировал порт и не позволял кораблям покидать Макао.
Губернатор города приказал взять штурмом доминиканский конвент, но доминиканцы успели переправить Энрике в дом папского легата, который находился в Макао.
Борьба продолжалась до тех пор, пока в августе 1710 года Антониу не обвенчался с девочкой. Венчание чуть не сорвалось, потому что за истекший год у Альбукерки появился новый и весьма опасный соперник - Франсишку Лейите, который решил убить Антониу перед самым венчанием. Заговор не удался, потому что Франсишку по ошибке устроил засаду не перед той церковью, в которой проходило венчание; когда же он бросился по правильному адресу, оказалось, что Альбукерки уже успел окружить церковь отрядом моряков и солдат. Пока в храме шла торжественная церемония, у его дверей стояли с обнаженными мечами и заряженными мушкетами два враждебных отряда. К тому моменту, когда венчание закончилось, моряки уже отогнали наемников Франсишку. Антониу спокойно проследовал к себе домой. Так и кончилась война за богатую сироту.
Семейная жизнь капитана де Альбукерки продолжалась четыре года. В 1712 году у Марии родилась дочь, которая через неделю умерла, а еще через два года - мальчик. После родов умерла сама Мария. Она умирала под звуки барабанов, свирелей и китайских гонгов: Антониу по случаю рождения наследника устроил большой пир, и у дверей его дома шло представление китайской оперы. Гремели пушки с цитадели Сао Паулу до Монте, сверкали огни фейерверка. В разгар праздника к губернатору прибыл посланец от Антониу с просьбой прекратить салют: четырнадцатилетняя жена господина Антониу де Альбукерки, ставшего с помощью ее приданого одним из богатейших людей в Макао, скончалась.
Враги Антониу тем временем слали вице-королю в Гоа жалобы и доносы. Наконец, в 1715 году последовал приказ арестовать вдовца и прислать его для суда в Гоа. Очевидно, в прошедшие годы Антониу занимался пиратством, потому что вице- король Гоа после следствия издал постановление, что Антониу виновен "в тираническом поведении не только по отношению к жителям Макао, но также к иностранным подданным, которые желают торговать с этим портом". К счастью для Антониу, вице-короля вскоре сменили. Новый вице-король, связанный с иезуитами, не только полностью оправдал де Альбукерки, но и назначил его губернатором Макао.
Так Антониу де Альбукерки стал губернатором Макао в был не худшим из губернаторов этой колонии.
⇦ Ctrl предыдущая страница / следующая страница Ctrl ⇨
МЕНЮ САЙТА / СОДЕРЖАНИЕ